Уже в середине дня 22 июня 1941 года командующий Западным фронтом доложил, что из имеющихся у него трех (!) радиостанций две разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать три новые, но так и не прислали. В дальнейшем Павлов не только ничем не управлял, но даже не знал, где проходит фронт, а Генштаб не ведал, где находится сам Павлов. В Москве Жуков рыдал в голос, когда Сталин задал ему простой вопрос: «Вы управляете фронтами?»
А ведь с каким энтузиазмом они готовились воевать «на чужой территории». В мае 1940 года командарм 2–го ранга Мерецков заявил на совещании идеологических работников:
«Можно сказать, что наша армия готовится к нападению, и это нападение нужно нам для обороны. Это совершенно правильно… Исходя из политических условий, мы должны наступать, и Правительство нам укажет, что нам нужно делать».
Правда, заняв кресла, квартиры и дачи «стратегов–вредителей», ничего нового «выдвиженцы» не придумали. Разработанные ими «Соображения об основах стратегического развертывания» практически копируют «план вторжения», написанный Тухачевским, ― основной удар из района южнее Полесья ― в центр Польши ― только с учетом изменившихся в результате Освободительного похода границ и многократного увеличения задействованных сил.
Летом 1940 года было принято решение о восстановлении механизированных корпусов. При Тухачевском их было всего два, по 500 танков в каждом. Утверждают, что эти соединения имели ряд недостатков: мало пехоты (мехбригад две, а стрелковая одна), примитивные средства радиосвязи.
Тимошенко с Мерецковым «для глубокого потрясения фронта противника» заказали 29 механизированных корпусов по 1031 танку в каждом, но тоже без средств связи. Как управлять ими на поле боя, никто не задумывался. Скорее всего ― концентрировать таранные массы и указывать общее направление движения: «Вперед, на Варшаву! Вперед, на Берлин!»
В штабах упоенно отрабатывали «глубокие операции» при полном пренебрежении к вопросам организации обороны.
«Вся система нашей подготовки в будущем году,
― наставлял командующих округами маршал Шапошников, ―
в основном должна быть насыщена не оборонительными тенденциями, а идеей наступательной операции. ― Обороне должно быть уделено внимание постольку–поскольку».
Армии прикрытия на учениях оборону имитировали чисто символически,
«при этом минных полей не ставили, траншей и ходов сообщения не создавали, а лишь обозначали ячеистую систему».
Любые оперативные игры или маневры начинались стандартной вводной: поползновения «поджигателей войны» вторгнуться на советскую территорию мы, само собой, отбили и переходим в «контрнаступление». А вот на то, что
«противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях»,
на такую подлость, по признанию Жукова, «не рассчитывали».
Полевой устав 1939 года гласил:
«Если враг навяжет нам войну, Рабоче–Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда–либо существующих армий. Войну мы будем вести наступательную, перенеся ее на территорию противника. Боевые действия Красная Армия будет вести на уничтожение, с целью полного разгрома противника».
Легкость, с какой удалось в 1939―1940 годах присоединить к СССР новые Советские республики, вдохновляла на новые свершения. Несколько подпортили впечатление реалии Финской войны, но она была объявлена «неправильной», а отдельные недостатки ― устраненными. На совещаниях комсостава маршалы и генералы уверяли партию и друг друга в собственной непобедимости. На вероятных противников смотрели, как на мальчиков для битья.
Несколько выдержек из речи Мехлиса на собрании в Киевском Особом военном округе:
«Страна социализма одета в стальную броню и бетон. Мы не чувствуем себя слабее наших вероятных капиталистических противников и смело смотрим в будущее… Вторая империалистическая война, в которую фашистские агрессоры и их поклонники втягивают человечество, похоронит на своих обломках мир капиталистического разбоя…
Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то мы обязаны будем перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик во всем мире…
…мы можем констатировать, что так называемая «ось Берлин ― Рим ― Токио» имеет много амбиции, но в большой войне она быстро останется без амуниции… Кичливые японские самураи, надувшись до отказа, подобно лягушке из басни Крылова, могут лопнуть от напряжения…
Бряцая оружием, гитлеровские аферисты боятся серьез ной войны, боятся и не пойдут на серьезную войну, на войну с серьезным противником. Ахиллесова пята германской армии ― ненадежный тыл… Ахиллесова пята германской армии ― отсутствие денег, отсутствие достаточного количества среднего командного состава, необходимого для большой войны…
…за германскими проделками в Румынии мы будем и обязаны следить пристально, и мы должны готовиться к тому, чтобы в случае навязывания нам войны румынская нефть, на которую так зарятся германские фашисты, потекла в желательном нам, а не немцам направлении…
Нам дан строжайший наказ ― громить и уничтожать врага на его территории и малой кровью. Надо работать так, чтобы враг не мог опомниться, чтобы инициатива с первого часа войны принадлежала и находилась целиком в наших руках».
Что там, шапками закидаем. Как заметил Б. Рассел, те, кто принимает большевизм,
«невосприимчивы к доказательствам науки и совершают интеллектуальное самоубийство».
Думали не о защите Отечества ― у пролетариев его нет, ― а исключительно о том, как на штыках понесут счастье народам Европы и Азии, как будут помогать трудящимся Зимбабве налаживать работу ЧК и пускать в расход враждебные классы, крестьянам Камбоджи ― организовывать колхозы, пролетариям Италии ― национализировать заводы и экспроприировать эксплуататоров. Некий майор А. Соловьев фантазировал с трибуны:
«Ведь когда–то наши командиры займут в мире положение британских офицеров. Так должно быть и так будет. Мы будем учить весь мир».
Перекос в мозгах, вызванный страхом быть зачисленным в разряд врагов и идеологической накачкой, не позволял «красным колонизаторам» реально оценивать обстановку. Все, что не укладывалась в их представления о возможностях противника, о характере будущей войны, просто отметалось, как несущественное или несуществующее. Маршал Шапошников после победоносных кампаний вермахта в Польше и во Франции пренебрежительно отметил:
«В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового».
Задумываться не над чем, когда сам товарищ Сталин «планирует историю».
Оказалось, что историю планировал не только он.
В первые же дни войны советские военачальники продемонстрировали полное отсутствие профессионализма, неспособность управлять крупными войсковыми соединениями в реальных условиях, пренебрежение всеми правилами ведения боевых действий. Они бросали войска в сражение без подготовки, без авиационной разведки, без авиационного прикрытия.
Войска, вопреки требованиям собственных уставов, развертывались и действовали на широких фронтах, в произвольных направлениях, без взаимодействия друг с другом. Оборона строилась по принципу кордонной линии, без должной глубины, без учета тактики противника, характера местности и важности обороняемых направлений.
Оперативное построение армий почти всегда было одно – эшелонным, силы и средства в соединениях также распределялись равномерно по всему фронту. Резервов не было. Об обеспечении стыков и флангов генералы не заботились, сваливая эту головную боль на соседей.
В ходе оборонительных операций отсутствовал широкий маневр силами и средствами за счет других, менее активных участков. Отход войск с одного оборонительного рубежа на другой, как правило, вынуждался обстановкой и осуществлялся под сильным огневым воздействием противника. Заблаговременная подготовка рубежей и организация устойчивой обороны в тылу осуществлялась редко. В результате в случае вынужденного отхода и на новом рубеже не удавалось закрепиться.
Аукнулось шапошниковское «постольку–поскольку», но в основном ― просто безграмотность, незнание элементарных основ военного искусства, неумение прогнозировать действия противника. Почему–то не рушился «ненадежный тыл» германской армии, не организовывал повстанческих отрядов европейский пролетариат, и с амуницией все у немцев оказалось в порядке.
