Я подошел к нему и протянул свою старенькую зиппо. Пока он прикуривал, внимательно посмотрел на него и спросил:
— Ну что?
— Что-что? — отрезал Сашка. — Ничего!
Он в несколько затяжек выкурил сигарету, отбросил окурок и, схватив женщину под локоть, поволок ее в сторону сарая. Швырнул внутрь, вытащил другую и увел в дом. М-да, ничего не скажешь — настоящий джентльмен. Всегда готов помочь леди полететь головой в канаву.
Аста о чем-то говорила с освобожденной пленницей, Айвар и Линас копались в доме. Опять я бездельничаю в одиночестве. Картина, конечно, брутальная, ничего не скажешь. Посередине двора грузовик с простреленной кабиной, а вокруг… Как там у классика? Там и сям лежит десяток трупов в самых живописных позах. Подошел к старику, тронул его носком ботинка — дохлятина. Сашка ему в бедро пулю влепил, а потом кто-то из своих в голову добавил. На шее, под рубашкой, заметил какую-то веревочку. Крестик? Да нет, крестики у нас на цепочках носят. Потянул за гайтан, и из-под рубашки показался мешочек из тонкой замши, вроде тех, в которые дорогие сувениры упаковывают. Уже догадываясь, что там найду, развязал завязки. Да, так и есть — золото. Несколько царских червонцев, десяток толстых, аляповатых перстней и четыре крестика. Я медленно высыпал золото старику на лицо, несколько монет попало ему в приоткрытый рот — жри, с-с-сука… Отбросил пустой мешочек в сторону и брезгливо вытер руки о брюки. Вдруг дверь распахнулась от удара и наружу вылетела женщина. Зацепилась за ступеньки крыльца и кубарем слетела вниз. Следом за ней вышел Сашка. Мрачный, на скулах желваки играют. Быстро он допрашивает… Интересно, хоть имя-фамилию успевает узнать? Спустился вниз, хмуро посмотрел на меня и поволок очередную жертву к сараю. Открыл дверь, осмотрел помещение с застывшими там пленницами и повернулся ко мне:
— Робби, иди сюда!
Даже тембр голоса понизился, словно у одного нашего сержанта, тот «взво-о-од» мог минуту рычать. Я подошел к нему.
— Нам что-нибудь в этом сарае нужно? — Он кивнул на импровизированную камеру.
— Здесь? — заглянул внутрь. В углу небольшая охапка прошлогоднего сена, несколько пустых деревянных ящиков и какая-то сельхозтехника. Ну и с десяток перепуганных женщин, конечно. Пожал плечами — да нет, вроде ничего.
— Ну и прекрасно. — Сашка сузил глаза. — Прекрасно, — повторил он и схватил приведенную с допроса женщину. Толкнул внутрь, вытащил пистолет и два раза выстрелил ей в спину. Обвел женщин взглядом, зло усмехнулся и захлопнул дверь, подперев каким-то поленом.
— Серьезно ты к проблеме подошел, — только и смог выдавить я.
— Какая проблема, такое и решение, — отрезал он и, развернувшись, ушел.
Через несколько минут внутри раздались вопли. Дело понятное, там сейчас зомби появился. А через несколько минут еще появится. Куда они денутся-то…
Ночевать пришлось в усадьбе. Грузовики с призовой командой приехали уже в сумерках, но мародерку отложили на утро. Работать в незнакомом месте — это больше похоже на самоубийство. Поужинали и улеглись спать. Мы вшестером, считая спасенную девушку, устроились в зале. Женщины легли на диванах, а мы на полу, в спальниках. Занимать чужие комнаты желающих не нашлось. Приехавшие парни из команды Эдгара выставили охрану, так что спать можно было спокойно. Только сон не шел. Мы с Римасом не были закадычными приятелями, чтобы так уж о его смерти горевать. Встречались на соревнованиях, изредка я заезжал к нему в магазин за патронами. Тут скорее другое — он был моим хорошим знакомым по той, мирной жизни. Римас, если можно так выразиться, — одна из нитей, из которых соткано наше мироощущение и наша жизнь. И вот эту связывающую меня с прошлой жизнью нить оборвали. Так и отдаляется старый мир, уходя в прошлое. Скоро новые впечатления и новые знакомые вытеснят воспоминания, и что тогда? Привыкну к новому миру?
Айвар 25 апреля, восемь часов утра
Мужики носились по усадьбе как заведенные. Грузили вещи, свиней, мешки с продовольствием. Я честно поинтересовался у Линаса судьбой найденных ништяков и их распределением между участниками гранд-налета. Это Робби больше за железки переживает, а по мне, хрюшки сейчас важнее, чем пара лишних стволов. Линас ухмыльнулся на мою въедливость и сказал, что нашу долю отвезут на базу и передадут Альгису. Спасенную девушку решили отправить в Рамучяй. А куда еще? По ее собственным словам, семью мародеры уничтожили, дом разграбили. Куда она пойдет, до первого морфа? А там хоть жива будет. Позавтракали и отправились. До Крижкальниса доехали двумя бортами, попрощались и разъехались. Линас с Сашкой в сторону Шауляя, а мы двинули к морю. Да, на трассе особенно не разгонишься. Как только поблизости намечается поворот на какую-нибудь деревню, так сразу несколько пробок. Чаще всего из десяти — пятнадцати машин.
— Смотри! — кивнул в сторону Роберт. — Это что?
Рядом с дорогой у небольшого аккуратного домика стоял придорожный крест, метра три высотой. В самом кресте ничего удивительного нет — такие в Литве часто устанавливают. Затейливо украшенные резьбой, они символизируют древний культ дерева жизни. Но этот крест еще и человеком был украшен. Мертвым.
Мы подъехали поближе и увидели, что во дворе дома в кровавой требухе копались дохлые собаки, а на кресте кто-то распял человека. Причем со знанием дела распял — в ладони гвозди не загоняли, как это часто изображают в религиозных брошюрках. Удивило еще несколько вещей. Во-первых, голова распятого не была повреждена, но в зомби он не превратился. А во-вторых, его никто не ел. По идее, собаки должны были добраться, хотя бы ноги обгрызть. А тут нет, висит себе спокойно, как и положено мертвому. Загадка, черт побери. Секта какая-нибудь? Переглянулись и решили не искушать судьбу, поехали дальше.
Через двадцать километров такой езды встретили первых живых. Выскочили на горку, и на тебе — небольшой караван из трех машин. Микроавтобус, джип и грузовик с кунгом. У микроавтобуса с открытым капотом столпились человек десять — пятнадцать. Мы притормозили метрах в двухстах, и я отправился пообщаться с народом. А кто еще, не Асту же отправлять? Робби меня прикрывал, так что повесил AR на плечо и пошел.
— Добрый день, помощь нужна?
— Да нет, обойдемся. — Глаза смотрят настороженно, выжидающе.
Когда подходил, от группы отделились человек пять мужиков, все вооружены, но цивильно — охотничьи ружья, одна винтовка какая-то. Автоматического оружия не видно, пистолетов тоже.
— Случайно, не из Клайпеды едете? — спросил я. — Мы туда направляемся, хотели узнать, как там дела и что дальше на трассе делается.
— А вы вообще кто? — спросил меня один из мужчин. На вид ему лет пятьдесят с небольшим. Круглолицый и розовощекий, с большими залысинами и небольшим брюшком. Грязноватые потертые джинсы, теплая рубашка в клетку. На пузе висит охотничий патронташ. — На военных не похожи. Мародеры? — Он поморщился.
Я пожал плечами:
— Сейчас все мародеры, иначе не проживешь. Но на дорогах не грабим, так что можете быть спокойны.
— Это вам надо быть спокойными, епть, — усмехается мужик, бросая взгляд на окружавших его людей.
— Ну раз так, значит, мы оба можем пообщаться совершенно без напряжения во взгляде. А то сейчас дырку во мне прожжете, — усмехаюсь я.
— Времена такие, — отрезает мужик.
— Ну как знаете. Я просто поговорить хотел. Если бы думал стрелять, то уже бы стрелял, — немного резковато бросаю ему в ответ и, повернувшись, ухожу к нашей машине.
— Постой, парень!
Я останавливаюсь и выжидающе смотрю на него. Он подошел ко мне и уже более мирным тоном объясняет:
— Не обижайся, времена нынче такие — все на взводе, епть. Дальше вроде спокойно, ну, небольшие заторы из машин есть, конечно. Как и везде сейчас. В саму Клайпеду, епть, лучше не лезь. Там несколько банд орудует. Одна на грузовом терминале окопалась, другая у старой переправы на Куршскую косу. А город, епть, почти вымер весь.
— А вы откуда едете?
— Из Паланги, епть. Долго собирались, думали, продержимся, но последнее время и к нам банды зачастили — продукты ищут, епть, и прочее. Вот мы и решили уехать в Белоруссию, думаю, там поспокойнее будет.
— Почему именно туда? — удивленно спрашиваю я.
— А батька у них там серьезный, епть. Вполне мог порядок в стране удержать. Не знаю, может, и там мертвые земли, но и на взморье не сахар. Зря вы туда едете, епть.
— Дело у нас там.
Его глаза быстро холодеют, во взгляде уже прямо лед. Экий мужик вспыльчивый.
— Не переживай, не с бандами. Просто людей одних ищем.
— Ну смотри. Хотя я бы не совался. Бесполезно это, епть. Никого там не найдете.
— А это что, у вас в машинах, все оставшееся население Паланги?
— Нет, конечно. Хотя, епть, близко к правде. Там сейчас около пятидесяти живых осталось.
