Она опускает страницу, читает.
— По-моему, все то же.
— Дело не в тексте, а вот в этом. — Бентон указывает на имя файла вверху экрана. — Заметила? Я заметил сразу, когда Джош только показал его.
— Джош? Ты ему доверяешь?
— Да, и на то есть причина. Он сделал то же самое, что и Люси. Забрался туда, куда не имел права забираться. Они с Люси одного поля ягоды. К счастью, еще и союзники, и он многое ей прощает. Даже то, как она его одурачила. Скажу больше: на него это произвело сильное впечатление.
— Имя файла — МС-десять-двадцать один-ноль шесть. Из чего я делаю вывод, что МС — это инициалы пациента, а десять-двадцать один-ноль шесть — это дата: двадцать первое октября две тысячи шестого года.
— Ну вот, ты сама это сказала. — Бентон снова дотрагивается до экрана. — Файл был скопирован по меньшей мере один раз, и имя неумышленно изменилось. Вкралась ошибка. Опечатка. В общем, я не знаю. А может, он сделал это нарочно. Я и сам иногда так поступаю, когда не хочу терять начальный вариант. Важно то, что когда Джош восстановил все удаленные файлы, касающиеся интересующего нас пациента, выяснилось, что самый ранний был создан две недели назад.
— Может, это самый ранний из всех, сохраненных на данном диске? — говорит Скарпетта. — Или он открыл его две недели назад и сохранил, изменив таким образом отметку даты? Но тогда напрашивается вопрос: зачем просматривать записи еще до того, как мы узнали, что Сэндмен был его пациентом? Когда доктор Марони вылетел в Рим, мы и не слышали о Сэндмене.
— То-то и оно. Файл сфабрикован. Пауло сделал эти записи перед самым вылетом в Рим. В тот самый день, когда доктор Селф поступила в Маклин, двадцать седьмого апреля. Еще точнее, за несколько часов до ее прибытия туда. Я утверждаю это с почти полной уверенностью, потому что хотя Пауло и очистил корзину, Джош восстановил удаленные файлы.
Бентон открывает другой документ, предварительный вариант тех заметок, с которыми Скарпетта уже знакома, только в данной версии инициалы у пациента другие — не МС, а УР.
— Скорее всего доктор Селф позвонила Пауло. Она в любом случае должна была ему позвонить, потому что приехать в клинику просто так невозможно. И то, что она сообщила, заставило его засесть за эти вот записи, — говорит Скарпетта.
— Еще одно указание на то, что файл сфабрикован. Использование инициалов пациента в имени файла. У нас это не разрешается. Зачем это нужно? Это противоречит логике здравого смысла. Нет, Пауло так поступать бы не стал.
— Может быть, никакого пациента и не существует.
— Теперь ты понимаешь, к чему я веду, — говорит Бентон. — По-моему, Сэндмен и не был пациентом Пауло.
ГЛАВА 20
Около десяти Скарпетта входит в дом, где живет Роза. Швейцара Эда нигде не видно. Моросит дождь, туман сгущается, тучи, толпясь, бегут по небу — атмосферный фронт уходит в море.
Она заглядывает в каморку Эда. На столе «ролодекс», записная книжка с надписью «Жильцы» на обложке, стопка нераспечатанной почты — Эда и двух его сменщиков, — ручки, степлер, наградной жетон из клуба рыболовов, декоративная тарелка с часами, сотовый, связка с ключами, бумажник. Скарпетта проверяет бумажник Эда. На сегодняшнем дежурстве он — с тремя долларами в кошельке.
Она выходит в холл — никаких признаков Эда. Возвращается в каморку, пролистывает записную книжку, находит страницу с именем Джанни Лупано. Апартаменты тренера на последнем этаже. Скарпетта поднимается на лифте, подходит к двери, прислушивается. В комнате негромко играет музыка, слышны чьи-то шаги. Она звонит еще раз. Стучит. Снова шаги, дверь открывается — перед ней Эд.
— Где Джанни Лупано? — Скарпетта проходит мимо Эда туда, где играет Карлос Сантана.
В широко раскрытое окно гостиной дует ветер. В глазах швейцара паника.
— Я не знаю… не знаю, что делать, — торопливо объясняет он. — Это ужасно… я не знаю, что делать.
Скарпетта выглядывает в окно. В темноте ничего не разобрать, виден только густой кустарник, тротуар и улица за ним. Она отступает, оглядывает роскошные апартаменты — мрамор, причудливая лепнина, кожаная итальянская мебель, броские картины на стенах. На полках книги в красивых старинных переплетах, скорее всего купленные дизайнером оптом. Целая стена занята видеомузыкальным центром, предназначенным для помещения побольше.
— Что случилось?
— Позвонили минут двадцать назад, — взволнованно отвечает Эд. — Сначала он спрашивает: «Эй, Эд, ты прогрел мою машину?» Я говорю: «Да, конечно, а почему вы спрашиваете?» А сам нервничаю…
У стены, за диваном, с дюжину теннисных ракеток в чехлах и несколько коробок с теннисными тапочками. На стеклянном кофейном столике стопка спортивных журналов. На обложке верхнего фотография атакующей Дрю Мартин.
— Нервничали из-за чего?
— Из-за этой юной леди, Люси. Машину-то прогревала она, потому что ей хотелось на что-то там взглянуть, вот я и испугался, подумал, не догадался ли он как-то. Но наверно, не догадался, потому что потом он говорит: «Ты всегда хорошо о ней заботился, так вот я хочу оставить ее тебе». Я говорю: «Что? Вы о чем, мистер Лупано? Я не могу взять вашу машину. Да и зачем вам ее отдавать? Такую красивую…» А он перебивает: «Эд, я напишу на листке, что отдаю машину тебе, чтобы все знали». Ну, я, конечно, быстренько поднялся сюда, прибежал, звоню, а дверь открыта. Как будто он специально ее так оставил. Потом глядь — окно открыто.
Эд подходит к окну и показывает, как будто Скарпетта сама не видит.
Пока они спускаются в холл, она звонит девять-один-один, говорит оператору, что кто-то, возможно, выбросился в окно, и называет адрес. Эд сбивчиво рассказывает, как обыскал апартаменты, как нашел тот самый листок, но оставил его на месте, на кровати, и как уже собирался вызвать полицию, когда появилась Скарпетта.
Через холл, постукивая палочкой по мраморному полу, идет какая-то старушка. Они пробегают мимо, выскакивают на улицу, сворачивают за угол и останавливаются прямо под раскрытым окном апартаментов Лупано. В нем горит свет. Скарпетта продирается через высокие кусты — веточки ломаются и царапают — и находит то, чего боялась. Обнаженное тело застыло в жуткой позе, руки и ноги вывернуты под неестественными углами, в темноте поблескивает кровь. Она прижимает два пальца к сонной артерии — пульса нет. Переворачивает тело на спину и начинает делать искусственное дыхание. Потом поднимает голову, вытирает кровь — с лица, с губ. Воют сирены, на Ист-Бей уже мигают красные и синие огни. Скарпетта выпрямляется, снова продирается через кусты.
— Подойдите сюда, — зовет она Эда. — Посмотрите и скажите, он это или нет.
— А…
— Посмотрите.
Эд пролезает к телу, бросает один только взгляд и устремляется прочь, ломая зеленую изгородь.
— Господи… нет, нет… о Господи!
— Он? — спрашивает Скарпетта, и швейцар кивает. В голове бьется беспокойная мысль — она только что делала искусственное дыхание рот в рот. Без всякой защиты. — Где вы находились перед тем, как он позвонил насчет «порша»?
— Сидел у себя за столом.
Эд напуган, глаза бегают. Он вспотел, облизывает губы, откашливается.
— Кто-нибудь входил в здание примерно в это время или, может быть, чуть раньше звонка?
Вой полицейских сирен стихает, красные и синие вспышки пульсируют теперь на бледном лице Эда.
— Нет, — отвечает он. — В здание никто, кроме нескольких жильцов, не входил.
Стук дверей, треск раций, урчание дизелей. Полицейские и фельдшеры выходят из машин.
— На столе ваш бумажник, — говорит Скарпетта швейцару. — Вы, наверное, достали его, когда зазвонил телефон. Я права? — Она поворачивается к детективу в штатском. — Вон там. — Кивает в сторону кустов. — Упал вон оттуда. — Показывает рукой на освещенное окно.
— Вы тот новый медэксперт. — Детектив смотрит на нее, словно ждет подтверждения.
— Да.
— Вы констатировали смерть?
— Это дело коронера.
Детектив идет к кустам, а Скарпетта добавляет, что мужчина — похоже, Джанни Лупано — мертв.
— Никуда не уходите, мне понадобятся ваши показания, — бросает полицейский через плечо.
Снова шуршат кусты.
— Не понимаю, при чем тут мой бумажник, — бормочет Эд.
Скарпетта отступает, давая пройти санитарам с каталкой. Зеленая изгородь вынуждает их свернуть за угол и идти в обход.
— Ваш бумажник лежит на столе. И дверь открыта. Вы всегда ее так оставляете? — спрашивает она Эда.
— Может, войдем и поговорим?
— Сначала расскажем все следователю, а потом можно и поговорить.
Кто-то спешит к ним по тротуару. Женщина в домашнем халате. В фигуре что-то знакомое. Так и есть — Роза. Скарпетта делает шаг ей навстречу.
— Не ходи туда.
— Можно подумать, я чего-то еще не видела. — Роза смотрит вверх, на освещенное окно. — Так он там жил, да?
