растянул меха.
— Миша! Миша! — слышу маму, — Давай за гитарой, подыграешь дяде Коле!
— Ага! — киваю ей, и, подцепив напоследок ещё кусочек сала (бедная моя печень!) срываюсь с места.
— Чёрт… — выдыхаю я, закрыв за собой дверь комнаты, и силой бью кулаком в пол. Нет, я не имею ничего против этих людей… но я не хочу — вот так.
Минута слабости, и, взяв гитару, выхожу во двор, где уже вовсю выводят «Шумел камыш»…
* * *
Вечером, раздеваясь, отец, изрядно выпивший, не без труда снял ботинки и долго сидел на кровати, усмехаясь криво. Мама, не говоря ни слова, молча то гладила его по плечу, то целовала куда-то в ухо, шепча что-то утешающее на идише.
— Нас здесь быстро съедят, — сказал он глухо и протер руками лицо.
— Не эти… — он тяжело мотанул головой в сторону двери, — а те, что с партбилетами. Фора есть а так… сложно ли умеючи? А они что-то, а нагадить мастера…
— Здесь, — отец улёгся как был, в брюках, подложив под голову руку, — легко нам неприятности устроить. Разные! Пусть не соседи, а так… проходного народа много — и подведут нужного, и подскажут, что делать надо.
— Я, — почти трезво сказал он, повернувшись к супруге, — к адвокату завтра пойду. Решения в нашу пользу, конечно, не будет, но хоть так… душу отведу, да и вообще — мы что, травоядные?
— Кого-нибудь напрягут потом, — вступаю в разговор, — из нижестоящих, стрелочников каких-нибудь.
— Да и чёрт с ними, — перебил меня отец, — Пусть стрелочников!
— Нарушений было — во! — он провёл ребром ладони по горлу, — И кто-то обязательно ответит за это, пусть хоть выговором или отпуском я ноябре! В другой раз, глядишь, осторожней будут… а то ишь, с каким азартом травить нас начали!
— А я… — он чуть помолчал, будто решаясь, — Да! Не хотел, но раз уж так взялись…
— … есть у меня ещё козыри, есть!
Я понял, что речь идёт о той информации от бабки — об архивах, которые то ли есть, то ли нет. О том, что отец, тогда ещё маленький мальчик, мог видеть и слышать что-то, напрочь выбивающееся из канонических биографий советских вождей.
— Опасно, да… — почти прошептал он, — но и так — тоже нельзя… затравят.
А я уже не в первый раз подумал, что не потому ли за нас взялись так резво, что какая-то сила, или может быть — силы, хотели узнать хоть что-то об архивах?
О том, что в них написано, и есть ли они вообще… и о том, что, просто нажимая на нас, эти таинственные и сволочные некто могут вести игру, в которой мы — пешки, и все наши трепыхания, быть может, это крохотная часть большой аппаратной игры. Игры, в которой наши судьбы, да и жизни, не имеют значения. Никакого…
Глава 12
Я не хочу — потом…
Под утро ветер нагнал низких, тяжёлых туч, нависших, кажется, над самой крышей барака, да так и оставил, а сам пропал, как и не было. Воздух сгустился, став тяжёлым, душным, и задышалось через силу, через немогу, с астматичной нездоровой отдышкой.
Поворочавшись без сна, встал потихонечку, опасаясь разбудить родителей, и, нашарив ногами тапки, прошёл к окну, желая распахнуть его, но — уже… Постояв так, приоткрыл было дверь, чтобы протянуло сквозняком, но потянуло не только сквозняком, но и начинающимся скандалом.
Кто-то из соседей не ко времени затеял свару — пока приглушённую, но способную в любой момент выплеснуться скандалом, окатывая помойными брызгами причастных и непричастных. Утихнет ссора, превратившись в приглушённый злой шёпот и долгое обиженное молчание, или выльется наружу, с криками «Убивают», предсказать невозможно.
Прикрыв дверь, вернулся было в кровать, но тщетно. От духоты ли, от чего ещё, но в голову полезло всякое тёмное, нехорошее, с дурными предчувствиями и прочей дрянью. Плюнув, поглядел на часы, да и оделся — время всё равно подходит к рассвету, и уж лучше я скоротаю его на улице.
Где-то во дворах начали назойливо орать петухи, устраивая не то побудку, не то перекличку. Горластые, но какие-то охрипшие, будто орут с перепоя, с передавленными горлами, вопят назло всему свету, истерично и заполошно.
С неба упали первые крупные капли, но пока редко, и я, пока с хмурого неба не полило вовсе уж сильно, поспешил умыться и почистить зубы, а после, вернувшись и кинув полотенце себе на кровать, проскочил в сарай, выделенный нам вчера местным коммунальным сообществом. Пару раз вляпавшись в паутину и разогнав пауков, нашарил-таки выключатель, включив тусклую, какую-то захватанную и засиженную лампочку.
Впрочем, чего это я… Чудо, что здесь вообще есть свет, что местные не сочли за большой труд кинуть провода с патронником и провести выключатель! С другой стороны, так чуть не половина мужиков, да и добрая четверть баб, работают на стройках, так что можно было бы ожидать и большей обустроенности. Но — кто как привык…
Соседи наши в большинстве набраны из таких глухих, таких безнадёжных колхозов, что не везде и электричество есть, а уж солома на крышах — как норма, а те, кто постарше, полагаю, и лапти успели примерить. Откуда другим привычкам-то взяться… и откуда им знать, что может быть — иначе?
Не зная толком, чем себя занять, начал перебирать инструменты, а так же доски, брус и прочее, сваленное вчера в сарай едва ли не навалом. В досках иногда что-то пищит и шуршит, но я, давно уже привычный к хвостатым соседям, не обращаю на это особого внимания.
— Добра сколько, — бурчу себе под нос, раскладывая добро и попутно проводя инвентаризацию — всё ли на месте? — и всего-то — по обочинам пройтись! А брус-то… хм…
Задумавшись, я поднял брус и оценивающе посмотрел на него. Собственно,
