Сначала он разбирает фактор времени и в качестве решающего исторического рубежа называет период 1943–1945 годов. До этого времени оснащение сухопутных войск, военно-морского флота и авиации, как и подготовка офицерского корпуса, практически завершится. После этого, по его мнению, можно ожидать лишь того, что условия изменятся не в пользу Германии: ее вооружение устареет, резервы начнут истощаться и вообще наступит «момент ослабления режима». И значит, разрешение проблемы жизненного пространства должно начаться не позднее 1943–1945 годов, а по возможности раньше.
Далее Гитлер обрисовал такой вариант: если глубокие «социальные столкновения» ослабят Францию, то ее армия не сможет выступить против Германии и «наступит благоприятный момент действий против Чехии». Потом рассмотрел другой вариант: если Франция будет втянута в военный конфликт с третьей страной, например с Италией, в этом случае «наша первая цель – одновременно захватить Чехию и Австрию. Тогда Польша будет нейтрализована». Кроме того, продолжал фюрер, «с большой вероятностью Англия, а возможно, и Франция уже втихую списали Чехию со счетов и примирились с тем, что в один прекрасный день Германия разделается с этим вопросом. Трудности имперского характера и перспектива быть вовлеченной в длительную европейскую войну будут определять неучастие Англии в войне против Германии. А позиция Англии, несомненно, окажет влияние на Францию». Но в любом случае «придется, естественно, обеспечить наш западный фланг во время нападения на Чехословакию и Австрию».
Вот что сказал Гитлер… Бломберг, Фрич и Нейрат, впервые услышав подобные речи, принялись поочередно высказывать серьезные возражения. Именно это и объясняет их смещение с постов три месяца спустя после данного собрания. А для Геринга слова Гитлера откровением не стали: он знал, что перевооружение авиации предусматривает подготовку к большой войне. Предполагалось, что к началу 1938 года в составе люфтваффе будут тридцать эскадр бомбардировщиков, шесть эскадр самолетов «Юнкерс-87» («Штука») и двенадцать эскадр истребителей[211]. И чтобы достичь этой задачи, уже были совершены чудеса. Особенно постарался Генрих Коппенберг: этот инженер внедрил на заводах фирмы «Юнкерс» перенятую в США технологию конвейерной сборки самолетов. А поскольку требования к количеству никоим образом не вредили качеству, последние произведенные образцы отличались высокими летно-техническими и боевыми характеристиками: так «Мессершмитт BF 109» (Ме-109), летавший с максимальной скоростью 575 км/ч и оснащенный двумя 20-миллиметровыми пушками и двумя пулеметами, оказался самым скоростным и наиболее мощно вооруженным истребителем своего времени. Средний бомбардировщик «Юнкерс-88», который мог также использоваться как ночной истребитель-перехватчик и осуществлять авиационную разведку, еще находился на стадии испытаний. Но вскоре этот самолет стал одним из основных бомбардировщиков люфтваффе вместе с «Хейнкелем-111» и «Дорнье-17», менее скоростными машинами[212], но зато хорошо освоенными[213]. Что касается пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87», его бомбовая нагрузка составляла почти 500 кг, и в то время он являлся практически единственным в Европе самолетом фронтовой бомбардировочной авиации. Наконец, немецкие производители уже создали три прототипа тяжелого четырехмоторного бомбардировщика с большим радиусом действия: «Юнкерс-89», «Дорнье-19» и «Мессершмитт-264». К осени 1937 года качественное превосходство немецкой авиации стало очевидно для всех.
Особенно после того, как «Мессершмитт-109» побил мировой рекорд скорости в 610 км/ч[214]. Это, естественно, стало поводом для того, чтобы Геринг получил несколько новых медалей. Но в этот раз поощрения удостоился и Эрхард Мильх.
Однако, если внимательно посмотреть за сверкающий фасад возрождавшейся немецкой военной авиации, можно отметить некоторые ее значительные слабости. Самая главная из них – упорная взаимная неприязнь рейхсминистра авиации Германа Геринга и министерского статс-секретаря Эрхарда Мильха. Некоторые ее проявления выглядят весьма тривиально: Мильха больше не приглашали на охоту в Каринхалл, его фамилия не значилась в списке кандидатов на получение новогодних подарков от премьер-министра. Другие оказались намного серьезнее: Геринг общался с подчиненными Мильха через его голову и вместе с генералом Удетом принимал решения о стандартизации двигателей и фюзеляжей, даже не ставя Мильха в известность об этом! И это еще не все: в марте 1937 года Геринг принял решение свернуть работы по созданию четырехмоторного бомбардировщика с большим радиусом действия, который три года назад заказал генерал Вефер. Возможно, для этого имелись вполне резонные причины технического и экономического порядка[215], но такое важное решение по столь сложному вопросу, принятое без его, главного исполнителя, участия не могло не вызвать беспокойства у Эрхарда Мильха. А Геринг дал ему такое малоубедительное объяснение: «Фюрер не задает мне вопросов о размерах моих бомбардировщиков: он интересуется их количеством».
Структурная реорганизация люфтваффе, затеянная Герингом с целью усиления своего влияния, оказалась не менее катастрофической: весной 1937 года Мильху сообщили, что теперь Министерство авиации разделяется на два отдела – «министерский», который должен возглавить он, Эрхард Мильх, и «командный», которым будет руководить генерал Штумпф, с 1 июня вступающий в должность начальника Генерального штаба Верховного командования люфтваффе. Оба отдела получали равный статус, и каждый в отдельности подчинялся министру авиации. Это было уже сужением сферы ответственности Эрхарда Мильха, но даже этого Герингу показалось мало, и в январе 1938 года он вывел из подчинения Мильха кадровую службу люфтваффе под началом фон Грейма и техническое управление, которым руководил Эрнст Удет. Статус этих отдельных отныне подразделений приравнялся к статусу министерского и командного отделов, и они тоже теперь подчинялись непосредственно Герингу. Было бы сильным преувеличением сказать, что управление люфтваффе сильно улучшилось в результате этого разделения. Тем более что после этого ни одно решение, даже самое незначительное, не могло быть принято без визы маршала. А тот теперь лишь эпизодически уделял внимание проблемам люфтваффе. Но в каждом поступке Германа Геринга сквозили зависть и бахвальство. «Он не переносил, – вспоминал Мильх, – когда Гитлер в какой-нибудь официальной речи говорил, что имена Геринга и Мильха неразрывно связаны с расцветом люфтваффе. […] “Скажу вам одну вещь, – признался он как-то мне. – Я понижаю вас в должности не потому, что вы чего-то не сделали, а потому, что вы многое сделали слишком хорошо. Партия постоянно твердит: «Все это сделал Мильх» – а я (тут он закричал) этого не выношу!” […] Когда Геринг объявил мне о реорганизации, я сказал: “Тем самым вы разрушаете люфтваффе. Кто-то должен держать в руках все рычаги управления. Если это буду не я, то руководить придется вам, а вы не сможете этого делать”. Он крикнул: “Смогу!” Я возразил: “Думаю, что нет”». Конечно же генерал Мильх давно знал, что у Геринга нет ни знаний, ни интереса, ни времени для выполнения этой задачи и что он непременно доверит работу тем своим подручным, которые раболепствовали перед тщеславным маршалом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
