Амир-хан и Муса возвратились в абадзехский аул, договорившись между собой о том, что «раз это произошло по вине хаджи Юсуфа, то они возьмут его с собою в обратный путь и убьют по дороге». Вернувшись к Юсуфу, они начали уговаривать его перейти на службу к имаму. Юсуф-хаджи ждал этого и, не заставляя себя долго уговаривать, поехал вместе с ними в Чечню. Амир-хан и Муса, нуждаясь в знающем дорогу Юсуфе, отказались от своего тайного намерения убить его. Преодолевая опасности, которыми кишел обратный путь, скрываясь от царских отрядов и дозоров, спутники медленно пробирались к Чечне. Впоследствии Юсуф, вспоминая приключения по пути в Чечню, говорил: «Разве после этих трудностей может быть какая-либо утеха» [Хроника, с. 147—151].
В ходе общения с Юсуфом неприязнь Амир-хана сменилась удивлением глубиной познаний Юсуфа в различных науках. Позже Амир-хан Чиркеевский, бывший личным секретарем Шамиля, вспоминал: «Хаджи-Юсуф знал многие науки, владел в совершенстве арабским языком и до того был способен ко всему, что не было случая, в котором он не нашелся бы дать полезный совет» [Низам Шамиля, с. 33].
Имеется и другой вариант изложения событий, связанных с прибытием Юсуфа, который существенно отличается от слов Мухаммеда-Тахира. Рассказ был записан в передаче царских чиновников со слов Амир-хана Чиркеевского.
После письма Юсуфа к имаму «Шамиль составил письма к султану и египетскому паше, в которых, описывая несоразмерность сил своих в сравнении с русскими, неусыпное ведение с ними войны на защиту мусульманства, просил себе покровительства и помощи.
Письма эти были отправлены с доверенными людьми Шамиля (в числе коих был главным сам Амир-хан). Посланные успели благополучно пробраться через русские владения к абадзехам, нашли там Гаджи-Юсуфа, и он немедленно направился с ними к берегам Черного моря, для приискания турецкого судна, на котором мог бы отправить посольство Шамиля в Константинополь. Вскоре Гаджи-Юсуф приискал судно, договорился с хозяином и снарядил шамилевских посланников в путь, отказавшись сам следовать с ними по неизвестной причине; но судно в ту же ночь захвачено было русским большим кораблем, крейсировавшим у берегов, и сожжено. То же самое случилось с другим турецким судном, приисканным Гаджи-Юсуфом, и затем посланные, пробыв на берегу Черного моря около трех месяцев в напрасном ожидании возможности безопасного переезда в Турцию, стали собираться в обратный путь.
Амир-хан, сблизившись во время пребывания у абадзехов с Гаджи-Юсуфом и будучи очарован обширными его сведениями, стал уговаривать его отправиться с ним к Шамилю. Гаджи-Юсуф согласился и последовал за ним. Когда они стали приближаться к Дарго, Гаджи-Юсуф начал беспокоиться о том, что неудача посольства, возбужденного по его вызову, может огорчить имама и дурно повлиять на народ; поэтому он предложил Амир-хану составить подложную бумагу, в виде фирмана от египетского паши, с различными обещаниями, и торжественно возвестить ее народу, для ободрения его в войне с русскими, если только имам одобрит эту меру.
Мысль Гаджи-Юсуфа пришлась Амир-хану по сердцу, потому что он также был очень сконфужен неудачей посольства и опасался, дабы она не была отнесена к излишней его осторожности. Так как Гаджи-Юсуф знал хорошо форму бумаг египетского паши и имел все необходимые материалы, то он в дороге же составил грамоту на имя Шамиля и отправил наперед Амир-хана для испрошения позволения имама представиться с тою грамотою. Шамиль одобрил выдумку Гаджи-Юсуфа, и подложная бумага, им составленная, возвещена была с большою торжественностью как в Дарго, так и в других местах, подведомых Шамилю. (По покорному нам Дагестану разнеслась тогда молва, что Гаджи-Юсуф пробрался к Шамилю под видом дервиша и провез бумагу от султана в двойном дне медного кувшина, какие употребляются для омовения)» [Низам Шамиля, с. 2—4].
На вероятное время приезда Юсуфа в Имамат указывает рапорт начальника Хунзахской цитадели Талышина генерал-майору Клюки фон Клугенау от 25 июня 1841 года: «Назад тому 4 дня, как от Шамиля был прислан нарочный в Тилитли к Кибит-Магоме с бумагами, при коих приложена была также бумага, будто бы полученная Шамилем из Турции от Мамед-Али паши; последний пишет, что он скоро будет с войском, и этим распускают фальшивые слухи и поддерживают в черни дух народный к возмущению...» [Движение горцев, с. 306]. Таким образом, делегация Амир-хана, видимо, выехала в 10-х числах марта 1841 года и вернулась с Юсуфом в середине июня.
Уже позже, в 1856 году, в письме князю Барятинскому Юсуф-хаджи Сафаров, объясняя причину своего появления в Имамате, выдвинул заранее подготовленную легенду о том, что он в 1840 году отправился из Египта на родину в Чечню, в деревню Алды, чтобы взять мать свою и имущество, но «попал в войска Шамиля».
Гаджи-Али Чохский писал о Юсуфе-хаджи: «Он обладал знаниями, не известными до того времени никому в Дагестане. Он хорошо знал все науки и в особенности математику и архитектуру. Когда Шамиль увидел его громадные знания, то приказал мне учиться у него математике и архитектуре и Гаджи-Юсуф передал мне все свои познания».
За короткое время Юсуф-хаджи стал влиятельным человеком при Шамиле, и многое в Имамате делалось по его совету и с его участием.
Юсуф-хаджи привлек весь свой ум, талант, знания на создание сильного государства, помогая в создании государственных учреждений, реорганизации армии, строительстве крепостей, налаживании дипломатической службы и т. п.
Не зная о той большой роли, которую Юсуф-хаджи Сафаров играл в новых учреждениях, вводимых в Имамате с 1841 года, царские военачальники пытались объяснить их появление тем, что «все эти правила заимствовал Шамиль из арабских книг о военном искусстве и других учреждениях халифов. Предшественники его также заботились о введениях оных, но как по новости учения, так и по непрочности власти своей мало имели успеха» [Движение горцев, с. 358—359].
Никогда не стеснявшийся учиться, имам Шамиль впитывал рассказы Юсуфа о государственных учреждениях в Турции и Египте. Пристав Шамиля в Калуге Аполлон Руновский со слов бывшего имама описал празднование байрама в Ведено: «Дорога, по которой шел Шамиль в мечеть и обратно, установлена была живыми шпалерами из мюридов. Это была пародия на церемониал, происходящий в этот день в Константинополе. Подробности его, а также подробности некоторых учреждений в Турции, сообщил Шамилю некто Юсуф-хаджи, живший очень долго в столице султана. С его рассказов Шамиль учредил у себя звание мудира и ввел некоторые другие турецкие учреждения» [Руновский, с. 166].
В мае 1843 года Шамиль, по совету Юсуфа, созвал в Андии съезд. В рапорте военному министру Чернышеву генерал-адъютант Нейдгардт 10 мая 1843 года сообщал: «...Шамиль, собрав всех наибов, старшин и мулл из преданных ему обществ, объявил им, якобы, что по малому с их стороны единодушию и усердию, не видя возможности достигнуть общей их цели, освобождения Дагестана от владычества русских, он слагает с себя обязанности главы веры и отказывается от управления дагестанцами, предоставляя каждому действовать по своему усмотрению. Но когда все находившиеся на собрании уверили его, что все его распоряжения и приказания будут исполнены с точностью и усердием, тогда он объявил, что непосредственное наблюдение за беспрекословным исполнением его предначертаний он поручает Ахверды-Магоме и Шуаип-мулле, через которых все наибы и старшины обязываются относиться к нему» [Движение горцев, с. 390].
Были объявлены новые положения и низамы, регулирующие различные стороны жизни Имамата и составленные Юсуфом-хаджи.
После съезда в Андии имам назначил Юсуфа-хаджи наибом над частью Малой Чечни в помощь мудиру Ахверды Магоме. Когда же Ахверды Магома «получил другое назначение», Малая Чечня была вверена Юсуфу-хаджи, и помощником к нему был назначен Иса Гендергено из Урус-Мартана. Вскоре, однако, Шамиль увидел, что Юсуф не в состоянии управлять столь огромною частью страны, и осенью Малая Чечня была разделена на две части, границей между которыми стала речка Рошни, «впадающая в Сунжу неподалеку от разоренного аула Куллар». Над восточной частью Малой Чечни, расположенной между реками Рошни и Аргун, наибом остался Юсуф-хаджи, западною же частью Малой Чечни, простиравшейся от Рошни до Фортанги, управлял теперь наиб Иса. Южной границей наибства было начало Черных гор, а северной — река Сунжа.
Огромное желание Юсуфа быстро воплотить в жизнь все свои идеи жесткого государственного управления вызвало недовольство чеченцев. Дали о себе знать высокомерие и презрительное отношение к простонародью, укоренившиеся в характере бывшего турецкого чиновника. Стараясь выделиться, Юсуф даже удлинил свое имя и представлялся на турецкий лад: Юсуф-хаджи-Юсуф-заде-оглы. Все это отразилось в характеристике наиба, данной по донесениям лазутчиков генерал-адъютантом Нейдгардтом в его рапорте военному министру генерал-адъютанту Чернышеву от 20 ноября 1843 года: «Впрочем, Юсуф-хаджи на этом участке скорее вреден, чем полезен Шамилю. За короткое время, что он управляет наибством Малой Чечни, разного рода несправедливостями и взятками он успел заслужить ненависть чеченцев, и на него уже несколько раз приносили жалобу Шамилю» [Движение горцев, с. 408]. Это же подтвердил много позднее и Амир-хан Чиркеевский: «Вскоре после роспуска собрания в Андии, Шамиль назначил его наибом в Гехи (в Чечне), но Гаджи-Юсуф не мог пробыть там долго. Его действия не понравились народу и потому Шамиль взял его к себе» [Низам Шамиля, с. 5—6].
