национальных отделениях — вопрос государственной важности, центральный вопрос настоящего законопроекта.
Позже он долго беседовал с Крыжановским и анализировал ситуацию, считая, что за этот законопроект его враги зацепились не случайно. Он казался им удобным во всех отношениях как предлог для развязывания дальнейшей интриги. А цель у интриги была одна: падение Столыпина.
— Вы сделали один неосторожный шаг, — заметил Крыжановский. — Вы поставили вопрос ребром: или законопроект, или правительство. Конечно, вашим врагам теперь надо свалить проект...
— Я не мог поступить иначе, — возразил Пётр Аркадьевич. — Если я проиграю сражение сейчас, я проиграю навсегда. Я решил с ними биться всеми средствами.
Крыжановский обратил внимание на одну важную деталь:
— Сам характер законопроекта позволяет осуществлять оппозицию с неуязвимых для неё позиций “патриотизма” и охранения основ русской государственности. Наших врагов ни в чём упрекнуть нельзя.
Или пан, или пропал — такая сложилась ситуация.
Столыпин напирал. Вначале всё шло так, как он задумал. Опасений серьёзных не было. Даже Коковцов отмечал, что Столыпин настолько уверен в своём успехе, что ещё за несколько дней до слушания дела не просил присутствия в Государственном совете тех из министров, которые были членами совета. А ведь он мог усилить их голосами свою позицию.
Обсуждение законопроекта началось на пленарном заседании 21 января 1911 года и без всякой спешки шло в течение всего февраля. Спешки вроде не было, а интерес огромный был.
Ложи для публики были переполнены. В зале заседаний — две депутации от Западного края. И вот со стороны замечают, будто статс-секретарь Столыпин говорит в Государственном совете с меньшей уверенностью, чем в Думе. Но это утверждают одни, а другие — напротив, отмечают, что Столыпин уверен: несмотря на сопротивление правых проект пройдёт. Член Государственного совета, родственник премьера Нейдгардт открыто говорил: “Самое худшее, что ждёт правительство — незначительное преимущество”. Он даже определил его: восемь голосов. Нейдгардту такое преимущество казалось малым.
Какая скучная глава, скажет читатель, одни словопрения, высказывания, реплики, недоговорённые фразы. Что хорошего копаться в старом законопроекте, который волновал Россию в начале прошлого века? Ведь это давно уже пройденный этап истории.
Так же полагал автор, приступая к работе. Но потом, ознакомившись с материалами той эпохи, понял, что именно в этих кризисах, именуемых “министерскими” и “думскими”, как раз и кроется ключ к разгадке, которой занимались многие, но так и не разгадали. И в прениях и документах прослеживается линия, вычерченная Столыпиным, позиции его сторонников и противников, а в кулуарных рассуждениях — та история, которая представляется нам сегодня в скучном отображении, а тогда играла важную роль в судьбе страны.
В феврале 1911 года, когда законопроект обсуждался так горячо и захватывающе, вся империя следила за схваткой сил, столкнувшихся из-за него. Дело было не в самом проекте — это понимали многие. Дело было в Столыпине. Забраковать проект для его противников и врагов означало свалить ненавистного им активного реформатора, который расшевелит тихую жизнь, внеся в неё новую струю.
Не все любят новшества, не все любят энергичных людей.
Выдержки из документов, известных нам и не известных, свидетельствовали о накале той борьбы. Если внимательно вчитаться в них, если призадуматься, то можно понять многое. В некоторых случаях можно понять и день сегодняшний. В истории всё, что мы проходим сегодня, уже имело своё подобие, только антураж был иной...
А мы хотим понять то, что имеет отношение к нашему повествованию: кто же был заинтересован в расправе с реформатором, пришедшим спасти империю в нелёгкую годину.
Столыпин внимательно читал получаемую прессу, карандашами подчёркивал отдельные фразы из статей, выбирал главное.
Вот газета “Новое время”. О чём пишет она?
“Игра ведётся очень сложная, в которой притом партнёры тщательно скрывают свои карты, делая вид, что все они озабочены единственным сохранением государственных интересов”.
Другой номер “Нового времени”: “Удар, нанесённый ими (правыми в Государственном совете. — Авт.) по законопроекту, рассчитан на неожиданность его для противника”.
А вот газета “Россия”: “Менее всего можно было ожидать, что в момент решительного голосования члены Государственного совета, настроенные в пользу защиты польских интересов, соберут большинство...”
“Голос Москвы”: “Думские круги убеждены, что отклонение законопроекта Государственным советом — это результат интриги против Столыпина, а не недовольство самим законопроектом”.
Ещё одна цитата из “Нового времени”: “Напомним в двух словах историю возникновения конфликта. Столыпину строили ловушку”.
Сам Столыпин голосования не боялся. В тот момент он как раз находился в Государственном совете, ждал результатов. Но получив данные голосования по вопросу о куриях, от неожиданности покраснел и растерялся. Такого удара он не предвидел.
Из дневника графа А.А. Бобринского, члена Думы:
“5 марта 1911 года. Рассказывают, что царь поручил Акимову просить правых голосовать за земство в западных губерниях, а потом уполномочил Владимира Трепова освободить правых от этой обязанности”.
Из документов Государственного совета:
“Переход к постатейному чтению был принят Государственным советом 4 февраля большинством в 103 голоса против 56. Голосование поправки, отвергающей курии, состоялось ровно месяц спустя, 4 марта. Она была принята 92 голосами против 68".
Выяснилось, что за полторы недели до начала обсуждения законопроекта в Государственном совете председатель Совета М.Г. Акимов сообщил лидеру правых Дурново, что высшие сферы высказались за принятие законопроекта. То был намёк, что государь проект поддерживает. Дурново собрал правых, чтобы обсудить полученное известие. Явились все, в то время как на обычные собрания приходило гораздо меньше половины сенаторов. На собрании правые приняли письмо к Акимову, в котором перечислили сомнения относительно проекта. Была высказана просьба передать письмо царю.
Акимов письмо не передал.
Тогда члены Государственного совета Дурново и Трепов попросили у государя аудиенции. Надо сказать, что Трепов был очень близок к царю и пользовался особой милостью его величества.
Царь внимательно выслушал его доводы.
— Как же нам голосовать? — спросил Трепов.
Оказавшись между двух огней, с одной стороны — правыми, которых представлял Трепов, а с другой — правительством, которое возглавлял Столыпин, государь принял, как ему показалось, соломоново решение.
— Голосуйте по совести, — посоветовал он.
Столыпин вплоть до голосования статьи о куриях об этом разговоре ничего не знал, и поэтому был поражён такому отношению государя к его проекту.
А Дурново и Трепов схитрили. Вернувшись в Государственный совет, они рассказали о своей аудиенции и фразе государя голосовать по совести. Выходило, что государь выступил против проекта.
Словом, сработал “испорченный телефон”.
И тогда Столыпин сделал ход, который однажды уже с успехом применил. Правда, прежде он лишь грозился подать в отставку,
