Фея задевает крылышком щеку Вэнди. Вэнди резко вздыхает и прижимает к щеке ладонь. Фея хихикает.
— Прекрати! — рявкаю я, и она отлетает в сторону.
— Я не хочу причинять неприятности, — бормочет Вэнди, опустив голову.
Я беру ее за руку.
— Она будет делать то же, что и все мы.
Фея хмурится.
— Слишком опасно.
— Вэнди, останешься здесь, — командует Бесси.
— Но мне хочется пойти, — говорит девушка. — Мне хочется узнать, откуда доносятся те крики…
— Она будет нас задерживать, — говорит Пиппа так, словно бедной девушки и нет рядом.
— Или мы идем все вместе, или не идем вообще, — твердо заявляю я. — А теперь мне необходимо переговорить с моими спутницами. Эй! Без тебя!
Существо трепещет блестящими крылышками, зависнув в воздухе над нами. В ее глазах ненависть, но фея отлетает на несколько футов в сторону, продолжая наблюдать за нами.
Я оглядываю всю компанию. Да, выглядим мы пестровато: фабричные девушки в новых нарядах, Бесси с длинной палкой в руках, Пиппа в королевском плаще, мы с Энн — в ночных пеньюарах и Фелисити в кольчуге, с мечом наготове.
— Мы не знаем, можно ли доверять этому светлячку-переростку, поэтому всем быть настороже, — говорю я. — Запоминайте дорогу, потому что может так оказаться, что выходить обратно придется самим. Ну что, все готовы?
Фелисити поглаживает свой меч.
— Вполне!
— Я уже устала ждать, смертная красотка! — жалуется Золотые Крылышки. — Сюда!
Мы выходим из надежного укрытия синего леса и пересекаем поросшую лозой равнину, направляясь к Зимним землям. Вдали встают из тумана, как некое предостережение, высокие зубчатые ворота. Мы не можем видеть, что скрывается за ними, видны только клубящиеся, свивающиеся жгутами серые тучи стального оттенка. Я несу факел, который соорудила из прутьев и магии. Он бросает яркое пятно света. Фея сидит у меня на плече. Крошечные коготки на ее ногах и руках впились в халат, и я надеюсь, что тонкая ткань убережет меня от того, чтобы крошечное существо изрезало кожу в лоскутья.
Стена, отделяющая Пограничные земли от Зимних, представляет собой внушающее страх сооружение. Она высока, как собор святого Павла, и уходит в обе стороны так далеко, насколько видит глаз. В сумерках кажется, что она слегка светится.
Я трогаю высокие сваи. Они очень гладкие.
— Кости… — шепчет фея.
Я поднимаю повыше факел. Свет выхватывает очертания огромной кости, видимо, от чьей-то ноги. Я отшатываюсь. Кости скреплены между собой веревками, сплетенными из волос. Красные лианы проросли между костями, они похожи на ужасающие раны. В целом впечатление мрачное. Фея посмеивается над моим переживанием.
— Для столь могущественной особы ты что-то уж очень легко пугаешься.
— А как мы туда войдем? — спрашивает Мерси.
Ее лицо скрыто глубокой синей тенью.
Крылатое существо взлетает с плеча и носится передо мной.
— Вход рядом. Ты должна его ощутить.
Мы кладем ладони на кости и перепутанные волосы, нащупывая вход. От этого у меня бурлит в животе, приходится бороться с желанием немедленно уйти отсюда, вернуться обратно.
— Нашла! — кричит Пиппа.
Мы собираемся вокруг нее. Перед нами калитка, задвижка на которой имеет вид грудной клетки. Острые концы ребер соединяются так, что невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Но самое неприятное, что за ребрами бьется сердце. От его тихого «тук-тук» к горлу подкатывает тошнота.
— Что это такое? — ужасается Энн.
— Вход, — отвечает фея.
Она порхает между нами и бьющимся сердцем.
— Отвечайте только правду, — предупреждает она. — Иначе вам не позволят пройти туда.
— Вы желаете войти в Зимние земли?
Вопрос задан мягким, как шелк, голосом, и таким тихим, что я не уверена, что действительно его слышала.
— Вы слышали? — спрашиваю я девушек.
Они кивают. Сердце светится темным красноватым пурпуром, как воспаленная рана. Голос звучит снова:
— Вы желаете войти в Зимние земли?
С нами говорит сердце…
— Да, — отвечает Пиппа. — А как нам туда попасть?
— Расскажи свои тайны, — шепчет сердце. — Скажи свое самое страстное желание… и поделись самым сильным страхом.
— И все? — фыркает Бесси Тиммонс.
— В этом вся суть, — говорит крылатое существо.
Бесси выходит вперед.
— Самое сильное мое желание — стать леди. И я боюсь огня.
Мощный порыв холодного ветра несется из Зимних земель. Кости дребезжат. Сердце бьется быстрее, его свет разгорается ярче. Грудная клетка разделяется на две части. Распахивается огромная дверь, скрытая за ней.
— Ты можешь войти, — говорит сердце девушке.
Бесси проходит, и ворота захлопываются за ее спиной.
— Это не так уж и трудно, — говорит Фелисити.
Она тоже подходит к воротам.
— Мое желание — стать могущественной и свободной.
— А чего ты боишься? — подталкивает ее сердце.
Фелисити говорит после паузы:
— Попасть в ловушку.
— Не совсем так, — возражает сердце. — В тебе живет другой страх, сильнее всех прочих. Страх, скрытый в желании; а желание скрыто в страхе. Скажешь, что это такое?
Фелисити заметно бледнеет.
— Я совершенно не понимаю, что ты имеешь в виду, — отвечает она.
— Ты должна говорить только правду! — шипит фея.
Сердце, немного подождав, говорит:
— Назвать ли мне твой страх?
Фелисити пошатывается, и я не понимаю, что могло ее так напугать.
— Ты боишься настоящей себя. Ты боишься, что другие узнают, какова ты на самом деле.
— Ну и отлично, — резко говорит Фелисити. — Ты все сказало; теперь позволь мне войти.
Дверь опять широко распахивается.
Остальные девушки по очереди встают перед сердцем. Одна за другой они признаются в своих страстных желаниях и страхах: выйти замуж за принца, иметь прелестный дом с цветами вдоль дорожек, бесконечный пир, голод… Пиппа признается, что боится утратить красоту. Когда же она говорит о своем желании, она смотрит прямо на меня:
— Мне бы хотелось вернуться.
И дверь распахивается перед ней.
Энн настолько смущена, что едва шепчет, и ворота просят ее говорить погромче.
— Всего. Я боюсь всего, — говорит она, и сердце вздыхает.
— Можешь пройти, — говорит оно.
Наконец приходит и мой черед. Сердце ворот колотится в предвкушении. Мое собственное бьется так же отчаянно.
— Ну а ты? Чего ты боишься больше всего на свете?
Цирцея предупреждала, что я должна отвечать честно, но я не знаю, что сказать. Я боюсь, что мой отец никогда не вылечится. Я боюсь, что Картик совсем не интересуется мной, и точно так же мне страшно, что он во мне слишком заинтересован. Мне страшно оттого, что я не красавица, не желанна, не любима. Я боюсь, что потеряю магию, о которой должна заботиться, что стану обычной, как все. Я боюсь столь многого, что и выбрать не в состоянии.
— Ну же! Выскажись!
Порхающее рядом существо нетерпеливо упирается ручками в талию и скалит зубы.
Бледное лицо Фелисити показывается между костями.
— Джемма, идем же! Скажи хоть что-нибудь!
— Чего ты боишься? — снова спрашивают ворота.
С другой стороны дует холодный ветер, и меня пробирает дрожь. Облака клубятся, бурлят, черные и серые…
— Я боюсь Зимних земель, — осторожно отвечаю я. — Я боюсь того, что найду там.
Ворота испускают долгий ледяной вздох, но это вздох удовлетворения, как будто они чуют мой страх и наслаждаются им.
— А твое желание?
Я опять не отвечаю сразу. Резкий ветер бьет по щекам, от него у меня течет из носа… Сердце Зимних земель нетерпеливо.
— Твое желание, — шипит оно.
— Я… я не знаю.
— Джемма! — умоляюще восклицает с другой стороны Фелисити.
Фея носится возле моей головы так, что меня начинает мутить. Потом она впивается коготками в плечо.
— Говори! Говори же!
— Но я не знаю! Я не знаю, чего я хочу, но мне хочется это знать. И это самый честный ответ, который я могу дать тебе!
Сердце бьется еще быстрее. Ворота громыхают и стонут. Я пугаюсь, что разгневала их. Но они наконец со скрипом открываются, и кости постукивают на ветру.
Фелисити усмехается и протягивает мне руку.
— Идем поскорее, пока они не передумали!
Ноги сами собой останавливаются перед входом, потом наконец ступают на каменистую почву другой стороны. Я в Зимних землях. Здесь нет цветов. Нет зеленых деревьев. Только черный песок и острые камни, покрытые снегом и льдом. Ветер свистит и завывает между вершинами утесов и щиплет за щеки. Огромный ком темных облаков движется на горизонте. Им навстречу с земли поднимаются струйки пара, и вместе они рождают клубящийся туман, который окутывает все тонким серым налетом. В этом месте возникает особое чувство — глубокое одиночество, которое я нахожу и в себе.
