— Можно я в туалет схожу? — я переступала с ноги на ногу. Еле терпела.
— Да-да, конечно. Первая дверь справа, выключатель…
— Я знаю, — я улетела в известную сторону.
Крошечный санузел. Унитаз и душевая кабина. Холод зверский. Казалось, ветер с замерзающего канала залетал снаружи в узкое стекло окна под самым потолком. Судя по лихому, воровскому свисту, так оно и было. От моей кожи навязчиво несло французским лубрикантом. Вода из крана лилась едва теплая. Я мужественно стянула с себя одежду и залезла под душ. Не хотелось тащить этот запах с собой обратно. Через пару минут вода превратилась в жидкий лед.
— Чай?
Она зажгла все конфорки на газовой плите, нагревая длинное помещение кухни. Мои зубы передумали клацать. Тепло обняло тело под свитером. Лицо покраснело. Огонь плиты радостно сжирал кислород в узком помещении, унося тепло ввысь под потолок. Женщина погасила всенародный источник жизни. Сняла чайник с плиты.
— Чай? — повторила.
— Лучше бы кофе, — призналась я. Села на табуретку.
— Есть Нескафе. Насыпай. Вот чашка. Вот ложка. Вот сахар. Молока нет. Я мама Жени. Меня зовут Вера. А тебя? — женщина по имени Вера залила порошок в китайской кружке горячей водой.
— Меня зовут Лола, — сказала я. Кто такой Женя? Боже! Это ведь Петрова так зовут. Перед глазами сразу всплыла зеленая обложка тетради. Евгений Петров. — Я учусь с Петровым в одном классе.
Не могла, хоть убей, назвать его Женей. Он сказал, что мать уехала в командировку в Даугавпилс. Соврал.
— Я закурю, не возражаешь? — она села напротив меня за узкий стол на одной ноге, прикрученный торцом к стене. Так спросила, мое мнение ее не интересовало ничуть.
Я решила сходить за своими сигаретами. Встала.
— Ты куда? Спать? А кофе? — женщина встрепенулась. Только что за руку меня не схватила. Глядела снизу в лицо встревоженно. Расстроено.
— Я тоже курить хочу. Пойду принесу…
— Не надо. Женьку разбудишь. Возьми мои.
Мы курили, откинувшись на спинки неудобных стульев. Разглядывали друг друга. Сидели обе нога на ногу, закрутив худые голени в жгут. Стройная блондинка, почти натуральная. Рост небольшой. Положительное лицо и бюст. На вид — лет тридцать пять. Если выспится и перестанет поджимать неприятно губы, то можно дать заметно меньше.
— Вкусный кофе? — она сняла с меня взгляд.
— Ужасный, — я улыбнулась. От чего-то мне хотелось помочь этой странной женщине. Не спящей длинной, неотапливаемой ночью с четверга на среду. Я только не знала, чем.
— Я сама терпеть его не могу. Держу только для гостей, — Вера поддержала меня в плане улыбки. Снова разглядывала.
— Это правильно. Чтобы не засиживались, — я тихо посмеялась.
— Что у вас с Женей? Любовь? — тут же задала важный для себя вопрос мама своего сына.
— Нет, — я отказалась сразу. Чтобы без фантазий со всех сторон. — У нас с Петровым пари. Он выиграл.
— Ого! — удивилась Вера. Встала, вынула из шкафчика над столом бутылку красного вина. — В чем же ставки?
Кивнула мне на бутылку. Портвейн. Никогда. Я резко отрицательно мотнула башкой в ответ.
— Мы поспорили, что он подтянется больше нашего физрука. Этот гадкий Петров победил, — рассказала я. Остывший кофе вонял химией.
— А я все понять не могла, откуда в Женьке такая тяга к физкультуре проснулась вдруг. Он тренировался с начала сентября, готовился. Он развел тебя, — рассмеялась гордо мама великого спортсмена. Вертела в пальцах стеклянный фужер.
— Да я догадалась уже, — я махнула рукой. — Отомстить мне хотел за старое. Как бы сам себя не обманул…
— Послушай, как тебя там? Я забыла, прости. Я не могу пить одна. Я тебе налью, а ты только вид делай. Ладно? — она смотрела мне точно в глаза. Но взгляд ее не шел никуда. Отскакивал и возвращался обратно, внутрь.
— За что будем пить? — торжественно спросила Вера.
Я пожала плечами. Мне — до лампочки. Хоть за освобождение волнистых попугайчиков из клеток русской зимой.
— Ты веришь в любовь? — снова в той же пафосной теме гнула свое дама напротив.
— Нет. Да. Как хочешь, — усмехнулась я покладисто и понюхала вино. Весьма недурно. Глянула на этикетку снова. Порто, без дураков.
— Сколько тебе лет? — в тихом голосе матери Петрова отчетливо хрипнул наезд.
— Шестнадцать, — нахально ответила я. Сунула в рот сигарету и смотрела, что будет дальше. Ну?
— Тебе явно плевать на любовь. Ты спишь с моим сыном на спор. Ты просто шлюха! — Вера залпом закинула в себя португальский портвейн.
Логика подобных заявлений меня всегда потрясала. Моя Аля была в этом деле большой специалист. Я ухмыльнулась и ответила:
— А тебе завидно?
Она положила в рот кусочек шоколадки и сморщилась как от кислого. Глянула на меня вдруг трезвыми, взрослыми глазами. Опомнилась.
— Прости. Я не должна была так говорить, девочка. Извини, — она протянула руку, чтобы забрать из моих пальцев вино.
Я отстранилась и залпом выпила. Коварная терпкая сладость упала в желудок и разбежалась по крови. Дружеский градус пошел вверх в прокуренном холоде кухни.
— Шестнадцать лет! Какой чудный возраст! Я впервые влюбилась в шестнадцать. Боже! Как же я была в него влюблена! — Вера мечтательно завела большие, подозрительно блестящие глаза к далекому потолку. — Мы встречались тайно, его мама меня не одобряла. Считала недостойной своего прекрасного мальчика…
Мы слаженно отхлебывали прекрасное вино. Полное взаимное уважение уже маячило в сумерках близкого утра. Я покорно, подперев голову рукой, слушала плавную, счастливую, абсолютно банальную историю влюбленной барышни под сорокет.
— Мы все-таки поженились. Не все шло гладко, сама понимаешь. Свекровь постоянно вмешивалась. Зудела и зудела, как жирная муха. Она тебе не пара. Она тебе не пара. А кто ему пара? Испанская королева? Но мы любили друг друга! Нам все было нипочем, мы же были вместе…
— Фу, накурили! — возмущенный Петров пересек кухню и распахнул форточку настежь. — Мама! Тебе же на работу! Лола! Нам в школу к первому уроку! Вы пьяные обе в зюзю. Жесть, — он обалдело переводил взгляд с Веры на меня и не верил сам себе. Литр португальского портвейна иссяк. Истаял в недрах мусорного ведра.
— Погоди, Петров. Дай дослушать. И че? — я отвела от себя надоеду решительной рукой.
— Лола! Нам вставать через час! Перестань курить! — дерзкие пальцы сломали и выбросили последнюю сигарету.
Да. Хватит. Я подняла себя вертикально. Натянула решительно на голову капюшон свитера.
— Действительно, пора. Чао, Верочка. Ты — классная баба! Петров! Где ключи от моей машины?
— О, господи, — взмолился Петров.
Вытащил меня за руку из кухни. Я потеряла тапки. Стены постоянно норовили напасть со всех сторон. Линолеум пола морозил бедную меня на раз.
— Залезай в кровать, несчастье мое, — сильные пальцы запихивали настойчиво меня вниз.
— Только не приставай. Наши дела — все! Баста. Конец! — предупредила я, залезая в желанное тепло. Закуталась в одеяло, как в кокон. — Зачем ты меня увел? Я хотела дослушать про невозможную любовь. Вера так здорово рассказывала…
— Ну да, рассказывать она умеет, — гадкий Петров просочился все же в мое укрытие. Обнял жесткими руками, сунул лицо в волосы над правым ухом. Его вечно ледяные ноги пришлись мне на середину голени. — Он ушел. Вчера ровно год был.
— Кто? — я повернула к нему удивленное лицо.
Всем известное шоу под названием «звездный городок» стремилось раскрутить мою португальскую сегодня голову во все стороны разом. Настырный Петров попытался отловить мои губы своим мокрым ртом.
— Прекрати, Петров. Что за манера лизаться, когда с тобой разговаривают! — я села. У-ух! Упала обратно.
— Кто-кто! Хрен в пальто. Мой отец, — сказал он горько и сердито. Отклеился от меня и отвернулся.
— Куда ушел? — зачем мне это знать? Нафиг надо. Но интересно. Ждала ответ, глядя в спину рядом. Провела ладонью по выступающим позвонкам, как, сама не заметила.
