Горгона вскидывает голову, как будто пытаясь увидеть солнце, которого здесь не было.
— И что случилось?
Безвольно висящие змеи падают одна на другую.
— Когда жрицы Ордена спали, я воспользовалась чарами, которые применяла к врагам. Я зачаровала свой народ, погрузила горгон в транс. И превратила их в камни, а потом они стали падать на мой меч. Я убила их всех, не пощадив никого. Даже малых детей. Мое преступление быстро раскрыли. И поскольку я была последней из горгон, ведьмы не стали меня казнить. Вместо того они заперли меня вот в этом корабле. И в итоге я потеряла и свободу, и свое племя, и надежду.
Горгона открывает глаза, и я отворачиваюсь, боясь взглянуть ей в лицо теперь, когда мне стала известна правда.
— Но ты изменилась, — шепчу я. — Разве не так?
— В природе скорпиона — жалить. И если у него нет такой возможности, это не значит, что он не может этого сделать.
Змеи оживают, хнычут, и горгона успокаивает их и убаюкивает, мягко покачивая головой.
— До тех пор, пока я остаюсь в этом корабле, мне ничто не грозит. Это и мое проклятие, и мое спасение.
Она обращает ко мне желтые глаза, и я невольно отвожу взгляд.
— Вижу, мой рассказ в конце концов изменил твое мнение обо мне, — говорит горгона с легкой грустью.
— Это неправда, — возражаю я, но голос звучит фальшиво.
— Тебе бы лучше вернуться на вечеринку. Там ведь твои подруги, и вроде бы им довольно весело.
Горгона со скрипом опускает борт, и я спускаюсь на берег, в легкие брызги света, летящие со стороны замка.
— Я некоторое время тебя не увижу, высокая госпожа, — говорит горгона.
— Почему? Куда ты отправляешься?
Краем глаза я вижу, как она величественно поворачивает голову в сторону темного неба Зимних земель.
— Далеко, вниз по реке, дальше, чем я бывала. Так что в случае чего я не смогу подоспеть. Ты должна сама поберечь себя.
— Да, понимаю, — отвечаю я. — Я ведь держу в себе всю магию.
— Нет, — поправляет она. — Ты должна поберечь себя потому, что мы не можем тебя потерять.
Глава 32
На следующее утро, сразу после завтрака, мы с Энн удираем в прачечную.
— Я спать не могла, думая о нашем сегодняшнем приключении, — говорит она. — Может быть, сегодня вся моя жизнь изменится.
Я немалую часть последних дней потратила на то, чтобы усовершенствовать наш план поездки в театр. Фелисити смастерила письмо от своей «кузины» Нэн Уошбрэд, которая якобы просит нас провести с ней день в Лондоне, и миссис Найтуинг разрешила.
— Как ты думаешь, это поможет? — спрашивает Энн, закусывая губу.
— Это прежде всего зависит от тебя самой. Ты готова? — спрашиваю я.
Энн расплывается в широчайшей улыбке.
— Еще как!
— Хорошо. Начнем.
Мы работаем вместе, магия течет между нами. Я ощущаю волнение Энн, ее нервозность, ее необузданную радость. От этого я чувствую себя будто слегка пьяной, я безудержно хихикаю. Когда я открываю глаза, Энн как бы колеблется передо мной. Она меняет облики, как девочка, примеряющая разные наряды. Наконец она останавливается на образе, который искала, Нэн Уошбрэд возвращается. Она кружится на месте в новом платье, атласном, цвета индиго, отделанном кружевом по вороту и подолу. У горла красуется драгоценная брошь. Волосы стали темными. Они заколоты высоко на голове, как у величественной леди.
— Ох, как приятно снова стать Нэнси! Как я выгляжу? — спрашивает Энн, похлопывая себя по щекам, рассматривая свои руки, платье.
— Как кто-то такой, кому просто положено быть на сцене, — отвечаю я. — А теперь давай испытаем твои драматические таланты.
Нэн Уошбрэд входит в школу, и ее провожают в гостиную, где с ней начинает любезную беседу миссис Найтуинг, которой и в голову не приходит, что ее модно одетая гостья на самом деле — Энн Брэдшоу, бедная ученица на стипендии. Мы с Фелисити едва сдерживаем язвительный смех.
— Это просто чудо, — говорит Фелисити, хихикая, пока мы ждем поезда. — Она так и не заподозрила ничего. Ни разу. Ты одурачила саму директрису, Энн! И если уж это не придаст тебе уверенности при встрече с мистером Кацем, то и ничто не поможет.
— Который час? — спрашивает Энн, наверное, в двадцатый раз после того, как мы покинули вокзал Виктория и едем на встречу.
— На пять минут позже, чем было, когда ты спрашивала в последний раз, — ворчу я.
— Но я ведь не могу опоздать. В письме мисс Тримбл это особенно подчеркнуто.
— Ты и не опоздаешь, потому что мы уже на Стрэнд-стрит. Видишь? Вон там — Гайети.
Фелисити показывает на величественный фронтон здания прославленного мюзик-холла.
Из театра выходят три прекрасные молодые леди. Их невозможно не заметить, потому что их шляпы украшены броскими плюмажами, на девушках длинные черные перчатки и самые модные платья, на корсажах красуются целые букеты цветов.
— Ох, это актрисы из Гайети! — восклицает Энн. — Они — самые замечательные хористки в мире!
Действительно, мужчины восторженно пялятся на троицу, но девушки, в отличие от миссис Уортингтон, похоже, не ставят себе целью подобное признание. У них есть работа, у них есть собственные деньги; они идут по улице так, словно весь мир принадлежит им.
— Когда-нибудь люди будут говорить: «Эй, посмотрите-ка, это ведь идет сама великая Энн Брэдшоу! Как она хороша!» — говорю я Энн.
Энн так и эдак поправляет брошь у горла.
— Только в том случае, если я не опоздаю на встречу.
Держа в руках листок с адресом, мы продвигаемся по Стрэнд-стрит в поисках места назначения. Наконец мы отыскиваем непримечательную дверь, и на наш стук выходит долговязый юноша в свободных брюках с подтяжками, без жилета, зато в шляпе-котелке. В зубах зажата сигарета. Он окидывает нас усталым взглядом.
— Могу быть чем-то полезен? — спрашивает он с американским акцентом.
— Д-да, мне назначена встреча с мистером Кацем.
Энн протягивает ему письмо.
Молодой человек просматривает листок и распахивает дверь.
— Вы точно вовремя. Это ему понравится. — Он понижает голос. — Мистер Кац за опоздание снижает жалованье. Кстати, меня зовут Чарли Смоллз. Рад встрече.
Чарли Смоллз улыбается щербатой улыбкой, и его узкое лицо оживает. Это такая улыбка, на которую невозможно не ответить, и я рада, что именно этот юноша встретил нас первым.
— Вы актер? — спрашивает Энн.
Он качает головой.
— Композитор. Ну, по крайней мере, надеюсь им стать. В настоящее время я аккомпаниатор.
Он снова улыбается, широко и тепло.
— Волнуетесь?
Энн кивает.
— Не стоит. Сюда. Я вас провожу. Добро пожаловать в Тадж-Махал, — шутит он, обводя широким жестом скромную комнату.
В одном ее углу стоит пианино. Висит занавес, который заставляет предположить, что за ним скрывается сцена. Здесь несколько темновато, единственный источник света — маленькое окно, сквозь которое видны ноги лошадей и колеса экипажей, катящих по улице. В слабом свете танцует пыль, вызывая желание чихнуть.
— Черт побери!
Жилистый мужчина с тонкими усами врывается в комнату. На нем простой черный костюм, в руке он держит карманные часы.
— Чарли! Где это проклятое письмо от Джорджа?
— От мистера Шоу, сэр? На вашем письменном столе.
— Хорошо. Шикарно.
Чарли откашливается.
— К вам тут молодая леди, сэр. Мисс Нэн Уошбрэд.
Настенные часы отбивают два удара, и мистер Кац прячет свои часы в карман.
— Ужасно. Просто жуть. Рад с вами познакомиться, мисс Уошбрэд. Лили говорила, что вы — соискательница… Ладно, взглянем, не ошиблась ли она насчет вашего таланта.
Мистер Кац трясет мою руку, пока я не начинаю вибрировать с головы до ног.
— А кто эти очаровательные леди?
— Ее сестры, — отвечаю я, отбирая руку.
— Сестры, ну и ну! Это ее школьные подруги, Маркус. И я бы на твоем месте присматривала за своим бумажником.
Это в комнату влетела мисс Лили Тримбл, в изумрудно-зеленом платье, которое плотно облегает все ее изгибы и выпуклости. На плечи актрисы наброшена накидка, отделанная мехом. Лили падает в кресло, которое кажется удобнее других, стоящих в этой комнате.
— Не стоит особо нервничать, Нэнни. Он ведь не Генри Ирвинг.
— Генри Ирвинг, — ворчит мистер Кац.
Он сердится при упоминании имени самого известного актера-антрепренера. Но ведь нет более прославленной персоны в театральном мире, королева Виктория даже посвятила его в рыцари.
— Этот старый сноб слишком носится со своей профессией, но я предпочитаю делать то, что нравится публике. Водевиль! Танцующие девушки и популярная музыка — вот чего хотят люди, и именно я им это даю!
— Нельзя ли поговорить об этом позже, Маркус? — говорит Лили Тримбл, доставая из сумочки маленькое зеркальце.
