В ПРОТОКАХ
Мы плыли в лодке по широкой болотной протоке. Я медленно двигал веслами, Родольфо лежал на носу, свесив голову, и смотрел на воду.
Круглые, как тарелки, черепахи, заметив нас, поднимали головы, начинали вертеть змеиными шеями, а затем, как по команде, скрывались.
Там, где они погружались, расходились частые кольца.
Мы шли в глубину болот. Море тростника. Тростники — до самого горизонта. Лишь кое-где над светло-зеленой стеной торчали одинокие пальмы. Каким непонятным образом сумели они укорениться и выстоять в этом зыбком мире воды?
Белая цапля, тяжело махая крыльями, поднялась и с жалобным криком полетела прочь.
Ламантинов не было.
Дважды мы заметили крокодилов. Молчаливые и неподвижные, они лежали в воде, похожие на бревна. Но стоило направить лодку в их сторону, как животные бесшумно и осторожно тонули. Не делая никаких движений, они уходили, не оставляя после себя на воде ни морщинки.
— Где же ваши мамата?
Родольфо пожал плечами.
Мы направили нос лодки прямо на зеленую стену. У бортов зашуршали жесткие звонкие листья. Впереди заблестел узкий проход. Я начал грести, опуская весло попеременно то слева, то справа.
Под нами на небольшой глубине проплывал ковер кудрявых черно-зеленых водорослей. Закричали и смолкли птенцы какой-то болотной птицы.
В небе, то увеличивая, то уменьшая высоту, кружил красноголовый ястреб — аура. Птенцы умолкли. Только стук срывающихся с весла капель нарушал тишину.
Вдруг Родольфо широко открыл глаза и, вытянув руку, показал на воду. Среди курчавых водорослей около большого коричневого валуна стояла манхуари!
Великолепный экземпляр — голубая, одетая в кольчугу из костяной брони щука, больше метра длиной! Когда тень от лодки упала на нее, рыба шевельнула хвостом и не торопясь пошла прочь. Она и сама двигалась как тень — доисторическая рыба, чудом сохранившаяся до наших дней здесь, в этом укрытом от человеческих глаз уголке земли, тщательно оберегаемом крокодилами и непролазными чащами тростника.
Не успела она скрыться, как я заметил вторую, затем третью… Мы насчитали около двух десятков манхуари.
— Они похожи на крокодилов, правда, — спросил Родольфо.
Я кивнул. Панцирная рыба плыла у самой поверхности, прямые лучи солнца освещали ее. Костяная голубоватая броня с желтыми желобками светилась. Щука плыла, вытянув узкую морду и едва изгибая хвост… Мы вернулись в деревню вечером. Закатное солнце обливало медью остроконечные крыши хижин, зеленоватые тени плавали в неподвижной воде.
Ну и что ж, что нам не удалось встретить в лагуне ламантинов? Мы видели манхуари — удивительных рыб, живших на планете раньше мамонтов.
ТУТ БУДЕМ ЖИТЬ!
Наш автомобиль подпрыгнул, провалился в какую-то яму, ловко выбрался из нее и, шурша, покатил по песку. Дорога кончилась — мы ехали по берегу моря.
Прямо перед нами вспыхивали один за другим огни деревни.
Был поздний вечер. Мы подкатили к хижине с черепичной, освещенной фонарем крышей. Из хижины вышли несколько человек.
Узнав Родольфо, они повели нас в правление кооператива. Пришел председатель. Быстро решил, где нам жить.
Отведенная мне под жилье хижина стояла на самом краю деревни. За стеной высились огромные пальмы — начинался лес.
Родольфо зажег свет.
— Электричество только вечером, — предупредил он, — час-два.
В комнате стояли низкая кровать и стол, сколоченный из грубо обработанных досок.
Я бросился на кровать, вытянулся и услышал ровный гул. Где-то вдалеке огромные, неторопливые волны накатывались на риф. Они опрокидывались, порождая мерный, как дыхание, звук. Он достигал берега и замирал.
«Настоящий живой коралловый риф! Наконец-то!» — подумал я.
И уснул.
СКОРЕЙ!
Когда я проснулся, деревня еще спала. Через открытую дверь виднелось застывшее, стеклянное море. Тяжелые листья пальм, простертые над домами, не шевелились.
«Скорее!»
Теплая, не успевшая остыть за ночь вода приняла меня.
Я плыл. Сейчас будет риф!
Светлый песок… Ровное, медленно понижающееся дно. Бугристые, похожие на следы тракторных гусениц ходы моллюсков.
Затем появились пучки черепаховой травы. Голубые островки ее превратились в сплошной ковер. Я плыл над этим нескончаемым полем водорослей до тех пор, пока не почувствовал, что устал.
Рифа все не было.
Я оглянулся. Далеко позади желтела полоска песка. Над ней крыши. Впереди — ровная морская синь. Сколько еще плыть? Сто метров? Тысячу? Час? Два?
Забираться одному так далеко в море, конечно, безрассудно. Но отступать было нельзя. Я вздохнул и, работая ластами, продолжил путь.
Я плыл, вероятно, не больше получаса, но это время показалось вечностью. Наконец в зеленом ковре появились разрывы. Блеснул белый песок, Серый рог — мертвая коралловая ветвь. Чуть дальше — причудливые очертания пестрых камней. Риф!
ПОХОЖИЕ НА ИГРУШКИ
Навстречу мне двигались, поднимались со дна моря оранжевые, желтые, зеленые ветки, глыбы, шары. Каменный лес. В нем стайками и поодиночке — разноцветные рыбы.
Сначала мне показалось: вода носит среди причудливых каменных фигур елочные игрушки. Ветер сорвал их на берегу, унес в море, игрушки утонули, и теперь течение движет их.
Одну за другой я узнавал рыб.
Вот прошли высокие, похожие на каски пожарников щетинозубы — желтые бока разрисованы черными полосами. Серые с голубыми точками сераниды, серебристо-желтые кахи, черная-пречерная негрито с двумя узкими неоновыми полосками — рыбы переходили с места на место, выискивая среди кораллов еду.
Стайкой проплыли голубые хирурги — на хвосте у каждого костяные лезвия ножей.
Красная рыба-белка появилась из-под развесистого камня, вытаращила большие выпуклые глаза, вильнула раздвоенным хвостом и снова скрылась.
Два бледно-зеленых попугая деловито общипывали коралловую ветвь. Они висели головами вниз и — крак! крак! — обламывали кусочки коралла массивными изогнутыми клювами.
Около них в надежде поживиться вертелась мелочь: желто-синие кардиналы, фиолетово-оранжевые лоретто, черно-голубые хромисы… Все они суетились, толкали друг друга, бросались на каждый кусочек, упавший изо рта попугая.
Низко, у самого дна, проследовал светло-коричневый с черными точками кузовок, смешная рыбка — маленький сундучок, из которого торчат хвост, плавники да пара внимательных незлобивых глаз.
