силами. Мы были далеко не беспомощны. Мы были сильны и эффективны.
Война длилась всего шесть дней, после чего Израиль одержал верх. На следующий день после объявления победы мы с Майером отпраздновали седьмую годовщину нашей свадьбы с некоторыми другими студентами из улпан. Празднование носило горько-сладкий характер. Я расценивала наш триумф как чудо, и цифры потерь среди израильтян были относительно невелики. Тем не менее наше счастье было омрачено волной похорон, прокатившейся по всей стране. Семьсот семьдесят шесть молодых солдат пожертвовали своими жизнями, чтобы сделать Израиль гораздо более безопасной страной для всех нас.
Как только смогли, мы направились к Котелю (или Западной стене) в Старом городе Иерусалима, который так долго был недоступен для израильских евреев. Мы ждали всю жизнь, чтобы совершить это паломничество. Котель — единственная сохранившаяся часть подпорной стены, которая поддерживала Первый и Второй Храмы, построенные тысячи лет назад. Это самое священное место поклонения для евреев.
До войны Иерусалим был разделен надвое. Израильтяне управляли западной половиной, в то время как иорданцы контролировали восточную часть, включая Старый город с его зубчатыми известняковыми валами и разнообразными святынями, священными для трех основных монотеистических религий мира: иудаизма, ислама и христианства. На третий день войны, отбросив иорданские войска в ходе междоусобных боев в Восточном Иерусалиме, израильтяне захватили контроль над Старым городом.
Мы почувствовали напряжение, когда примерно неделю спустя вошли в Яффские ворота, хотя были в безопасности, потому что лабиринт узких переулков внутри стен патрулировали наши войска.
Нас ошеломили виды и звуки шумного базара и рынка. Прилавки ломились от экзотических товаров, платьев с замысловатой ручной вышивкой и великолепно изготовленных украшений. Паприка, тмин, кардамон, заатар и другие яркие специи в больших открытых мешках источали опьяняющие ароматы. Обрывки знакомых и незнакомых языков, с которыми я никогда раньше не сталкивалась, смешивались с громкоголосой болтовней владельцев ларьков на арабском языке. Хотя торговцы с базара принадлежали к проигравшей стороне, любое негодование по отношению к евреям, которые теперь осваивают свой новый мир, было разбавлено прагматизмом. Учитывая обстоятельства, они были достаточно гостеприимны.
Наконец, пройдя по лабиринту Старого города, мы добрались до Западной стены, возвышающейся на 60 футов над нами и сверкающей на солнце. Несмотря на то что памятник был частично скрыт прислоненными к нему полуразрушенными лачугами, среди вонючих ослиных навозных куч и гор мусора он внушал благоговейный трепет. Я тихо произнесла древнюю молитву, известную как Шехечеяну: «Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь Вселенной, который даровал нам жизнь, поддержал нас и позволил нам прийти в это время».
Уже более 1500 лет евреи читают Шехечеяну, чтобы выразить благодарность за новые и необычные впечатления. Трудно описать, насколько возвышенным был этот момент, когда мы стояли перед Западной стеной с Майером, держа за руки наших детей. Наконец-то мы, как народ, смогли молиться там, где на протяжении почти двух тысячелетий наши предки также обращались с мольбами к Богу.
Я испытывала огромную благодарность и гордость, стоя там со своей семьей, прикасаясь к этим гигантским древним камням. В благоговении и тишине я поняла, что стена представляет собой часть моей личности. Она являла собой свидетельство еврейской силы, упорства и наглости. Более того, это было оправдание нашего существования, выкрик о себе, напоминание нацистам, определившим всех нас как Untermenschen — недочеловеков, паразитов и ничтожеств, подлежащих уничтожению. Это было похоже на еще один момент освобождения. Неудивительно, что здесь мы почувствовали себя дома. Стена подтверждала, что мы принадлежим этому миру.
Вскоре после прекращения войны мы покинули улпан и сняли дом с тремя спальнями в пяти милях от Иерусалима на Иудейских холмах, на высоте 610 метров над уровнем моря, в общине под названием Моца. Дом утопал в траве высотой по колено, окруженный кедрами и фруктовым садом, щедрым на персики, абрикосы, яблоки и груши. После манхэттенского пейзажа из бетона, стали и стекла это место казалось раем.
Однажды утром у нашей двери появилась высокая фигура в халате и сандалиях. Мужчина не сказал ни слова, он показал руками: «Могу я вам чем-нибудь помочь?»
В мгновение ока наш сад превратился в дизайнерский шедевр. Мужчина скосил траву, подрезал деревья и выбросил гниющие фрукты. Ахмад, который жил в маленькой арабской деревне без электричества и воды, стал нашим садовником, няней и другом. Он оказал честь нашей семье, впоследствии назвав двух своих сыновей Майером и Гади.
Майер погрузился в область исследований раковых заболеваний. В то время международные органы здравоохранения и пищевые компании активно стремились смягчить воздействие афлатоксинов, природных канцерогенных грибов, которые растут в жарком и влажном климате и отравляют широкий ассортимент продуктов, включая кукурузу, рис, орехи, специи и какао-бобы. В рамках проекта, спонсируемого совместно Медицинским центром Хадасса и Еврейским университетом, Майер и группа исследователей разработали процесс ферментации для получения афлатоксинов, чтобы помочь другим ученым по всему миру защитить цепочку поставок продуктов питания и снизить риск развития рака у потребителей. Я устроилась на работу в Еврейский университет, преподавала английский язык студентам, которым требовалась помощь для поступления или получения права на поступление в университет. Одно из моих ежедневных удовольствий заключалось в том, чтобы проехать мимо Купола Скалы с его великолепным золотым шаром, сверкающим на солнце. Для большинства моих арабских студентов Купол значил так же много, как для меня — Стена Плача.
Мои ученики были выходцами из бедных деревень, где население в основном состояло из мужчин. В их традиционно патриархальном мире женщинам не разрешалось учиться или преподавать. Большинство из них были возмущены тем, что их лектором была женщина, при этом они по-разному выражали свое негодование. Некоторые демонстративно разговаривали во время моих презентаций, другие снимали рубашки, и всякий раз, когда возникала политическая напряженность или нестабильность, они настраивались на арабские новости по маленьким транзисторным радиоприемникам. Хотя я не понимала их языка, я чувствовала резкость их тона; мои ученики, казалось, всегда были на взводе.
С самого детства я всегда стояла на своем — эта черта характера всегда помогала мне, и я не видела причин менять свои принципы.
Студенты успокоились, как только поняли, что их оценки за тесты будут отражать их невнимательность. Я понимала их и сочувствовала их бедственному положению. Они чувствовали себя бессильными, бесполезными, они, возможно, даже были напуганы. Быть меньшинством в доминирующей культуре — это всегда непросто. Но я рада, что некоторые из них добились высоких результатов и получили ученые степени.
Все это время жизнь моей семьи расширялась и улучшалась. Мой отец и Соня поселились в Тель-Авиве. Родители Майера, Рут и Лео,
