Проповедовать истину не значит ее исповедовать.
Поэтому о том, чтобы просить совета у кого-то из проповедующих я и не помышлял. Но благодатная помощь истинного Пастыря была мне необходима. Соль, воск, травы – помните?..
Нужно было выбрать между православным и католическим храмом. Лично для меня разность во взглядах на «филиокве» не является основанием к предположению, что одна из Церквей менее или более благодатна, чем другая. Однако у католиков латинского обряда было явно больше опыта в борьбе с теми силами, которыми я едва не был окончательно погублен, и схватка с которыми мне еще предстояла. В России не было охоты на ведьм, как, по сути, и Инквизиции: учрежденные в петровские времена при Святейшем Синоде «протоинквизиторы» были по сути фискалами, долженствующими наблюдать за тем, насколько исправно духовенство несет свою службу; что же до ведьм или колдунов, то процессов как таковых над ними не велось, а если подобная зараза и появлялась изредка на местах, то от нее избавлялись быстро, без лишней волокиты и разбирательств. Так называемое Возрождение не коснулось России, потому тут не было и расплодившихся в его растлевающей атмосфере еретиков и ведьм – во всяком случае, в таком количестве, как в Европе, породившей монстра, которого она сама же не смогла потом остановить ни огнем, ни мечем.
Так что я остановил свой выбор на католичестве.
Был понедельник, второе февраля, праздник Сретения Господня.
Из маленькой кирхи на Ковенском переулке я вернулся с большой бутылью освященной воды и двумя десятками восковых свечей. Там же купил охранительный пояс с текстом девяностого псалма на латыни. Просить кого-то из священнослужителей освятить для меня соль и травы я счел неразумным: вряд ли кто-то сделал бы это без неуместных вопросов. Поэтому решил справиться сам. Разложил на большой простыне купленные в аптеке листья сушеной крапивы и крупную поваренную соль, обмакнул в чашу с освященной водой чистую малярную кисть и трижды, широко окропил сверху вниз и слева направо.
«In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen[21]».
Потом сел, аккуратно зашил в кусочек плотной ткани немного соли, сушеной крапивы, скатанный в шарик обрезок свечи, пришил к получившемуся, довольно кривому, мешочку прочную тесьму и надел на шею.
Я почувствовал себя так, как, верно, чувствовали себя молодые рыцари, впервые надевшие доспехи и плащ крестоносца: защищенным, уверенным, полным сил, а еще – абсолютно свободным и готовым на все.
Прежде всего, к встрече с Лолитой.
Вы спросите, зачем мне это было нужно? Чары рассеяны, колдовской морок пал, я освободился от ее мрачной власти над моей волей, но… У меня было чувство какой-то незавершенности. Мне хотелось встретиться с ней с глазу на глаз, чтобы показать, что я более не ее раб. Сила, которая переполняла меня, требовала действий для собственного подтверждения.
Я встал и принялся ходить по комнате, размахивая руками, разговаривая сам с собой и представляя себе нашу встречу. Что я скажу ей? И что ответит она?
Тут я остановился. Кроме нетерпеливой жажды поставить эффектную точку в продолжавшемся два месяца кошмаре, было еще кое-что. Очевидно, что Лолита в одиночку не смогла бы сломать мою волю таким страшным и разрушительным образом. Ей кто-то помогал, и, судя по тому, что мне довелось испытать, кто-то очень и очень сильный. Знаний, которыми я отчасти располагал и раньше, а отчасти почерпнул в «Молоте Ведьм», хватало, чтобы понять: я столкнулся не с одним, и не с двумя противниками; скорее всего, источником зловещего могущества Лолиты был целый ковен ведьм, обучивших ее колдовским приемам и трюкам. От осознания этого по телу пробежала дрожь страха, смешанного с возбуждением. Мало было просто избавиться от дьявольского наваждения; я должен был узнать его природу, заставить Лолиту откровенно ответить на мои вопросы, признаться в том, что она совершила и кем были ее таинственные и мрачные союзники. Я не думал тогда о том, что буду делать с этим знанием; не предполагал, что очень скоро мне придется покупать с рук краденые мобильные телефоны, добывать шокер и браться за молоток, нет. Мне нужно были просто ответы.
Я взял трубку и набрал номер.
– Алё! – голос у нее был резкий и раздраженный; на заднем фоне был слышен шум улицы.
– Привет, – сказал я, внезапно растерявшись.
– Ну привет, чего звонишь?
Я молчал. Не так-то просто было снова говорить с ней, не выслушивая приказов и не ожидая, с ужасом и вожделением, что она призовет меня немедленно явиться к себе.
– Давно не виделись, – наконец выдавил я. – Может быть, встретимся как-нибудь?
Она зло рассмеялась.
– Соскучился, что ли?
– Да, – ответил я. – В смысле, нет. Нам нужно поговорить.
– Ну тебе нужно, а мне не нужно. Жди, когда позову.
Я почувствовал, как сердце будто окатило жаром, а в голове зашумело – но не от страха или унижения. Это было почти полностью забытое мною чувство: ярость, накатившая красной волной. Телефон заскрипел в сжатых пальцах.
«Она не догадывается, – думал я. – Она еще думает, что может мной командовать…»
– Нет, мы поговорим, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос не был похож на рычание. – И чем скорее, тем лучше. Когда я смогу к тебе приехать?
Последовало удивленное молчание.
– Ну, вообще-то я не собиралась тебя приглашать…в ближайшее время.
– Может, тогда сама заедешь?
– Нет, – ответила она уже тверже. – Я в четверг буду на факультете, мне надо по делам, вот там и увидимся. Вечером, часов в восемь. Смогу уделить тебе время, если уж так приспичило. Только немного.
– Много и не потребуется, – заверил я и повесил трубку.
Наверное, если бы Лолита была старше и опытнее, то сразу поняла бы, в чем тут дело, и постаралась бы вообще больше никогда не попадаться мне на глаза. Но она не была ни старой, ни опытной. Может быть, ей просто стало интересно разобраться, с чего это вдруг я проявил такое упрямство.
Весь день я провел за чтением: штудировал труды Монтегю Саммерса и «Муравейник» Нидера, а в семь часов оделся, взял портфель, засунул в него какие-то бумаги со стола, «Молот Ведьм», и отправился на встречу с Лолитой, впервые за долгое время решив проехаться за рулем своей «Волги», а не спускаться в метро. Почему? Я и сам не знал. И теперь не знаю. Наитие.
Старое здание филологического факультета располагалось у северо-восточной оконечности Васильевского острова: трехэтажный грязно-желтый фасад, посеревшие от грязи колонны, огромные стрельчатые окна и мертвые каменные музы на треугольном фронтоне, уставившие пустые глазницы в сторону холодной Невы. Соседние серые здания непочтительно стискивали факультет с двух сторон. Почти двести лет назад тут была Академия наук, и здешние стены помнили титанов мысли и духа прошлых столетий: Державина, Крылова, Карамзина. Да и само здание словно было построено для гигантов, которым не ровня современные люди: высокие потолки узких сумрачных коридоров, тяжелые деревянные двери в два человеческих роста, огромные, гулкие лестничные колодцы от чердака до подвала, вдоль стен которых вились широкие железные лестницы с коваными перилами. Сейчас, во время каникул, здесь было пустынно и тихо: я не увидел ни одного человека, пока поднимался на второй этаж, шел в полумраке мимо закрытых аудиторий, а потом, обойдя широкий лестничный пролет, оказался в полукруглом коридоре, куда выходили двери кафедр. Меня окружали лишь тени от тусклых ламп и сероватого света из окон, и звуки: далекие голоса, эхо чьих-то шагов, одинокий скрип мела, звук журчащей воды откуда-то снизу, шелест страниц и старческий кашель.
Обычно я располагался на кафедре зарубежной литературы. Сейчас здесь была только одна женщина, дама утонченной наружности, кандидат и доцент, специализирующаяся на античной литературе. Когда я вошел, она уже намотала вокруг тощей шеи розовый шарфик и застегивала голубое пальто, собираясь домой.
– Вам ключ оставить? – спросила она.
– Да, – ответил я. – Вот, решил поработать немного, нужно кое с чем разобраться.
Я вытащил из портфеля бумаги, шлепнул их на свободный стол и уселся, делая вид, что готовлюсь приняться за дело.
– Ну, тогда желаю удачи!
Античная дама кисло улыбнулась, кивнула сиреневыми кудряшками и вышла за дверь. Я подождал, пока стихнет стук каблуков по каменным плитам, встал и осмотрелся.
Встречаться с Лолитой на кафедре мне не хотелось. Я все еще думал, что мы просто поговорим, но уже начинал сомневаться, что разговор не выйдет за рамки, которые не хотелось бы переходить в кабинете, набитом бумагами, чужими вещами, уставленном шкафами с застекленными дверцами, и – что самое главное – двери которого выходили в коридор, соединявший два крыла здания. Того и гляди, пройдет кто-то мимо. Нет, мне нужно было другое место, тихое и уединенное.
