«А кто согреет меня? Быть может, сын?»
— А ты уверен, что это твой сын? — спросил кто-то рядом.
Велион резко обернулся, чуть не потеряв равновесие, прищурившись, начал всматриваться в темноту. Никого не было.
«Причудилось».
— Нет, не причудилось. Смотри внимательней, могильщик.
Велион прищурился, пытаясь сосредоточиться, вгляделся во тьму. И увидел.
Он замычал сквозь сжатые зубы, отшатнулся. Перед ним стояла Костлявая, как её чаще всего изображали, — невысокий скелет, на котором болтались полусгнившие тряпки.
— Смотри внимательней, могильщик, — с насмешкой в голосе сказала Костлявая.
Могильщик всмотрелся внимательней. И вздрогнул. Вместо скелета перед ним стояла Свиша. Чуть похудевшая, сильно постаревшая. Свиша…
— Узнал? — презрительно спросила бывшая хозяйка этого дома. — Узнал, могильщик, узнал. Ну что, сильно я изменилась?
Велион утвердительно качнул головой.
— Ты тоже, — на губах Свиши появилась усмешка. — Ты тоже… Озлобился, постарел… перестал чувствовать. Не удивляйся, могильщик. Ты стал ходячей деревяшкой. Тощая рожа, бледные губы… краше в гроб кладут, — она горько рассмеялась.
— Ты не Свиша, — прохрипел Велион.
— И да, и нет. Часть Свиши живёт теперь во мне… — голос смерти изменился. — И эта часть просит тебя: не приближайся к моему сыну. Оставь его. Он… он не заслуживает такой судьбы.
— Какой?
— Которой ты ему хотел. Ему не нужны перчатки могильщика, ему нет места на твоём пути.
— Но я…
— Не хотел? — прервала его Костлявая. — Может быть… но ты готов забрать его с собой. Прошу, не надо.
— Обещаю. Так значит… — могильщик запнулся. — Так значит, это мой сын…
— Я тебе этого не говорила.
— Но…
— Я назвала его своим сыном, не твоим. А если он и твой, ты не имеешь к нему никакого отношения, в отличие от Аргамера. Уходи.
— Но…
— Ты хочешь знать, твой ли это сын? — спросила Костлявая изменившимся голосом. Теперь перед Велионом стояла Элаги. — А какая тебе разница?
— Верно, — пробормотал могильщик, опустив голову, чтобы Костлявая не видела выражения его лица, говорящего об обратном. — Никакой.
— Вот и хорошо. Говори себе об этом почаще, может, и сам поверишь. Иди, иди вперёд, продолжай свой путь в поисках смерти, в поисках меня. Иди. И никогда не возвращайся. У меня большие планы на него. И на тебя — тоже. Но к нему за долгом я должна прийти спустя десятки лет после тебя. Но если ты заберёшь его, я приду к вам в одно время. А ты этого не хочешь. Прощай, могильщик.
— Прощай…
Велион поднял голову, чтобы посмотреть в последний раз на Свишу или Элаги, но перед ним уже никого не стояло.
Он тяжело вздохнул и направился в сторону хлева.
***
Могильщик быстро шагал по дороге. Несмотря на вчерашнюю попойку, телу было легко, иногда ему даже казалось, будто он летит, а не идёт.
С Аргамером и Велионом он распрощался рано утром.
— Никаких денег, — улыбнулся Аргамер, когда могильщик попробовал сунуть ему в руку две серебряных монеты. — Мой дом не трактир.
— Спасибо, — пробормотал Велион, стыдливо пряча монеты в карман.
— Дядя Валлай уже уходит? — спросил Велион-младший, выглядывая из-за отцовской спины.
— Уходит, — сказал Велион, копаясь в рюкзаке. — Только сделает тебе маленький подарок…
Он вытащил из рюкзака небольшую статуэтку, изображающую рыцаря на боевом коне. Статуэтка была серебряной и стоила немало, но мальчишке об этом знать необязательно. Так же как и то, откуда она у «дяди Валлая». Он нашёл её больше десяти лет назад в одном из могильников, ещё до знакомства со Свишей. Наткнулся в комнате, в которой лежали три скелета — два принадлежали взрослым людям, третий — ребёнку, и именно в его ладони лежала эта статуэтка. Велион не смог продать её тогда, слишком уж сильно на него повлиял этот маленький скелетик, сжимающий в ладошке фигурку. Он представлял, как мальчишка с родителями прячутся в углу, как он тискает рыцарька в руке, будто может найти в нём спасение. Или просто сжимает в руке свою любимую игрушку и гибнет, прикрытый телами родителей… После, отрастив более грубую шкуру, Велион продавал вещи и с более трагической судьбой, но этот рыцарёк, почти уже забытый, всё ещё завалялся в сумке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот и пригодился…
— Спасибо! — обрадовано поблагодарил мальчишка. — Папа, можно?
— Можно, — улыбнулся Аргамер.
Велион, радостно смеясь, убежал.
— Весь в мать, — тихо проговорил Аргамер. — Только волосы мои, — сказал он с гордостью, приглаживая чёлку.
У его волос был иссиня-чёрный цвет. Цвет вороного крыла, ничуть не светлее, чем у Велиона.
— Прощай, — сказал могильщик, закидывая рюкзак на спину.
— Будешь в этих краях, заходи, — произнёс Аргамер, протягивая руку.
Велион крепко сжал его ладонь.
— Обязательно, — солгал он.
Ноги будто бы поедали дорогу. Шагалось легко, но, казалось, чего-то не хватало, как будто он что-то забыл. Забыл какую-то очень важную вещь, из-за чего в нём поселилась пустота, как в пустом кармане, который всегда раньше оттягивала тяжесть. По привычке суёшь туда руку в поисках вещицы, хранящейся там всегда, а встречаешь пустоту. Он думал о том, что даже не узнал, отчего умерла Свиша, что не разузнал толком, как рос Велион… Не узнал ничего из того, что ему хотелось бы, только разбередил воспоминания. Но на душе стало чуть легче.
Увидев подходящий камень, Велион свернул с дороги и расположился на нём. Нет, он не устал. Просто ему кое-что нужно сделать.
Он долго копался в рюкзаке. Наконец то, что он искал, нашлось. Велион извлёк на свет перо и чернила, выудил из кармана плаща смятое письмо, перевернул чистой стороной, разгладил. Долго думал, как начать, и, не придумав ничего лучше, написал кривым почерком:
«Дорогая моя Свиша…».
Глава семнадцатая. Судьба привела
В какой-то момент Велион понял: знакомые места и могильники обрыдли ему настолько, что он видеть их не хочет. Поэтому за следующие пару недель он ушёл на восток так далеко, как не заходил никогда раньше. Могильников здесь было немного, обжитых мест — ещё меньше. Но пока это его устраивало. Он выбрал на карте небольшой могильник и уже держал путь к нему, как по дороге попалась живописная речушка. И в этот же момент ему захотелось порыбачить.
Порой на него нападала подобная блажь. То ему хотелось посидеть с удочкой в теньке, то побродить с луком по лесу, а иногда он сворачивал с дороги и по нескольку дней жил в шалаше. На самом деле, в подавляющем большинстве случаев это никакой блажью не было, а диктовалось абсолютно прагматичной причиной — отсутствием денег на еду и крышу над головой. Но в данный момент деньги у могильщика были, поэтому ничем, кроме блажи, свою рыбалку он не объяснял. Боги, ему даже пришлось потратиться на эту рыбалку — сначала купить в ближайшей деревеньке удочку, леску, блесну и крючки, овощи на уху, дать позеленевший от времени медяк деревенскому парнишке, который накопал ему червей, а потом ещё один за то, что отвёл его к реке.
Место мальчуган показал хорошее — спрятанный в деревьях небольшой глиняный обрыв над омутом, что было просто замечательно — день обещал быть жарким. Здесь было тихо и безлюдно.
Велион расположился на обрыве, достал бурдюк с пивом и, забросив удочку, начал слушать лес и реку. Ветер тихонько шумел в деревьях, затянула свою бесконечную шарманку кукушка. Хорошо. Нет ни костей, ни магии, ни развалин, ни теней прошлого, ни видений. Наоборот, всё живёт и цветёт, как это должно быть весной. Тихо и спокойно…
Велион встрепенулся. Чуть не заснул. Наплевав на рыбу, он отбросил удочку, разделся и прыгнул в омут. У поверхности вода была тёплой, если нырнуть поглубже, становилось даже не свежо — холодно. Могильщику захотелось нырнуть до самого дна омута, но он побоялся. Во-первых, со дна могли бить холодные ключи, и если у него сведёт руку или ногу, спасать его будет некому. Во-вторых… страшновато было заплывать в такую тьму. Могильщик в который раз в жизни признался себе в том, что боится глубины и неизвестности больше, чем могильников, и выбрался на берег. Подумав, он всё-таки забросил во второй раз удочку. Рыбу, конечно, лучше ловить на рассвете, а сейчас уже почти полдень, и на улов рассчитывать не приходится, но ведь он получает удовольствие, а не рыбачит ради еды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
