наружу и начала обходить стену по периметру, удаляясь от того места, где кипела работа.
Бэбкок обнаружила тело, лежащее ничком в тени стены. Его почти не было видно, и она едва не споткнулась об него. Ее удивило, что труп был в скафандре. Но если Бах успела надеть скафандр, почему же она погибла? Поджав губы, Бэбкок схватила тело за плечо и перевернула его.
Это был мужчина, который с изумлением смотрел на торчавшую из его груди рукоятку цепного ножа, окруженную похожим на смятый цветок черным пятном замерзшей крови. Бэбкок бросилась бежать.
Оказавшись перед шлюзом, она замолотила кулаками в железную дверь, затем прижалась к ней шлемом скафандра. После долгой паузы она услышала ответный стук.
* * *
Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем они смогли подогнать спасательную машину и состыковать ее с дверью шлюза. Бэбкок была в машине, когда дверь распахнулась. Она вбежала, просто растолкав своих коллег-копов такими сильными ударами локтями, что едва не сломала им ребра.
Сначала она подумала, что, несмотря на все надежды, Бах умерла. Та полулежала, прислонившись спиной к стене и обнимала младенца. И, кажется, даже не дышала. Мать и дитя были покрыты слоем пыли, а ноги Бах – перепачканы кровью. Она казалась невероятно бледной. Бэбкок подошла к ней и протянула руки к ребенку.
Бах прижала к себе малышку, проявив удивительную силу. Ее запавшие глаза посмотрели на Бэбкок, взгляд начал проясняться. Затем она обернулась к Джоанне и улыбнулась блаженной улыбкой.
– Правда, она самое милое создание на свете?
Пустячок
[Багатель[22]]
На Лейштрассе, на Сорок пятом уровне, прямо возле цветочно-сувенирного магазина «Багатель», примерно в сотне метров вниз по променаду от площади Процветания, стояла бомба.
– Я бомба, – сказала бомба прохожему. – Я взорвусь через четыре часа, пять минут и семнадцать секунд. Моя мощность равна пятидесяти тысячам английских тонн тринитротолуола.
Небольшая группа людей собралась посмотреть на нее.
– Я сработаю через четыре часа, четыре минуты и тридцать семь секунд.
Пока бомба говорила, несколько человек встревожились. Они вспомнили, что у них есть дела в других местах и устремились прочь. Чаще всего они торопились к поездам подземки до Кинг-сити. Вскоре поезда оказались переполнены, а на платформах началась толчея.
Бомба выглядела как металлический цилиндр высотой в метр и длиной в два метра, установленный на четыре поворачивающихся колеса. Наверху цилиндра были смонтированы четыре телекамеры, медленно сканирующие все вокруг, поворачиваясь на девяносто градусов. Никто не смог вспомнить, как она там появилась. Бомба немного походила на муниципальную машину для уборки улиц – возможно, из-за этого ее никто и не заметил.
– Моя номинальная мощность пятьдесят килотонн, – с легкой гордостью сообщила бомба.
Вызвали полицию.
* * *
– Так вы говорите, атомная бомба?
Начальник муниципальной полиции Анна-Луиза Бах ощутила жжение в желудке и потянулась к коробочке с лекарственными леденцами. Ей давно было пора заменить желудок, но частота, с какой она делала такие замены, вкупе с размером ее зарплаты, вынуждала ее все больше полагаться на временные меры. Да и цена клонированных трансплантатов постоянно росла.
– Она говорит про пятьдесят килотонн, – подтвердил мужчина на экране. – Не представляю, чем еще она может быть. Конечно, если только это не муляж. Мы запросили детекторы радиации.
– Вы сказали «она говорит». Вы имели в виду записку, или телефонный звонок, или что?
– Нет. Она реально с нами разговаривает. И вполне дружелюбно, но мы еще не дошли до просьбы самоотключиться. Может статься, что ее расположение к собеседнику не заходит настолько далеко.
– Несомненно. – Она сунула в рот еще один леденец. – Конечно, вызывайте взрывотехников. Потом скажите им, чтобы они ничего не предпринимали до моего приезда, только присматривали за ситуацией. Мне надо сделать несколько звонков, и я буду у вас. Через тридцать минут, не больше.
– Хорошо. Сделаю.
Ничего не оставалось, кроме как искать помощь. На Луне еще никогда не взрывали атомную бомбу. У Бах не имелось никакого опыта работы с ними, равно как у группы полицейских взрывотехников. Она набрала номер на компьютере.
Роджер Бирксон любил свою работу. Не столько из-за условий на рабочем месте – они были ужасными, – а из-за дополнительных льгот. Он пребывал на дежурстве тридцать дней, круглосуточно, за почти астрономическую зарплату. Потом получал одиннадцать месяцев оплачиваемого отпуска. Платили ему весь год независимо от того, приходилось ли ему применять свои особые таланты в течение тридцати дней дежурства или нет. В этом смысле он был как пожарный. В каком-то смысле он и был пожарным.
Свои долгие отпуска он проводил на Луне. Никто и никогда не спрашивал Бирксона, почему он так поступает. А если бы и спросили, он и сам не назвал бы причину. Но заключалась она в подсознательном убеждении, что однажды вся планета Земля взорвется, превратившись в величественный огненный шар. И он не хотел там находиться, когда это произойдет.
Работой Бирксона было обезвреживание бомб, а работал он на геополитическое административное образование под названием Объединенная Экономика Европы. Находясь на дежурстве, он мог спасти жизни двадцати миллионов европейцев ОЭ.
Из тридцати пяти терранских экспертов-взрывотехников, проводивших отпуск на Луне во время угрозы взрыва бомбы на Лейштрассе, Бирксон оказался ближе всего к предполагаемому эпицентру взрыва. Центральный компьютер отыскал его через двадцать пять секунд после того, как Бах положила трубку, доложив о ситуации. Он выстраивал патт на семнадцатом грине подземного поля для гольфа «Пылающее дерево» в полукилометре от площади Процветания, когда его сумка для клюшек зазвонила. Бирксон был богат. Он нанимал кадди[23], а не использовал механическое устройство. Кадди бросил флаг, который держал, и пошел отвечать на звонок. Бирксон сделал пару тренировочных замахов, но обнаружил, что утратил сосредоточенность. Он расслабился и взял трубку.
– Мне нужен ваш совет, – сообщила Бах без всяких предисловий. – Я начальник муниципальной полиции Нового Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили об атомной бомбе на Лейштрассе, а у меня нет никого с опытом по таким проблемам. Можете встретиться со мной на станции подземки через десять минут?
– Вы с ума сошли? Я иду на семьдесят пять, осталось две лунки, легкий трехфутовый на семнадцатой и потом пар[24] на пять на последней лунке, и вы ожидаете, что я отправлюсь ковыряться с муляжом?
– И вы точно знаете, что это окажется муляж? – спросила Бах, желая услышать в ответ «да».
– Ну, нет, я ведь только что о ней услышал. Но девяносто процентов из них оказываются муляжами, знаете ли.
– Прекрасно. Рекомендую вам продолжать игру. А поскольку вы настолько уверены,
