– Джо не дает мне пользоваться компьютером.
– Сейчас не твоя очередь, – крикнул Джо.
– Моя!
– Нет, не твоя! Дайана призвала Джо к себе и сделала ему внушение. Но вопли не прекращались, скоро к играющим присоединился Фрэнк – и тут уж начался настоящий гвалт.
– Ты все время играешь не в свою очередь, – нападал на брата Скотт. Он был на грани истерики.
– Ты просто плакса, – не выдержал Джо.
– Успокойтесь, мальчики. – Фрэнк положил руки на плечи сыновей.
– Ты так много воображаешь о себе потому, что… – А ну заткнись!
– …учишь Грейс ездить верхом.
Все замолчали – только на экране компьютера клекотала всеми забытая птичка. Энни посмотрела на Грейс – та отвела глаза. Никто не решался ничего сказать. Скотт и сам был потрясен эффектом своих слов.
– Я вас видел! – по-прежнему ехидным, но уже не таким уверенным тоном продолжил он. – Она ездила у реки на Гонзо.
– Ах ты подонок, – процедил сквозь зубы Джо и ринулся вперед. Все замерли. Скотт от удара отлетел к столу, опрокинув кофейные чашки и блюдца. Сцепившись, братья катались по полу, а Фрэнк и Дайана кричали и пытались их разнять. К ним подбежал Крэг, явно намереваясь принять участие в потасовке, но Том придержал его за плечи. Энни и Грейс молча смотрели на дерущихся.
Ухватив наконец сыновей за шиворот, Фрэнк вывел их из дома. Скотт орал как резаный. Крэг тоже выл отменно – за компанию. Молчал только Джо, но в его молчании было столько ярости, что она производила большее впечатление, чем вопли братьев.
– Энни, простите, ради Бога, – пробормотала Дайана.
Они остались втроем посреди этого разгрома – словно выжившие счастливцы после пронесшегося урагана. Грейс, очень бледная, стояла в стороне. Под взглядом матери тень то ли страха, то ли боли, а скорее и того и другого промелькнула на лице девочки. Вернувшийся с кухни Том заметил эту тень и, подойдя к девочке, положил ей на плечо руку.
– Все в порядке?
Грейс кивнула, не глядя на него.
– Я пойду наверх.
Взяв палку, она торопливо и потому еще более неуклюже заковыляла через комнату.
– Грейс… – мягко позвала ее Энни.
– Не надо, мама!
Грейс вышла, и вскоре раздались ее неуверенные шаги по лестнице. Энни видела на лице Дайаны смущение. На лице же Тома было столько сочувствия, что ей сразу захотелось разрыдаться. Глубоко вздохнув, Энни попыталась изобразить улыбку.
– Вы знали об этом? – спросила она. – Неужели все знали, кроме меня?
Том покачал головой.
– Я думаю, этого никто из нас не знал.
– Может, она хотела сделать вам сюрприз? – предположила Дайана.
Энни горько рассмеялась.
– Ей это удалось.
Энни хотелось поскорее остаться одной, но Дайана непременно хотела помочь прибраться. Сначала они дружно мыли посуду и собирали со стола осколки. Затем Дайана, засучив рукава, перечистила все горшки и сковородки. Она мужественно старалась поднять всем настроение и, стоя у раковины, весело щебетала о предстоящем празднике с танцами, который устраивал у себя Хэнк.
Том все время молчал. Он помог Энни перетащить стол обратно к окну и ждал, пока она отключит стоящий на полу компьютер. Потом они вместе перенесли на стол многочисленные аппараты.
Энни, сама не зная почему, вдруг спросила о Пилигриме. Как он там? Том ответил не сразу – некоторое время он молчал, сортируя и раскладывая кабели. Когда он заговорил, голос его звучал прозаично и буднично.
– Думаю, он справится.
– Правда?
– Угу.
– Вы уверены?
– Не совсем. Но, понимаете, Энни, там, где есть боль – есть чувство, а там, где есть чувство – всегда остается надежда.
Том закрепил последний провод.
– Вот и все. – Он повернулся к ней, и глаза их встретились.
– Спасибо, – тихо произнесла Энни.
– Да не за что… Только не давайте ей оттолкнуть себя.
Когда они вернулись на кухню, Дайана уже закончила мытье и уборку и расставила все вещи по местам – ей, как настоящей хозяйке, это было проще, чем Энни. Посуду, что Энни у нее занимала, Дайана решила сразу унести с собой. Она отмахнулась от изъявлений благодарности и, напротив, сама еще раз извинилась перед Энни за поведение сыновей. Пожелав ей спокойной ночи, Дайана и Том ушли.
Стоя на освещенном крыльце, Энни провожала их глазами. А когда фигуры растворились в темноте, Энни еле сдержалась, чтобы не окликнуть Тома: она хотела, чтобы он обнял ее, защищая от холода, окутавшего дом.
Том простился с Дайаной у конюшни и пошел проведать больную кобылу. Пока они шли, Дайана все время ругала Джо за то, что он, ничего никому не сказав, посадил Грейс на коня. Том не видел в поступке племянника ничего плохого, ну а то, что они устроили из этой прогулки тайну… возможно, этого хотела Грейс, и ее можно понять, Джо стал ее другом – вот и все. Не его ума это дело, резко ответила Дайана, и, честно говоря, она будет рада, когда Энни соберет вещички и увезет несчастного ребенка в Нью-Йорк.
Кобылке, к счастью, хуже не стало, хотя дыхание оставалось учащенным. Температура снизилась. Почесывая одной рукой лошади шею, другой Том нащупал пульс. Сорок два удара в минуту – многовато пока. Если к утру не будет улучшения, придется снова вызвать ветеринара.
Когда Том вышел из конюшни, в окне комнаты Энни все еще горел свет, горел он и тогда, когда Том, кончив читать, щелкнул выключателем. У Тома завелась новая привычка: смотреть перед сном на окно с желтыми шторами, где подолгу засиживалась Энни. Иногда он различал движущуюся тень – Энни совершала таинственный вечерний ритуал, а однажды угадал по движениям смутного силуэта, что она раздевается. Почувствовав себя чуть ли не шпионом, Том поспешно отвернулся.
Сегодня шторы остались не задвинутыми, и Том понял, что это неспроста – что-то там произошло. Что ж, в своих отношениях мать и дочь могут разобраться только сами, и он от души надеялся, что шторы открыты, чтобы выпустить мрак из дома, а не впустить внутрь.
Никогда, с того памятного дня, когда Том впервые увидел Рейчел, не желал он так сильно ни одной женщины.
Сегодня он впервые увидел Энни в платье. Простое ситцевое платье, в мелких розовых и черных букетиках и на перламутровых пуговках сверху донизу, было чуть ниже колен, рукава «фонариком» открывали руки почти целиком.
Когда Энни пригласила Тома на кухню чего-нибудь выпить, он не мог оторвать от нее глаз. Покорно следуя за ней, он вдыхал нежный аромат духов. Наливая ему вино, Энни от усердия слегка прикусила язык, на мгновение перед его глазами мелькнула тонкая атласная бретелька… Он хотел отвести взгляд и не смог. А как она улыбнулась, передавая ему бокал… Тому хотелось верить, что эта неповторимая улыбка предназначается только ему.
