— Что у тебя?
— Выслал в разведку лейтенанта Злуницына из пятой роты. К утру рассчитываю иметь подробные данные о противнике.
— Много на утро откладываете, Кочегаров, много.
Климов повернул к себе на высотку.
До зари было уже недалеко. Уговаривая себя не спать, он тут же накоротке вздремнул. Спал он тревожно, любой неожиданный звук разбудил бы его немедленно.
В ротах кончали окапываться и тоже ложились спать.
Глава вторая
В конце марта на среднем Дунае светало действительно рано.
Отдремав свои сорок минут, Климов обзвонил батальоны и, как охотник, подстерегающий зверя, всматривался теперь в очертания города, отдельными пятнами выступавшие из утренней мглы.
Где-то невдалеке ссорились кони и слышался скрип телег.
— Это что за кавалерия? — сонно спросил он.
— Батальонные обозы ползут, — сказал ординарец.
Климов позвонил начальнику штаба гвардии майору Артюшенко.
— Гони, пожалуйста, обозы назад, чорт бы их побрал! Куда они вылезли!
— Да я их всю ночь гоняю, Николай Иванович, — ответил Артюшенко, — но знаете же нашего обозника, он от своего батальона ни за что не отстанет, хоть ты ему кол на голове теши.
— Гони, гони, а то, чего доброго, немец коней нам еще побьет.
На наблюдательный пункт Климова, замаскированный прошлогодней кукурузой, стали один за другим сходиться его заместители по артиллерии и связи. Подошли командир самоходного полка и командир артдивизиона, поддерживавшие полк Климова. Все приникли к стереотрубам. Жизнь немецкого переднего края стала понемногу развертываться перед их глазами. Стукнули и замолчали немецкие снайперы. Мелькнула каска за домом. Два солдата притащили ящик с боеприпасами, проехала походная кухня, за ней другая, обе скрылись во дворе большого здания перед батальоном Кочегарова. Климов позвонил Кочегарову:
— Приглядись к дому, что перед тобой за насыпью. Установи, приспособлен ли дом для обороны. Присмотрись, не разобрана ли черепица на крыше.
Кочегаров ответил:
— Это кирпичный завод, товарищ гвардии подполковник. Я за ним давно наблюдаю. Там противотанковая пушка замечена, а во дворе у них, надо полагать, варят на весь участок: то и дело кухни приезжают.
Климов засек время — семь часов десять минут.
— Раздача пищи у них, значит, не позже семи тридцати. В случае, если придется атаковать, самое подходящее время.
Заместитель Климова по артиллерии, капитан Дыбов, приник к стереотрубе.
— Добре, добре, что противотанковую подследили. Возьмем собаку на учет.
Принесли на подпись наградные листы. Заместитель по тылу, капитан Горелик, пришел со своими вопросами. Ординарец Грищенко готовил завтрак.
Сейчас, когда рассвело, Климов уже ни на минуту не прекращал наблюдения за противником. Часами разглядывал он насыпь, строения за насыпью, ложбинку, которая тянулась перед батальоном Кистенева.
Пока Климов до конца не понял немецкой обороны, он не мог чувствовать себя спокойно, и все остальное, кроме немецкой обороны, сейчас почти не интересовало его.
Ему доставляло истинное удовольствие подметить новую черточку в расположении противника, и он уже несколько раз звонил в батальоны, чтобы снайперы отдохнули и дали маленько немцам поразмяться на своем переднем крае:
— А то вы их загнали в землю, никакой жизни нет, наблюдать нечего.
Он предполагал еще пройти по батальонам и посидеть в каждом по крайней мере часа по два, но в полдень, едва закончили чертить схему обороны, (неожиданно пришел приказ из дивизии. Он был как гром среди ясного неба: полку на рассвете 25 марта овладеть городом Кишбер.
Вот так отдых!
Соседний полк слева должен был несколько ранее взять высоту 235, а затем поддержать Климова в бою за город.
Вся программа жизни менялась. Все задуманное летело прахом.
Отослав всех на КП, где был назначен сбор комбатов, Климов на некоторое время остался один на своем наблюдательном пункте. Решение складывалось не быстро, не сразу. Дело осложнялось тем, что полк был измотан, и о каждой мелочи следовало подумать особенно серьезно.
Основная роль выпадала на долю батальона Кочегарова, которому при содействии Когана он мысленно и поручил атаку. Кистеневу — сковывать противника.
Спустя два часа он собрал комбатов, отдал приказ о завтрашнем наступлении. Климов приказал самым внимательным образом подготовить людей, поговорить с ними и потребовать от них крайних усилий, ибо только предельное напряжение сил могло привести к успеху.
Дней восемь назад полк понес серьезные потери в людях, которые не были еще восполнены. Роты заметно ослабели. Обозы тянулись из последних сил.
Климов сравнил данные, добытые разведкой, с собственными наблюдениями. Было очевидно, что немцы сильнее всего укрепились в районе кирпичного завода. Здесь у них было много артиллерии и пулеметов, и можно было предположить, что немцы именно здесь сосредоточили свои основные силы. Но возникало новое затруднение. Слева виднелась высота 235. Она до сих пор загадочно молчала. Могло, однако, случиться, что немцы умышленно не подают оттуда признаков жизни, чтобы в разгар атаки неожиданно нанести по наступающим удар с фланга.
По предварительному плану, высоту должен взять соседний полк. Но все в ходе боя могло повернуться иначе. Надо было изготовиться к тому, чтобы в любой момент перенести главный удар и на высоту.
Кочегарову сначала намечалось действовать в центре, но сейчас Климов решил, что лучше будет Кочегарова поставить на левый фланг, поручив ему наблюдение за высотой 235, и даже не наблюдение, а если понадобится, то и демонстративный маневр на окружение высоты во взаимодействии с левым соседом. Это на всякий случай.
Что касается центра, то сюда он определил Когана, а правофланговому Кистеневу так и оставил прикрывать полк справа. Кистенев был человек отчаянной храбрости, но увлекающийся не в меру. Ему приходилось ставить задачи, которые сами ограничивали полет его фантазии и держали так сказать «в упряжке».
Глядя на лица своих офицеров, Климов мысленно взвешивал их, распределял, примерял к обстановке.
С ними он выходил победителем из многих тяжелых боев. С ними ему предстояло наутро взять Кишбер. С ними рассчитывал он прорваться к Вене.
Все даты молодой жизни его офицеров тесно переплетались с датами сражений. Были у каждого победы, были и неудачи. Каждый помнил свой первый бой.
«Главное, выиграть первый бой, тогда всегда будешь побеждать», — говаривал. Климов молодым офицерам, прибывающим в полк, и всегда давал им эту возможность насладиться первой победой, которая, — он знал это по своему опыту, — как ничто, формирует характер молодого офицера. Перед ним сидели юноши с небывалым по размаху опытом побед. Эго были старые воины. Сегодня Климов требовал от них проявления всех их сил и талантов.
— Людей у нас не так много, — говорил он, — с такими силами, как у нас, немец давно уже драпал бы, а мы, видите, наступаем. Значит, мы сильней, сколько бы нас ни было… Внушите это своим людям. Сумеете? — И он взглянул на Кочегарова.
— Сумею, Николай Иванович! — воскликнул Кочегаров, и по взволнованному, покрасневшему лицу молодого комбата Климов понял: этот сумеет все сделать. Он предпочитал услышать сейчас любую вещь, только не «не могу знать». А капитан Кочегаров покраснел, потому что он сказал не совсем то, в чем был уверен.
Когда сегодня в полдень капитан Владимир Иосифович Кочегаров получил приказ о завтрашнем наступлении, сердце его сжалось: батальон был утомлен до крайности, до последнего предела, да и сам он уже не спал двое суток, и нечеловеческая усталость, перешагнув все нормы, мучила его отчаянной рассеянностью. Внимание ко всему страшно ослабело еще с ночи. Он раза по три обращался к людям с одними и теми же вопросами и не запоминал ответа.
Он чувствовал себя почти больным. Да и было отчего. Сегодня часов в пятнадцать он решил наконец-то прилечь, но тут как раз его вызвали к командиру полка за получением боевого приказа. Все менялось, и, как сейчас только стало известно, именно ему, Кочегарову, поручался левый участок. Он наносил главный удар. Всю подготовку приходилось начинать заново, и это не могло особенно радовать Кочегарова. Да и люди устали. Ох, как они устали!
Однако приказ дан. Он и сам не раз изменял задачи ротам, не считаясь ни с чем…
Только стемнело, как батальон Кочегарова передвинулся на левый фланг. Время сразу скакнуло вперед, и не успел Кочегаров оглянуться, как наступила ночь.
Он позвонил командиру пятой роты лейтенанту Макалатия: «Выслать разведку», — и нисколько не удивился, услышав быстрый ответ Макалатия, что это уже сделано и лейтенант Злуницын вот-вот ожидается назад.
