Молчаливый собеседник головы тупо хихикнул.
— И при чём здесь я? — пробормотал Велион. Он испытывал облегчение от того, что дети остались живы. Но голова Гаран его смущал.
— При том, что, может быть, ты пришёл с той же стороны и знаешь об этом побольше нашего? Я же уже говорил, милсдарь. Или у тебя со слухом проблема какая?
— Нет, я пришёл с другой стороны и ничего об этом не слышал.
— Хорошо, — сказал староста.
Велион почувствовал, как начинает краснеть. Он выдал себя с головой. Староста теперь точно знал: Велион и есть тот могильщик. Догадаться было не сложно. Гаран на протяжении всего разговора смотрел на бледные ладони могильщика, на заживающий шрам на виске, ещё плохо скрытый волосами. Голова вовсе неглуп, на то он и голова. И Гаран сразу догадался, что Велион догадался. Это было ясно по тому, как он напрягся. Гаран понимал — могильщик опасен. Но зачем тогда пошёл на этот разговор? Надеялся, что в случае чего втроём справятся? Вряд ли… в той деревне насмешников было десять, трое из них мужчины, но они так ничего и не смогли предпринять, когда он начал их резать.
— Хорошо, — повторил Гаран. — Просто я вижу, что ты человек не простой. Люди ходят всякие, знаешь ли, и я хотел бы удостовериться в том, что ты человек законопослушный и никого убивать не будешь.
— Не буду, — сказал Велион, твёрдо глядя в глаза голове. Это была его первая искренняя фраза за весь разговор. — Можете быть уверены, я не буду никого убивать. А тому могильщику… если бы, конечно, я его встретил, я бы кое-что разъяснил. Что убивать и калечить крестьян не стоит. Хотя староста соседней деревни был прав: конечно же, в какой-то мере в случившемся виноваты они сами.
— Ну вот и славненько, — натянуто улыбнулся Гаран. — Рад был познакомиться.
Велион кивнул и пошёл дальше. Всё время он чувствовал на спине взгляд головы и двух крестьян, наверняка, лучших в драке на кулаках из всей деревни. Но если его отпустили, зачем об этом думать?
Когда он вернулся к Свише, она взволнованно спросила, случилось ли что-нибудь.
— Ничего, — сухо ответил могильщик, усаживаясь за стол. — Просто очень хочется пива.
***
Сейчас могильщику хотелось чего-нибудь покрепче. Он сидел за столом, наблюдая за тем, как играет Велион-младший. Мальчишка скакал на деревянном коне, весело размахивая грубо выструганной саблей.
— Я ему хотел сделать хорошую саблю, — сказал Аргамер, входя. На его губах блуждала слабая улыбка. — Но он заявил, что справится сам.
Велион улыбнулся в ответ, едва приподняв уголки губ. Он всё ещё не мог прийти в себя.
Хозяин водрузил на стол плоскую тарелку с пирогами, небольшой горшочек со сметаной, поставил оплетенную бутыль и уселся на стул, с кряхтением расправляя культю.
— Ах, чёрт, забыл стаканы, — встрепенулся Аргамер.
— Я принесу, — сказал Велион, быстро поднимаясь. — Где они?
— На полке у печки.
Могильщик принёс стаканы и поставил стол, хозяин, не тяня, налил. Самогон был плохим, он буквально застрял где-то в середине горла, не желая проходить дальше и не давая вдохнуть. Велион сунул в рот пирог и, практически не жуя, проглотил.
— Крепкий, с-сука, — прохрипел Аргамер, вытирая выступившие слёзы.
— Угу, — промычал Велион, запихивая в рот второй пирог.
— Может, браги?
— Угу.
— Вели! Сбегай-ка за брагой.
Мальчишка недовольно засопел, но послушно поскакал на своём деревянном коне на улицу.
— Слез бы с коня, когда по лестнице в погреб будет спускаться, — рассмеялся Аргамер.
— Слезет, поди, — просипел могильщик, который только-только восстановил дыхание.
— Да уж, поди, догадается. Что слышно в большом мире?
— Всё по-старому, — пожал плечами могильщик. — Короли и князьки грызутся, маги носа не показывают из своих башен, могильщики грабят могилы, разбойники грабят купцов и простых прохожих. В мире ничего не меняется.
— Говорят, сгорел могильник Эзмил?
— Сгорел. Дотла.
— От чего?
— От пожара, — усмехнулся Велион. — Поджёг, наверное, кто-то.
— Может, маги? — предположил Аргамер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не исключено. А может, могильщики. Говорят, там сейчас их целая свора.
— Свора? В наших краях их в последнее время не видно. Их, по слухам, в последнее время очень невзлюбили жрецы Единого.
— Вести о сгоревшем могильнике доходят до могильщиков быстрей, чем до жрецов Единого.
— И то верно.
«Прискакал» сын Свиши. Он грохнул о стол бурдюк с брагой так, что содержимое чуть не брызнуло в разные стороны.
— Не балуй, — строго сказал Аргамер.
— Хорошо, пап.
— Набрал из угловой бочки?
— Ага.
— Ну, скачи.
— Ага.
— Бойкий мальчуган, — произнёс Велион, когда мальчишка ускакал на бутафорском коне вести воображаемую войну.
— Все в его возрасте бойкие, — улыбнулся Аргамер. — Я с одной ногой едва за ним поспеваю. Давно уже понимает, что мне тяжело, но ведёт себя так, будто не понимает.
— Он ещё совсем пацан.
— Да уж, конечно, — пробормотал Аргамер, разливая по стаканам брагу.
Они, не чокаясь, выпили.
Брага была приятной на вкус, крепость, и немалая, даже не чувствовалась — угадывалась. Велион выпил махом половину стакана и поставил его на стол.
Здесь многое изменилось. Другая мебель, добротная и не кособокая, новым деревом сверкали потолок и стены. Нищета, что была раньше, исчезла. Аргамер умел работать руками. Велион вспомнил свои убогие попытки починить мебель и горько усмехнулся про себя.
«Надо надраться, — подумал он, доедая пирог и одним глотком допивая брагу. — Надраться в сопли. Хвала богам, Аргамер неразговорчивый собеседник, вопросы задаёт только из вежливости, даже не зная, как поддержать разговор.
Надо надраться в сопли».
***
— Шлюха! — заорал мальчишка лет четырнадцати и запустил в Свишу камнем. — Проблядовка!
Свиша охнула и, выронив туесок с земляникой, схватилась руками за ушибленный крестец — мальчишка кидал камни метко, видимо, хорошо натренировался на белках и воронах. Вдова бросила затравленный взгляд на могильщика и, видимо, прочитав что-то в его глазах, попробовала схватить его за рукав, но не успела. Велион в два прыжка подлетел к мальчишке, ухватил его за руку, в которой уже был зажат второй камень, и встряхнул. Парнишка взвизгнул, когда могильщик начал выворачивать ему руку из сустава. Этого Велион и ждал.
— Кинь в меня, — прошипел он, приближая своё лицо, искорёженное ненавистью, к побледневшему от боли и испуга лицу мальчишки. — Осмелишься кинуть в меня, а? В меня, более сильного, чем ты? Нет? Боишься получить сдачи? Ну?! Кинь! Или скажи — боишься?
— Велион, отпусти его! — с испугом в голосе крикнула Свиша.
— Сейчас, — холодно проговорил могильщик. Он встряхнул орущего благим матом паренька, услышал, как трещат его связки, и отпустил. Мальчишка получил серьёзное растяжение, зато теперь он не сможет кинуть ни в кого камнем хотя бы какое-то время. Может, этого времени ему будет достаточно, чтобы понять что-то. Если нет… если нет, то он рискует кончить так же, как жители села неподалёку.
— Зачем ты это сделал? — со слезами в голосе крикнула вдова. — Зачем?
Велион промолчал. Он был зол. Зол на себя, на этого дрянного мальчишку, на Свишу. Зол, потому что опять не сдержался, зол, потому что мальчишка оскорблял его женщину, зол, потому что эти оскорбления были правдой. Но злость быстро уходила, оставляя место лишь горечи. И — уверенности.
Он стоял и смотрел, как Свиша собирает трясущимися руками выпавшую из туеска ягоду. Ему в голову даже не пришла мысль помочь ей.
— Пойдём домой, — устало сказал могильщик, когда вдова собрала последние раздавленные ягоды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они возвращались в тишине сгущающихся сумерек. Шли молча, даже не глядя друг на друга. В те минуты Велион чувствовал, насколько Свиша ему чужая. Он сам пытался спорить с собой, но чувствовал абсолютную тщетность этих попыток.
