– Стартует следом.
– Я слушаю тебя, опер.
Ратибор представил, как Грехов улыбается, проглотил горький ком в горле. Ответная фраза прозвучала сухо и резко:
– Ничего уже не надо.
Железовский покачал головой, и в это время «пакмак» начал кенгуру. Свет перед глазами Ратибора собрался в точку, проколол голову, вошел в каждую клетку тела и обжег пятки так, что показалось, будто они задымились. Мягкий толчок в сердце, вызвавший его сбой, утихающее болезненное ощущение внутри желудка – и голос инка в голове:
– Кенгуру по координатам в пределах нормального разброса. Объект впереди в пределах радарной видимости. Судя по ответному эху, станция закрыта полем, на сигналы не отвечает.
– Продолжай вызывать, они должны нас если не слышать, то хотя бы видеть. Скорость сто, подходи в лоб.
– А если они нас не слышат и не видят?
– Узнаем, когда подойдем вплотную.
Инк «пакмака» включил разгон.
– Остановитесь, Аристарх, – послышался тихий голос Грехова; его драккар вышел вслед за кораблем Железовского с точностью до километра. – Они закуклились не обычным полем, экраном «абсолютного зеркала». Вы не сможете приблизиться к станции и останетесь ли живы… я не знаю. Через двадцать минут здесь будет Конструктор, уходите.
– Мы успеем.
– Не упрямься, Аристарх, – присоединился к проконсулу встревоженный Баренц. – Если вы не попадете в станцию, столкнетесь с Конструктором.
– Но прежде он столкнется с «зеркалом», и допускать этого нельзя. Оставьте ненужные словоизвержения, други.
Баренц умолк, как и Грехов.
Станция приближалась, хотя увидеть ее можно было только радарным зрением, да и не ее, собственно, а силовую оболочку, которой она была окружена. Оболочка имела форму бабочки: километровое продолговатое тело, от которого отходили два гигантских, не просматриваемых радарами, зеленовато светящихся перепончатых крыла – экраны «абсолютного зеркала».
Когда до «бабочки» осталась всего одна минута полета, в рубке «пакмака» прозвучал невыразительный голос Забавы Бояновой:
– Аристарх, поворачивай, мы нашли решение и не отступим. Если Конструктора наше «зеркало» не остановит, его не остановит ничто.
– Пропусти меня, – сказал Железовский. – Я хочу быть с вами.
– Это невозможно.
– Со мной Берестов, Забава. Впусти нас.
Ратибору послышался чей-то тихий вскрик, после которого наступила звонкая оглушающая тишина. Все разговоры в эфире разом смолкли, будто перестала работать связь.
– Поворачивайте, Аристарх, – снова проговорила Боянова после паузы; голос у нее был надломленный, хриплый. – Мне контролеры не нужны. Пора умных разговоров прошла, наступила пора действий. И прошу вспомнить, что за нашими спинами Земля…
– Вы же убьете их, амазонка! – вклинился в диалог угрюмо-рассерженный Грехов. – Или вам необходимо добиться цели любой ценой? Какие чувства затмили ваш разум?!
– Что вы знаете о чувствах, проконсул? И о моей цели тоже? Какое вам дело до Земли и людей, ее населяющих? Может быть, наконец скажете, чего добиваетесь вы?
– Забава, – прогремел голос Баренца, – с каких пор ты стала обладать монополией на истину? И на чужую жизнь?! Выключи поле!
До столкновения с коконом поля вокруг станции оставались секунды, Ратибор посмотрел на Железовского и встретил его ответный взгляд, в котором сомнение боролось с решимостью и мучительной болью: комиссар думал не о себе и скорее всего даже не о спутнике, он думал об удивительной женщине, решившейся на жестокий шаг ради спасения – она была абсолютно уверена в этом – ради спасения других людей.
И в это мгновение раздался чей-то близкий рыдающий крик:
– Ратибор, я снимаю поле, быстрее!
«Бабочка» «абсолютного зеркала», мигнув, исчезла, обнажив двухсотметровый цилиндр станции болидного патруля. «Пакмак» метнулся к нему и вспыхнул электрической короной аварийного торможения, погасив свою скорость только у горла раскрывшейся причальной шахты…
Ворвавшийся вслед за комиссаром в пост управления станцией Грехов увидел немую сцену: в окружении смущенных молодых парней две женщины, Настя Демидова и Забава Боянова, плакали на груди у Ратибора и Железовского. Однако у Габриэля не оставалось времени на выяснение причин слез, Конструктор был близко, следовало убрать станцию с его пути.
Кто-то из парней попытался остановить Грехова у кресла, но встретил его взгляд и, вздрогнув, отступил.
Станция тяжеловесно развернулась и, наращивая скорость, устремилась прочь из этого района, к которому неумолимо приближался Конструктор, сопровождаемый группами роидов, серых призраков и флотом погранслужбы.
Забава перестала плакать, в сопровождении Железовского вышла из помещения поста. Оставшиеся в посту переглянулись, не зная, что делать дальше, стесняясь смотреть на Ратибора и Грехова.
Но Аристарх через минуту вернулся, нежно погладил по спине Настю, все еще прятавшую лицо на груди Ратибора, однако обратился не к ней, а к толпе:
– Кто из вас Гонза Данеш?
Из группы молодых выступил невысокий голубоглазый юноша с нежным пушком на щеках, виновато улыбнулся.
– Неужели вы до сих пор не поняли, к чему могло привести столкновение Конструктора с вашим «зеркалом»?
Юноша залился румянцем, у него даже уши вспыхнули.
– Не ругайте его, Аристарх, – неожиданно вмешался Грехов. – Он талантливый физик и смог решить проблему «перевертыша» чужан практически один.
– Это не освобождает его от ответственности за последствия его открытия.
– Парень работал по заданию председателя СЭКОНа. – Грехов вылез из кресла, глядя на окно центрального виома, в котором появился оранжевый сосуд, наполненный светящейся зернистой икрой, – Конструктор. – Что снимает с него все обвинения в превышении полномочий. – Он повернулся к Железовскому. – Отговорить Совет безопасности не применять ваши излучатели в поясе астероидов я не могу, но предупредить считаю долгом: как только Конструктор пройдет эту зону вакуум-резонаторов, на Земле вспыхнет паника, подготовьтесь к этому заранее. И еще: «Общество по спасению Конструктора» формирует отряд добровольцев, который вылетит с Земли навстречу пресапиенсу с «миссией доброй воли». Они попытаются проникнуть внутрь Конструктора, и работы у вас прибавится. Думайте, что можно и нужно сделать. Я ухожу и вряд ли смогу помочь вам в дальнейшем.
Грехов помолчал, по очереди оглядев лица Аристарха, Ратибора и Насти, смотревшей на него, широко открыв глаза, в которых все еще стояли слезы.
– А может быть, еще и увидимся. Вспоминайте меня.
Проконсул усмешливо подмигнул Ратибору, повернулся и словно растаял в воздухе, только ветер прошелестел по залу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});