Слова «Филиппа Летурно» Миньо произнес особенно выразительно, с расстановкой и добавил:
— А кто же является к нам и дает нам оружие против своей же операции, против себя самого? Филипп Летурно собственной персоной.
— Разрешите же мне сказать… — начал было Филипп.
— Разрешите мне закончить, — прервал его Миньо. — А кто такой Филипп Летурно? Во-первых, директор по кадрам фабрики Клюзо — иными словами, лицо, ответственное за увольнение.
— Правильно, правильно, — раздались голоса.
Филипп оглянулся и увидел группу женщин, загородивших ему дорогу.
— Надо вам сказать… — обратился он к Пьеретте.
— Во-вторых, — продолжал Миньо, повысив голос, — во-вторых, Филипп Летурно является внуком Франсуа Летурно, бывшего владельца фабрики, одного из самых жестоких предпринимателей, каких мы только знали. В-третьих, он пасынок Валерио Эмполи, владельца банка Эмполи и Кº — банка, который контролирует почти всю французскую шелковую промышленность. В-четвертых, он сын вдовы Прива-Любас, невестки Джеймса Дюран де Шамбора, главного акционера американского треста атомной промышленности…
— Ведь это же я вам сам рассказал, — воскликнул Филипп.
— Дайте же говорить, — запротестовал Миньо. — Поэтому, на мой взгляд, мы имеем все основания считать Филиппа Летурно провокатором и обязаны соответственно расценивать принесенные им документы.
— Совершенно верно, — подхватила Луиза Гюгонне и обратилась к Филиппу. — Ты зачем сюда пожаловал?
— Выгнать его! — закричали в толпе.
— Отправляйся к своему дедушке, — крикнула какая-то женщина.
— А заодно и к своей мамаше, — подхватила другая.
— Дать ему пинка под зад, пусть катится к своим американцам, — звонко прокричал из толпы мальчишеский голос.
Я увидел, как на лбу Филиппа проступили крупные капли пота. С минуту он сидел понурив голову, потом вдруг выпрямился и хлопнул ладонью по газетному листу.
— Да дайте же, черт побери, мне объясниться, — воскликнул он.
— Не стоит, — мягко проговорила Пьеретта. — Мы уже и так все поняли.
Она улыбнулась. Меня поразила бесконечная доброта ее улыбки. Только в этот день, в эту минуту, я начал по-настоящему понимать Пьеретту Амабль.
— Дайте нам спокойно поговорить, — обратилась она к женщинам и молодым пикетчикам.
Послышался недовольный ропот.
— Мы не на общем собрании, — добавила Пьеретта, — а на рабочем заседании стачечного комитета.
В зале стало тихо.
— Кто вам прислал эти газеты? — обратилась она все так же мягко к Филиппу.
— Мой отчим Валерио Эмполи.
— И это он отчеркнул заметки синим карандашом?
— Да, — сказал Филипп.
— Видите, он совсем запутался, — закричал Миньо. — Только что говорил, будто он сам отчеркнул.
— Он говорит правду, — спокойно сказала Пьеретта и обернулась к Филиппу. — Ваш отчим ничего больше не поручил нам передать?
— Нет, ничего, — ответил Филипп.
— Ну что ж! — сказала Пьеретта. — Нам остается только поблагодарить вас за оказанную услугу.
Она протянула Филиппу руку. Филипп поднялся и крепко пожал ее. Пьеретта ответила пожатием.
— До свидания, Филипп Летурно, — произнесла она. — Еще раз спасибо.
И она снова улыбнулась.
— Спасибо, — сказал Филипп. — Большое спасибо!
Он повернулся и вышел. Круг работниц и пикетчиков разомкнулся и пропустил его. Ропот смолк.
— Ты что-нибудь поняла во всей этой истории? — спросил Шардоне у Пьеретты.
— Поняла только одно, что в АПТО творятся странные дела.
— А еще что?
— Я же не специалистка по финансовым вопросам и не берусь тебе объяснять, почему банк Эмполи, который до сих пор контролировал АПТО, вдруг саботирует операцию, затеваемую Обществом, и даже дает нам в руки оружие против себя. По-моему, в этой истории важно только то, что противоречия в лагере противника, уже позволившие нам восстановить единство трудящихся Клюзо, теперь помогает нам укрепить наше единство.
— Но к нам подослали провокатора, — проворчал Миньо.
— А ты какого мнения об этом Филиппе Летурно? — спросил Шардоне Пьеретту.
— Характера у него нет никакого, но добрых намерений достаточно, ответила Пьеретта.
Они снова внимательно перечитали заметки, принесенные Филиппом.
— А кто нам поручится, что эти сведения соответствуют истине? спросила Луиза Гюгонне.
— Во всяком случае, на первый взгляд они весьма правдоподобны, возразил Шардоне. — Рабское повиновение приказам американского посольства вполне в духе нашего правительства.
— Надо использовать эти материалы для листовки, — сказала Пьеретта, — и объяснить как можно яснее…
— Нет, — прервала ее Луиза Гюгонне. — Это уже будет политика.
— Да разве АПТО не из политических соображений проводит увольнение рабочих? — спросил Шардоне. — Если бы экспорт паровозов не был запрещен…
— Но кто же поручится, что эти сведения верные? — воскликнул Миньо.
— А мы сошлемся на источники, — сказал Шардоне.
— Мы-то за эти материалы не отвечаем, ведь это их пресса, — подхватила Пьеретта.
— Все равно, — упорствовала Луиза, — мы должны вести дело так, чтоб каждый сразу понимал: стачечный комитет политикой не занимается.
Пока шел спор, Пьеретта уже начала писать.
«ПОЧЕМУ АПТО УВОЛЬНЯЕТ РАБОЧИХ?
Шелк-сырец слишком дорог, говорит АПТО и уверяет, что работает себе в убыток.
Между тем в августе месяце Народный Китай предложил АПТО шелк-сырец.
Почему же этот шелк-сырец не попал во Францию? Ответ на вопрос дает нам газета, орган хозяев…»
— Не поможешь? — обратилась ко мне Пьеретта. — Ведь это по твоей части.
Мы сели за работу. В эту минуту вернулся Кювро.
— Майор Визиль, — объявил он, — отказывается прийти.
— А я что говорил! — торжествующе воскликнул Миньо. — Видите, Визиль совсем отходит от нас.
Старик Кювро лукаво оглядел присутствующих.
— Мне показалось, — произнес он, — что наш Визиль готовит маленькую, так сказать индивидуальную, демонстрацию в своем обычном духе.
— Ладно, — сказала Пьеретта, — расскажи все, что тебе известно.
— Ничего он мне не говорил, — ответил Кювро и подмигнул Пьеретте.
— Расскажешь потом, — согласилась Пьеретта, — только смотри не забудь.
— Знаете что, — вдруг сухо произнес Шардоне. — У вас здесь, на мой взгляд, довольно странные методы работы.
— Мы работаем с теми товарищами, какие у нас есть, — возразила ему Пьеретта. — Это ведь не коммунисты из романа.
— Значит, ты берешь на себя ответственность за действия твоего Визиля? — спросил Шардоне.
— Вот узнаю, тогда и скажу.
— Ну ладно, поступай как хочешь, — ответил Шардоне. — Но помни — ты отвечаешь.
Пробило семь часов. Стачечный комитет работал с утра. Работа эта состояла в спорах, в улаживании вдруг возникающих конфликтов, в принятии быстрых решений. К вечеру у членов стачечного комитета начало подниматься глухое раздражение друг против друга. Шардоне наблюдал это уже не раз.
— Давайте спокойно обсудим вопрос, — предложил он.
Но в эту самую минуту возвратился Жаклар. Автомобиль он поставил у дверей кабачка.
— Ну, какова программа действий на вечер? — осведомился он.
Предвиделось немало разъездов. Пьеретте и Миньо необходимо было выступить в Турнье и Бийоне — небольших промышленных городках, расположенных в соседней долине, — и поговорить там с рабочими. А Шардоне собирался поехать в окружной центр выступить у металлургов: надо было призвать рабочих присоединиться к завтрашней демонстрации в Клюзо. Кроме того, требовалось доставить текст новой листовки в Гренобль в типографию, а готовые листовки привезти обратно в Клюзо этой же ночью.
Решили, что Жаклар отвезет Шардоне в центр и оттуда проедет в Гренобль, а Миньо доставит на своем мотоцикле Пьеретту в Турнье, отправится в Бийон, выступит там и на обратном пути захватит Пьеретту.
Жаклар и Шардоне сразу же уехали. Пьеретта задержалась, так как ей пришлось давать указания насчет завтрашней демонстрации.
В восемь часов явился Красавчик.
— Чем я могу вам помочь? — спросил он.
— Сиди смирно, — посоветовал старик Кювро. — Зачем давать полиции такой козырь в руки? Они же тебя сразу вышлют…
— Porca miseria! — воскликнул Красавчик. — Раз в жизни в Клюзо зашевелились, а вы хотите, чтобы я сидел сложа руки.
И он обвел присутствующих лукаво-торжествующим взглядом, прищурив левый глаз, совсем как прежде.
Красавчику поручили обойти тех, кто работал на электрифицированной железнодорожной ветке, и пригласить их принять участие в завтрашней демонстрации трудящихся Клюзо.
