— К такой же красивой суке, как ты… — бедный Петров кажется плакал.
Я проснулась до рассвета. Словно тронул кто за плечо. Запахнулась в халат и пошла вниз. Споткнулась в самом низу, больно ударившись пяткой о низкую, лишнюю ступеньку. Комната, в которой я ночевала, была та самая. Где я когда-то спала с Сашей. Как не со мной было. Если бы не лестница, не вспомнила бы никогда.
Вода в знаменитом бассейне была. Перетекала, как положено, за борт в хвойный запах рассветных елей к Гурову в сад. Я потрогала ее осторожно. Теплая. Серые сумерки готовились стать розовыми. Восток обещал. Ладно. Чего я боюсь, в самом деле? Прыгай, девочка, тут не глубоко.
Я сделала двадцатый круг по корыту. Нарочно, шумно. С хлопками и всплесками. Я залила плиты пола вокруг. Я превратила гуровский газон в болото. Я замерзла. Наглое солнце выкатилось из-за горы наполовину. Егор не пришел.
Вылезла мокрая и злая. Растрепанная, как ведьма болотная. Оставляя темные следы на буковых досках пола, прошлепала туда, где молчала хозяйская спальня. Распахнула дверь.
Егор полулежал в подушках и улыбался.
— Ты! Я замерзла в твоем гребаном корыте насмерть! — я задохнулась от гнева. Даже дрожать перестала. Как он мог не прийти! Стояла голая в прозрачных узких трусах, белая, как утопленница. Остывшая вода стекала по слегка зеленоватой от злости мне.
— Не может быть. Я специально для тебя налил в бассейн подогретую воду. Ты слишком долго плавала. Я соблюдаю твои условия, не лезу целоваться, не пристаю, как ты выразилась, веду себя честно, как обещал, и мне это дается, видит бог, нелегко, — говорил он негромко. Не смеялся. Не нарывался. — Если хочешь, то можешь лечь рядом. Я не возражаю. Ты вся синяя от холода, смотреть больно. Обещаю вести себя прилично. Не хочешь целоваться, не буду. Ну же, скорей.
Егор явно хотел постучать ладонью по одеялу рядом с собой. Не рискнул. Провел пальцами по белому полотну, разглаживая складки. Ореховые глаза в розовом цвете проснувшегося нового дня тянулись покорным, на все согласным желанием. Я сдалась.
— А мне целовать тебя можно? Или только тебе? — услышала я сквозь собственные жадные слюни на мышцах его живота.
Бергамот и острый, пряный запах живой смазки. Две недели воздержания. Тупой верности неизвестно кому.
— М-м-м, — промычала. Гладкая кожа головки невозможно сладко прошлась по моим губам. Я поймала и провела языком по кругу. Еще раз.
— Погоди, золотце мое, успеешь, — сказал Егор. Отвел осторожно мое лицо от своего паха. Сам быстро накатал резинку и лег сверху. — Не обижайся, прошу тебя. Я слишком долго ждал. Давай сначала так, а потом все остальное, как ты любишь. Я сделаю все, как ты захочешь. Время есть.
Я увидела его. Море добрым товарищем вышло на меня из-за поворота. Мы скучали оба. Я улыбалась добродушному взгляду сине-зеленого горизонта. Развела руки в стороны и пошла вдоль дороги, прикрыв веками глаза. Полдесятого утра.
— Давай проведем сегодняшний день вместе, — предложил Егор. Поцеловал меня в голую спину. — Проваляемся в постели до обеда. Потом поедем поедим в каком-нибудь вкусном месте или закажем что-нибудь итальянское домой, я знаю приличный ресторан. Как захочешь.
— Это вряд ли, — я улыбнулась. Повернулась к нему всем телом. Подставила себя ласковым губам. Хорошо. Просто отлично. И зачем я пряталась от него все это время? Кому от этого стало лучше?
— Почему? Только не говори, что не хочешь. Я этого не переживу, — посмеялся Егор, усаживая меня к себе на живот. Поближе к известному месту.
— Я работаю сегодня. Моя смена. Если побегу сейчас, то как раз успею, — я аккуратно слезла с партнера и с кровати заодно. Потянулась вверх сыто и радостно. Доктора я не стеснялась ничуть и никогда.
— Давай выпьем кофе хотя бы, золотце мое. Возьми мою машину, вечером вернешь, — он говорил осторожно откуда-то из подушек.
— Ладно, милый. Вари кофе и кусок хлеба найди для меня, умоляю, — я унеслась в ванную.
Егор и кофе ждали меня. Я откусила от хлеба с маслом в его правой руке. Отпила от чашки в левой. Жуя, ткнулась лицом в колючую щеку.
— Я вернусь сегодня после девяти, а на завтра возьму выходной. Не нужно машину. Я пробегусь с наслаждением.
Я легко бежала вниз по хорошей дороге. Белые кеды снова мелькали подошвами по асфальту. Деревья под горой отливали красно-желтым. Пятна длинноногих сосен, надменных толстых елей и вертикалей кипарисов зеленели вечно.
Фа-фа! Клаксон. Красный кабриолет догнал меня.
— Привет! Опаздываешь? — Давид ухмылялся мне припухшими, теплыми губами.
— Привет, Давидик! Ты на свидании был? — я села рядом с водителем. Легко коснулась знакомой щеки.
— Да замутил тут с одной, — притворно-равнодушно сообщил пацан, выруливая на дорогу левой рукой, правую положил на спинку моего сиденья. Выпендрежник.
— Поздравляю, — искренне улыбнулась я его гордому профилю.
— Пф! — Давид махнул рукой небрежно так, словно всю жизнь проходу ему девушки не давали, вот измучили буквально всего. — Лола, ничему тебя жизнь не учит! Ты почему не позвонила вчера? Почему не сказала, что у Егора Аркадьевича ночевать осталась? — выговаривал мне Давид по-взрослому.
— Я? Я не подумала. Ты же сам видел. Я ведь с ним ушла, — начала я оправдываться, сама не заметила, как.
— Да кто тебя знает? Мало ли, что в голову твою кудрявую взбредет? — бухтел парень, копируя интонации доброй Кристины абсолютно. — Вот уважаемый Георгий Аркадьевич не забыл. Позвонил вчера Кристе. Доложился обо всем. Даже рассказал, что ночуешь ты в комнате для гостей. Офигеть, как ты его выдрессировала. Вот. Ты забыла вчера.
Давид вынул из кармана на груди розовый айфон. Протянул, не глядя, мне. Машина остановилась у входа в караоке. Мы приехали. Рука моего друга безответно висела в воздухе.
— Эй! Забирай свою игрушку, — он хотел сбросить аппарат с ладони мне на колени. Я резко выскочила из кабриолета поверх двери. Успела.
— Ты чего? — Давидик поднял на меня изумленное лицо. Неповинный телефон завалился между сиденьями.
— Давид, сделай мне, пожалуйста, одолжение, — тихо попросила я.
— Все, что захочешь, дорогая, — тут же в тон отозвался он.
— Забери этот чертов айфон. Хочешь — себе возьми, хочешь — продай, подари, в море выброси. Мне он не нужен.
— Ты с ума сошла! Это же так дорого, — Давид говорил, а сам ухмылялся, словно передразнивал кого-то. — Я эту розовую хрень себе оставлю. Пусть все сдохнут от зависти!
— Пусть сдохнут, — повторила я эхом.
Глава 31. Снова утро
Снова утро. Снова завтрак.
— Я уезжаю. В четверг. В Штаты. На три месяца. Читаю курс по своей врачебной методике в Главной Медицинской Школе. Много плановой работы, — начал Егор, размазывая сливочное масло по куску подогретого матнакаша. Американо в верной стеклянной кружке. Коричневый сахар неровными кусками в хроме шведской сахарницы.
— Как жалко, — искренне вздохнула я. Соскучилась по европейскому комфорту и стабильной улыбке ореховых глаз. И остальное не подвело меня ни разу.
— Тебе жалко? Действительно жалко? — доктор протянул мне тарелку с бутербродом. Заглядывал в лицо.
— Да. Мне так хорошо с тобой, — легко призналась я без всяческих затей. — Тепло, сытно, гигиенично.
— Я две недели, как круглый дурак, приходил каждый день в гостиницу, в дурацкое ваше караоке. Ты сбегала, словно я зачумленный. Вдруг р-раз и все повернулось с точностью до наоборот. И ты теперь шутишь, золотце, никак не нашутишься, — он успел сдержать раздражение на мой смех. — Я хочу понять, что происходит. Расскажи мне о планах на свою дальнейшую жизнь. Есть они у тебя? Хотя бы до конца этого года.
Серьезный мужчина смотрел, как я весело ем. Пахучий дорблю зеленовато-синими точками порока глядел задорно на меня. Я выудила его из полупустых просторов холодильника. Сыр вонял, как чудно заметил классик, портяночкой. Ротой старых носков. Горячий хлеб, сыр, глоток кофе. Я облизала масляные пальцы. М-м-м! Доктор пил маленькими глотками воду из какой-то волшебной бутылки. Ждал.
