Энн смотрит на лужайку.
— Они захотели меня послушать только потому, что им понравилась моя внешность. И не надо мне лгать и говорить, что о нас судят по нашим талантам и так далее. Это все полная ерунда.
Энн смеется, но ее смех звучит горько.
— Красота — это сила, и моя жизнь была бы куда легче, если бы я была так же хороша собой, как Нэн Уошбрэд.
Энн на самом деле очень мила, но это не то, чего ей хочется. Она не красавица. Хотя иной раз выглядит просто чудесно. Однако ей нужно слышать совсем не это. Но если бы даже я сказала, что она прекрасна, даже если бы я действительно так думала, разве она бы мне поверила?
— Да. Все становится гораздо легче, если обладаешь красотой, — говорю я. — Всем остальным просто приходится стараться как следует, чтобы добиться своего.
Она разглаживает конверт на коленях, и я пугаюсь, что ранила ее своей честностью.
Я сжимаю руку Энн.
— Ты это сделала, Энн. Ты уже изменила свою жизнь. И я скажу любому, кто захочет меня услышать: Энн Брэдшоу — самая храбрая из всех девушек, кого только я знаю.
— Джемма, но как я им все объясню? Мне ведь придется или вечно поддерживать эту иллюзию, или найти какой-то способ заставить их поверить именно в Энн Брэдшоу.
— Мы все устроим. Нам только нужно достаточно магии, чтобы убедить их нанять именно Энн. А остальное сделаешь ты сама, своим талантом. Это твоя собственная магия.
Но я прекрасно понимаю, как себя чувствует Энн. Очень трудно представить, что, возможно, придется от всего отказаться. Мне хочется ни в коем случае не допустить этого.
— А день был просто чудесным, правда?
Легкая улыбка сгоняет тревогу с лица Энн.
— А придут дни и еще лучше.
Энн снова вертит в руках письмо.
— Полагаю, лучше мне со всем этим покончить.
Я предлагаю ей руку, как какой-нибудь придворный льстец.
— Не каждый день мне улыбается счастье присутствовать при рождении новой звезды сцены.
— Благодарю вас, леди Дойл, — отвечает Энн, как будто уже выходит на сцену, под свет прожекторов.
Мы спускаемся вниз. Энн решительно подходит к Бригид и протягивает ей письмо, быстро говоря:
— Бригид, ты не могла бы отправить вот это завтра, утренней почтой?
— Конечно, отправлю, — отвечает Бригид, засовывая конверт в карман фартука.
— Ну вот, теперь с этим действительно покончено.
— Да. Дело сделано.
— Идем! Фелисити хочется сегодня поиграть в карты, а я полна решимости не дать ей обыграть нас всех, как обычно.
Воодушевленные успехом Энн, мы втроем сидим и играем снова и снова, ставя на кон желания вместо шиллингов.
— Я увижу, как ты станешь принцессой Оттоманской империи и мы вместе отправимся в путешествие в Бомбей верхом на слоне!
По большей части выигрывает Энн, но даже Фелисити ничего не имеет против. Она лишь клянется, что это — еще одно доказательство того, что Энн наконец поймала удачу за хвост и что лучше ничего и быть не может.
Глава 33
Проходит несколько дней, но красный платок Картика так и не появляется на ветке ивы. Я беспокоюсь, мне кажется, с ним что-то случилось. Я боюсь, что, когда он вернется, я не смогу помочь ему с его братом. Мне страшно, что он вообще не вернется, а просто отправится в Бристоль и поднимется на борт «Орландо».
От всех этих тревог настроение у меня отвратительное. Мы все уже опозорились, пытаясь ходить задом наперед, как нам предстоит в присутствии ее величества во дворце Сент-Джеймс. Я споткнулась дважды, и я даже вообразить не могу, как вообще это сделать с перекинутым через левую руку шлейфом платья, с опущенной перед королевой головой. От мыслей об этом у меня начинает болеть живот.
Миссис Найтуинг усадила нас за обеденный стол. Перед каждой лежит устрашающее количество столового серебра. Ложки для супа. Вилки для омаров. Рыбные ножи. Ножи для масла. Десертные ложки. Я почти готова увидеть среди всего этого китовый гарпун и, возможно — на тот случай, если мы почувствуем себя совсем не в себе от всего и нам захочется умереть, — даже меч для сеппуку из японских легенд.
Миссис Найтуинг гудит и гудит. Мне очень трудно сосредоточиться, я улавливаю только отдельные фразы. «Рыбная перемена… кости, отодвигаете на край тарелки… пахта, кстати, помогает сохранять мягкость рук леди…»
Видение обрушивается на меня внезапно. Вот только что я слышала голос миссис Найтуинг, а в следующее мгновение время останавливается. Миссис Найтуинг застывает рядом с Элизабет. Глаза Фелисити обращены к потолку с выражением бесконечной скуки. Сесили и Марта тоже замерли…
В дверях стоит Вильгельмина Вьятт, и у нее очень мрачное лицо.
— Мисс Вьятт? — окликаю я.
Оставив своих застывших приятельниц, я иду за ней.
Она останавливается на первой площадке лестницы, но когда я тоже поднимаюсь туда, она проходит сквозь портрет Евгении Спенс и тает, как призрак.
— Мисс Вьятт? — шепотом зову я.
Но я одна. И, кажется, сами стены школы что-то шепчут мне. Я зажимаю уши, но все равно слышу призрачный шепот, приглушенное хихиканье, шипение… Обои с павлинами оживают, глаза подмигивают…
Тонкие буквы, написанные рукой Вильгельмины, появляются на портрете Евгении Спенс: «Дерево Всех Душ. Дерево Всех Душ. Дерево Всех Душ».
Эти слова заполняют весь холст. Шепот становится громче. Я кладу ладонь на портрет и как будто проваливаюсь сквозь него и попадаю в другое время и место.
Я в большом холле, но он совершенно изменился. Я вижу, наверное, мисс Мур в юности, она выглядит очень сосредоточенной. Какая-то девушка с ярко-зелеными глазами улыбается ей, и я узнаю свою мать.
— Мама? — зову я, но она меня не слышит.
Меня здесь нет на самом деле.
С девушками сидит женщина в годах, и ее я тоже знаю. Евгения Спенс. Но ее лицо, которое на портрете выглядит таким суровым, пугающим, сейчас светится добротой. Оно живое, румяное.
Какая-то девочка протягивает ей яблоко, и миссис Спенс улыбается.
— О, спасибо, Хэйзел! Оно очень вкусное, я уверена. А может быть, нам стоит разрезать его и поделить на всех?
— Нет, нет! — возражает девочка. — Это для вас. В честь вашего дня рождения.
— Ладно, отлично. Спасибо тебе. Я очень люблю яблоки.
Малышка, сидящая позади всех, робко поднимает руку.
— Да, Мина? — говорит миссис Спенс.
И я вдруг вижу за чертами малышки взрослую женщину. Вильгельмина Вьятт, волоча ноги, подходит к своей учительнице и тоже преподносит ей подарок — рисунок.
— Что это такое?
Улыбка миссис Спенс гаснет, когда она всматривается в рисунок. Это отличное изображение того самого гигантского дерева, которое я видела в снах.
— Как ты додумалась нарисовать такое, Мина?
Вильгельмина вешает голову от стыда и горя.
— Ну же, не молчи! Ты должна рассказать мне. Ложь — это грех, и она плохо характеризует девочку.
Я слышу скрип мела по доске, когда Вильгельмина медленно пишет:
— Дерево Всех Душ.
Миссис Спенс поспешно забирает мелок из пальцев девочки.
— Этого вполне достаточно, Мина.
— Что такое Дерево Всех Душ? — спрашивает кто-то из учениц.
— Это просто миф, — отвечает Евгения Спенс, влажной тряпкой быстро стирая с доски написанное.
— Оно ведь в Зимних землях? — спрашивает Сара, ее глаза проказливо блестят. — И оно очень могущественное? А вы нам не расскажете о нем? Пожалуйста!
— Все, что вам нужно знать в настоящее время, скрыто в вашем учебнике латинского языка, Сара Риз-Тоом, — сердито, но в то же время и поддразнивая, говорит миссис Спенс.
Она бросает рисунок в огонь, и из глаз маленькой Мины льются слезы. Остальные девочки хихикают, видя, что она плачет. Миссис Спенс берет ее за подбородок.
— Ты можешь нарисовать для меня что-нибудь другое? Чудесный цветущий луг или нашу школу. А теперь вытри слезы. И ты должна обещать мне, что будешь хорошей девочкой и не станешь слушать разные голоса, потому что любого можно развратить, Мина.
Картина меняется, и теперь я вижу Вильгельмину, которая достает из ящика стола украшенный драгоценностями кинжал и прячет его в карман. Потом ее тело начинает меняться, она взрослеет, и вот уже передо мной стоит взрослая Вильгельмина, держащая в руке кинжал. Ее лицо искажено яростью. Она поднимает кинжал.
— Нет! — кричу я.
И вскидываю руку, чтобы остановить удар.
Я еще продолжаю кричать, когда внезапно возвращаюсь в нашу столовую. Все смотрят на меня, разинув рот, ужасаясь. Я чувствую боль в руке. Ручьи крови текут с ладони на столовую скатерть из дамасского шелка. Нож возле тарелки. Я сжала его так сильно, что порезалась.
— Мисс Дойл!
Директриса бросается ко мне и тащит в кухню, где Бригид держит бинты и мази.
— Дайте-ка взглянуть, — говорит Бригид.
