историю Холокоста старшеклассникам, и сегодня обучение Холокосту входит в основную учебную программу для всех возрастов. Сегодня Йом-ха-шоа, День памяти жертв Холокоста, отмечается как день траура и как обещание никогда не допустить повторения трагедии. Но тогда мне вспомнилась девушка, набившая нам татуировки в Освенциме, которая рекомендовала мне прикрывать свой номер одеждой с длинными рукавами, и учительница в Астории, которая приказала мне забыть о Холокосте. Я снова почувствовала давление и согласилась промолчать.
Прошло совсем немного времени, прежде чем всеобщее внимание сосредоточилось на новом конфликте. В субботу, 6 октября 1973 года, воздух пронзили сирены. Случилось это в Йом-Киппур, День Искупления, самый священный день в еврейском календаре. Мы надеялись, что это была ошибка, технический сбой… Однако Галей Цахал, радиостанция национальной армии, заверила нас, что тревога была настоящей. Египет и Сирия предприняли скоординированную атаку с целью вернуть территорию, потерянную шесть лет назад. На этот раз Силы обороны Израиля оказались не подготовлены заранее. Многие передовые подразделения были недостаточно укомплектованы, потому что солдаты в этот Священный день отсутствовали на своих постах. Египтяне быстро продвигались по Синайской пустыне, одновременно с этим сирийцы атаковали Голанские высоты.
Страна мобилизовалась в течение нескольких часов. Майер явился на службу в резерв, взяв с собой наш автомобиль, который был реквизирован армией для перевозки войск. Гражданские лица, молодые и старые, остались поддерживать ежедневные функции. Правительственные учреждения, школы и почтовые отделения были в основном укомплектованы добровольцами под руководством специалистов, не служащих в вооруженных силах. Даже мой семидесятилетний тесть Лео Фридман внес свой вклад, став местным почтальоном.
Конфликт продлился три недели. Бои были напряженными. На Голанских высотах произошло крупнейшее танковое сражение со времен Второй мировой войны. В Долине Слез израильтяне контратаковали и уничтожили 500 сирийских танков и бронетехники.
Хотя Израиль в конечном счете одержал победу, сложилось ощущение, что страна не всегда сможет обладать военным превосходством.
По человеческим меркам, цена была высока. Более 2000 израильтян были убиты, и многие ранены. Мы снова оказались в бомбоубежищах. На этот раз я пряталась со своими тремя детьми в возрасте десяти, восьми и четырех лет. Мы покрасили уличные фонари и автомобильные фары в синий цвет и закрыли наши окна плотными шторами, чтобы не попасть под бомбы. На улицах было зловеще тихо, все сидели в своих убежищах.
Хотя война закончилась довольно быстро, Майеру разрешили вернуться домой только через шесть месяцев. Он был измотан, но сразу же вернулся к работе. Многие израильтяне были очень разгневаны, потому что до войны правительство было самодовольным, самоуверенным и неправильно истолковывало признаки опасности. Премьер-министр Голда Меир взяла ответственность на себя и подала в отставку, а экономика рухнула из-за высокой инфляции и международного нефтяного эмбарго, введенного арабскими производителями нефти для создания рычагов послевоенного давления на страну.
Я родила сына — Шани. Я всегда думала, что у меня будет шестеро детей, по одному на каждый миллион евреев, убитых во время Холокоста. Но после того как у нас родились две девочки и два мальчика, мы решили, что в семье детей достаточно.
К сожалению, примерно в это же время проект Майера потерял финансирование и в конце концов закрылся. Мой факультет в университете также сократил свой штат на 50 %, и я оказалась безработной. Майер устроился на работу в сфере солнечной энергетики, а я поступила в Еврейский университет. Мы отчаянно пытались удержаться на плаву, но, когда Майеру предложили вернуться в Соединенные Штаты, мы взвесили все варианты и неохотно решили, по финансовым соображениям, что мы должны собрать вещи и уехать из Израиля после десяти счастливых, наполненных жизнью лет. Прощаясь с тяжелым сердцем, мы пообещали нашим друзьям, семье и самим себе, что вернемся через три коротких года.
Глава 22. Мы помним
Нью-Джерси, США
1977 ГОД / МНЕ 39 ЛЕТ
Я никогда и представить себе не могла, как тяжело будет покинуть Израиль. Несмотря на то что мы провели много плодотворных лет в Америке, возвращение в Соединенные Штаты стало чем-то вроде культурного шока и потребовало серьезной адаптации не только с моей стороны, но и со стороны моей семьи. Как только мы приземлились в холодном и мокром Ньюарке, штат Нью-Джерси, я ощутила тоску по солнечному свету и теплу Иерусалима, а также по той яркости, которая придавала краскам сочность, редко воспроизводимая в широтах северо-востока Соединенных Штатов.
Звучание Америки тоже было совсем другим. Сирены, кондиционеры, строительные площадки и уличное движение — все это вместе создавало стену звука, вдобавок отражавшуюся от небоскребов. Шли дни, и я тосковала по более человеческому звуковому ландшафту Иерусалима, где камни, казалось, поглощали суету его узких древних улочек. Я жаждала ароматов ближневосточных специй и кулинарии, скучала по ношению невидимого плаща истории, которым были покрыты мы все, живущие в одной из колыбелей цивилизации. Со временем я привыкла к изменениям, но я боролась с духовными различиями. В течение десяти лет мы жили эмоционально насыщенной жизнью в стране, созданной как убежище для моего народа. С другой стороны, Америка, огромный плавильный котел, испытывала нас на прочность.
Когда я пытаюсь объяснить причины того, что я чувствовала, я неизбежно возвращаюсь к Холокосту и Освенциму, потому что этот опыт в годы моего становления проложил путь почти для каждой моей мысли и каждого действия, которое я предпринимаю на протяжении всей жизни. Я люблю и уважаю Соединенные Штаты. Я верю почти во все, за что выступает эта нация, и я всегда буду благодарна за убежище, которое она предоставила нам, она дала мне образование и подарила мне мужа Майера и всю мою большую семью. Но я так и не смогла до конца отключиться от Израиля. Я каждый день оплачивала огромные телефонные счета, звоня своим друзьям и выпытывая у них новости. Я с жадностью поглощала освещение культуры, политики и социальных проблем Израиля.
Мы купили небольшой дом с тремя спальнями в Хайленд-Парке, приятном городке на берегу реки Раритан, недалеко от Ратгерского университета в Нью-Джерси. В материальном плане нам было комфортно, но меня переполняло чувство пустоты и ненужности. Однажды весенним днем я бродила со своим младшим ребенком Шани по территории Ратгерса. Толпы восторженных молодых людей слонялись по кампусу. Я толкала коляску с Шани и понимала, насколько я не вписываюсь в это окружение. Это был день регистрации, и студенты записывались на занятия в свой первый семестр. Мне стало интересно, и, когда я вошла в здание, консультант по методической работе предположила, что я тоже пришла зарегистрироваться,
