— Но ведь мы все время твердили инспектору, что знать ничего не знаем о Тамблти, — сказал Кейн. — Что ж нам теперь — отказаться от своих слов?
— Дело в том, что Эбберлайну напишем не мы, — пояснил я. — Ему напишет… Тамблти.
— Ты хочешь сказать, мы — от его имени? — уточнил Кейн, и я кивнул, помахав последним письмом злодея.
— Да, — задумчиво произнесла Сперанца, — это идея. И если в следующую субботу весь Уайтчепел будет наводнен представителями власти…
— А он не может затаиться? — перебил Кейн. — Отложить удар на более позднее время?
— Нет, — ответили мы со Сперанцей одновременно.
Она пояснила:
— Помните, мистер Кейн, наш враг одержим демоном, а демон не спасует перед человеком. Разве Люцифер не есть воплощенное высокомерие? И Тамблти будет действовать именно так: самонадеянно. Но самонадеянность присуща многим убийцам, она-то их и выдает.
— А что, если он успеет совершить убийство раньше? — спросил Кейн. — Что тогда?
Но размышлять над этим никто не стал. Вместо этого Сперанца предложила: «Приступим», — и тут же спросила, есть ли у меня красные чернила.
— Вы имеете в виду, красные, как кровь? Блестящая мысль! Да, да, есть. Генри требует, чтобы я обозначал дебет именно ими.
— Принесите их, мистер Стокер. И выберите перо по своему усмотрению. Мне кажется, писать лучше вам, ибо у мистера Кейна дрожат руки, а мои каракули ужасны даже по меркам сумасшедших преступников. Короче говоря, мистер Стокер, по-моему, это лучше сделать вам.
Так оно и получилось.
Я устроился за недавно доставленной конторкой, раз уж представился случай обновить ее, а друзья маячили у меня за спиной, комментируя каждое движение моего пера. «Слишком коряво». «Слишком сильный наклон влево». Сперанца также указала мне на необходимость соблюдать определенный стиль.
— Помните, Брэм, вы сумасшедший.
— Еще бы не помнить, когда так оно и есть, — буркнул я.
И мы погрузились в сочинительство.
Обращение предложил Кейн.
— Почтеннейший босс, — произнес он, и я с готовностью это написал, ибо именно так Тамблти называл Эбберлайна.
— Не забывайте, он американец, — напомнила Сперанца.
— Буду иметь в виду, не знаю только, как донести этот факт до понимания инспектора. С помощью американизмов? И вот еще: может быть, стоит использовать анатомические термины, которые в ходу у докторов?
— Я думаю, да, — сказала Сперанца, — В конце концов, они ведь должны искать именно Тамблти.
— Правильно, — подтвердил Кейн. — И мы должны намекнуть, более чем намекнуть, на его безумие.
— Но никакого упоминания о демоне, — сказала Сперанца. — Это чересчур для людей из Скотленд-Ярда. Просто сумасшедший, просто убийца — вот то, что им надо.
— Все это замечательно, — сказал я. Мои соавторы тесно обступили меня, глядя на перо с вожделением, словно собаки на кость. — Но сейчас нужны конкретные слова.
Я указал на все еще чистый лист:
— Слова, пожалуйста.
Кейн начал расхаживать взад и вперед, видимо подбирая эти самые слова. Леди Уайльд медленно опустилась на новый малиновый ковер, наверно, надеясь, что в этом положении словам не будет так тесно, как ее бывшей талии в корсете. Беспокоилась она напрасно, ибо, когда Сперанца предложила первую строчку, она тут же была одобрена. Речь здесь шла о многочисленных подозреваемых в жестоких убийствах, задержанных полицией:
«Я слышал, будто бы полиция меня поймала, хотя они меня еще даже не нашли».
— О да, — одобрил Кейн, — Замечательно, особенно «еще даже не нашли». Не забыть бы намекнуть на еврея, который у них в руках, или они его уже отпустили?
— Ты имеешь в виду Кожаный Фартук?[216]
И я расправил пальцы, чтобы рука напряглась и мой почерк мог показаться… каким? Нормальным?
— Да, Кожаный Фартук, — сказал Кейн. — Как насчет такой фразы: «Я покатывался со смеху, видя, как они воображают себя умниками и думают, будто напали на верный след»?
Я подчеркнул красным слово «верный», как Тамблти свои «ха-ха».
«От этой шутки насчет Кожаного Фартука я чуть вусмерть не ухохотался».
— Хорошо, — подала голос с пола Сперанца. — А вы, мистер Стокер, часом нигде не учились писать по-простонародному?
— Да как-то не пробовал.
— Давай дальше, но только без излишеств, — сказал Кейн. — Немного ловкости, и дело будет сделано. Нам сейчас нужно что-то американское? Что-то… хвастливое и пахнущее кровью. А, Брэм?
И я написал следующую строку:
«Терпеть ненавижу потаскух и не перестану потрошить их, покуда меня не остановят».
Оборот «терпеть ненавижу» предложила Сперанца: кажется, очень уместно.
Дело пошло, мы сочиняли письмо в неведомой нам прежде гармонии. Появились следующие строки:
«В последний раз работа была сделана великолепно. Я не дал ей времени заорать. Как могут они меня поймать? Моя работа нравится мне, я хочу взяться за нее снова, и скоро вы опять услышите о моих маленьких веселых проделках. Я сохранил чуток крови в бутылочке из-под имбирного пива, чтобы написать это как следует, да только вот незадача: все загустело, как клей, и для пера не годится. Ладно, сойдут и красные чернила. Ха-ха».
Эта последняя строчка была обязана своим появлением моему наблюдению, что высохшие красные чернила с кровью никак не спутаешь. Во всяком случае, если это понятно мне, то и полиции тоже.
Я продолжил:
«В следующий раз я откромсаю у женщин уши и пошлю вашей полицейской братии. Просто для хохмы, правда ведь забавно?»
Кейн сказал, что слово «откромсать» в данном контексте не самое удачное, поскольку звучит не совсем по-американски. Я не согласился, и мы призвали в третейские судьи Сперанцу, которая встала на мою сторону. После чего мы продолжили, согласившись на том, что письмо должно быть написано и отправлено с таким расчетом, чтобы в следующую пятницу его прочел Эбберлайн.
«Попридержите это письмо, вы попомните меня, когда я поработаю еще. Мой ножичек такой хороший, такой острый и мне так нравится моя работенка, что я стараюсь выполнять ее при всякой возможности. Желаю удачи!»
И хотя я был против упоминания о ноже, ибо не хотел привлекать внимание к моему кукри, оставшись в меньшинстве, я вынужден был сохранить эту строчку. Теперь нужно было подписать письмо, что я и сделал, написав сначала машинально «искренне ваш», а уж потом, по наитию, быстро дописав: «Джек Потрошитель».
— Отлично! — заметил Кейн. — Джек, это из-за «Дж.» — одного из инициалов Тамблти?
Я пожал плечами:
— Да, наверно.
— Но мы нигде не указали на его знакомство с медициной, — заметил Кейн, всматриваясь через мое плечо во вторую страницу, после чего добавил: — К тому же письмо слишком аккуратно написано для психа. Ты бы его чуток подпортил, а, Брэм.
Так я и сделал, размазав кое-где чернила, насажав красных клякс и приписав:
«…было бы не слишком умно отправлять его до того, как я смою с рук эти проклятые красные чернила. А еще толкуют, будто я доктор, — ха-ха».
На этом я закончил, с облегчением избавившись и от пера, и от чужой личины.
— Ну, теперь все готово? — спросила Сперанца. Это заставило нас с Кейном поднять ее с ковра. — В пятницу оно будет отправлено Эбберлайну?
— Даже не знаю, — пробормотал я, переосмысливая свою первоначальную идею. — Вы не находите, что посылать его Эбберлайну — это как-то… слишком нарочито, слишком предсказуемо?
— Тогда кому же? — спросил Кейн.
Я ответил не задумываясь: не зря ведь моими стараниями четыре сотни журналистов получили анонс нашего нового сезона, открывавшегося «Джекилом и Хайдом».
— Мы отправим его в Центральное агентство новостей.
Для публикации? — уточнил Кейн. — Я не думаю, что…
Вовсе нет. Оно попадет к Эбберлайну через Центральное агентство новостей.
Да, согласилась Сперанца, — мне кажется, сумасшедший убийца мог бы предпринять что-нибудь в таком роде, это будет выглядеть правдоподобно. Иметь дело со Скотленд-Ярдом напрямую было бы довольно рискованно. Но что, если, упаси господи, газетчики его опубликуют?
Они не станут этого делать, — заявил я. — Я знаю газетчиков и могу сказать: в большинстве своем они так же честны, как и люди других профессий. Если это письмо предназначено или, скорее, кажется предназначенным инспектору Эбберлайну — а на конверте будет пометка: «Лично для босса», — они позаботятся о том, чтобы он его получил. Ясно же, поскольку дело касается кошмара в Уайтчепеле, кого еще могут называть боссом? Конечно, Эбберлайна, больше некого.
— Брэм, — промолвил со вздохом Кейн, — я сам причастен к работе прессы и отнюдь не разделяю твоего высокого мнения о журналистской братии. Однако, судя по тому, как леди Уайльд покачивает головой, она на твоей стороне. Стало быть, я остался в меньшинстве и потому уступаю… Пошлем письмо в Центральное агентство новостей в пятницу утром. Пошлем и будем надеяться на небеса, на все силы небес и ада, на то, что оно будет прочитано вовремя, и что вся полиция будет поднята по тревоге в следующую субботу, и что он, Тамблти, будет арестован прежде, чем заметит угрозу.
