Нет стаи, рыбы исчезли. Словно могучий вентилятор втянул, всосал висевший над рифом серебристый туман.
КОЛЮЧИЕ ПЛЕННИКИ
Старые коралловые глыбы, выступающие из воды, были покрыты какими-то странными дырками. Когда камни окатывал прибой, в них всегда задерживалась вода.
Однажды я решил исследовать подозрительные дыры. Для этого сунул в одну из них палец.
Острая игла уколола кожу.
Я лег на живот и стал поочередно заглядывать в норки. В каждой под голубоватой пленкой воды мерцали короткие красные иглы. Ежи!
Я попробовал ножом достать одного.. Лезвие только приподнимало животное. Я подтаскивал ежа вверх — иглы упирались в камень. Значит, выход у́же, чем вся остальная нора?
Вот так раз! Как же они туда попали? Как смогли колючие и твердые ежи проникнуть через узкие, словно бутылочные горлышки, входы?
Эту головоломку мне не решить, если бы я не обнаружил норку, в которой свободно ходил вверх-вниз небольшой ежик. Вытащив его, я сунул в норку палец. Бороздки на стенах — норка книзу расширяется! Так вот оно что! Маленькое животное, спасаясь от свирепых ударов волн, вгрызлось, всверлилось в камень, спряталось на дне узкой норы, а затем стало рассверливать свой дом в ширину, подготавливая его впрок для будущих времен. Но тем самым оно и обрекало себя на вечное заточение.
Солнце стремительно поднималось в зенит. Камень, на котором я лежал, раскалился. Я наблюдал причудливую жизнь колючих пленников. От своего заточения ежи не чувствовали никаких неудобств. Медленно шевеля иглами, они копошились на дне норок, поворачивались, выпускали тонкие ножки-щупальца, шарили ими.
От моего движения в норку упало несколько песчинок. Они опустились на ежа и застряли среди колючек. Тотчас ножки пришли в движение. Вытягиваясь и изгибаясь, стали ощупывать иглы, хватать песчинки, отбрасывать.
Я представил себе: прибой, камни покрывает вода. Перемешанные с пеной, сюда несутся песок, ил, обрывки водорослей. Они оседают на камень, засыпают норки. И каждый раз, как только стихнут волны, в маленьких пещерках начинается работа. Чистятся, охорашиваются колючие обитатели норок, выбрасывают из своих домиков мусор, скоблят стены и пол, тащат в рот, жуют обрывки водорослей, мелкую живность.
И опять поблескивают, как голубые глаза, крошечные озерца на каменной плите, опять мерцают в глубине пещерок красноватые иглы. Домики чисты, их жители сыты — снова поджидают прибоя.
КТО ТУТ БЫЛ?
Под водой есть все, что есть на земле. Есть равнины — однообразные и унылые, есть горы — нагромождение скал и отвесных стен.
Есть пустыни — песок, песок, докуда хватает глаз.
Есть болота — вязкий полужидкий ил, в котором утопает нога тяжелого водолаза.
Наконец, есть леса — непроходимые заросли густых водорослей, обнаженные, как после пожара, стволы кораллов, медленное движение похожих на траву горгонарий.
И как в пустыне, как на болоте, как в лесу — всюду следы.
Вот на верхушке голой, побелевшей от времени коралловой глыбы круглое ровное колечко.
Кто-то тщательно вырезал его и ушел.
Здесь сидела раковина-блюдечко с одной створкой, похожая на формочку, какими дети лепят из песка куличики. Плотно притерся, присосался к известковой поверхности хозяин раковины, вертелся-вертелся, царапал острыми краями раковины камень — получилось колечко. Но чем-то не понравилось ему место — ушел. А может, сглотнул его кто? Отковырял от камня, перевернул мягкой ногой кверху — и нет хозяина раковины.
На боку зеленоватого коралла — белые рубцы: кто-то обглодал бок. Еще курится голубоватый дымок — только что передо мной тут проплывали два попугая. Один клюнул на ходу, второй — и уплыли.
Остались на коралловом боку отметины.
На белом песке у подножия — тоже след. Будто прошел трактор. Только странный — с одной гусеницей и маленький — весь след шириной в два пальца. Видно, никакой не трактор — был тут кто-то из обитателей песчаного дна.
Верно: проползал здесь хозяин еще одной раковины — пестрой, свернутой в кулечек. Повертелся около каменной стены — не забраться! Дай, думает, тогда, зароюсь! Забрался в песок, утонул, от всех врагов спрятался. Ползет вместе с раковиной под землей, ищет в песке добычу, чмокает, а над ним горбится песок, ломается на кирпичики.
Укладываются кирпичики в ряд: ни дать ни взять — прошел трактор.
А вот еще след: яма в песке, посреди ямы крабья клешня.
Здесь подстерег раззяву скат. Зарылся хищник в песок, забросал себя по самые глаза, хвост-кнутик спрятал, притаился.
Ждал, ждал и дождался.
Бежал мимо краб. Суставчатые ноги переставлял, не заметил, как взбежал на песчаный бугор. А бугор как лопнет! Фонтаном взметнулся песок — конец крабу.
РАКОВИНА НА ПЕСКЕ
Тут же, на песчаной полянке, еще один след. Ямка. Рядом — блестящая, словно вылизанная изнутри, двустворчатая раковина.
Видел я уже не раз такие ямки.
Шла здесь морская звезда. Шла, уперлась в податливое дно оранжевыми ножками.
Стоп! Почуяла под собой поживу. Остановилась, потрогала песок.
Так и есть, закопался кто-то.
Припала к песку всеми пятью лучами, давай ножками песок убирать. Хватают ножки песчинки одну за другой, друг дружке передают. Летят в сторону песок, мелкие камешки. Все глубже под звездой ямка, все ближе добыча. А вот и она — моллюск. Спрятался в свою раковину, створки захлопнул. Зарылся, думает — от всех убежал.
Обняла звезда раковину, присосалась к ней, на все пять лучей приподнялась — вытащила беглеца. Раскрыла, принялась есть.
…Плыву над песком, над коралловой рощей, плыву, повсюду на морском дне следы.
Каждый след — случай, приключение, загадка.
Только примечай да разгадывай.
НОЧНОЙ ВОР
Лежу на койке. Ноги, руки за день устали. Ступни, натертые ластами, горят. Сон подбирается, вот-вот сморит.
Вдруг — бух! — за стеной. С пальмы упал орех.
«Какие-то непонятные орехи! — подумал я как-то. — И чего им вздумалось падать по ночам?»
Подумал и решил на всякий случай проверить: не замешаны ли в этом лесные обитатели? Какая-нибудь тропическая птица. Или летучая мышь. Или еще кто-нибудь, кто умеет лазать по деревьям и любит орехи.
Стоп! А ведь есть такое существо. Сухопутный рак-отшельник, которого так и называют «пальмовый вор». Может быть, это он залез на дерево? Чем черт не шутит.
