Политические взгляды специалистов по всеобщей истории ярко проявлялись и в их деятельности. При этом нередко речь шла не столько о принадлежности к какой-либо политической партии, сколько о политическом самоопределении, о личном политическом выборе, который каждый из них делал самостоятельно.
Совершенно замечательна в этом отношении фигура другого знаменитого медиевиста – Павла Гавриловича Виноградова[713], профессора Московского университета. Просвещение общества как путь к формированию новых условий жизни России воплощался им с большим успехом[714]. П. Г. Виноградов придерживался либеральной доктрины – просвещение, уважение прав личности, равенство всех перед законом, развитие местного самоуправления (прежде всего через земства). После добровольной отставки в 1901 г. («нельзя быть одновременно русским подданным и деятельным гражданином» – объяснил он позднее[715]) историк покинул страну. Вернувшись в университет в качестве сверхштатного профессора в 1908 г., он в 1911 г. подал в отставку повторно, протестуя против политики министра А. Л. Кассо. Роль ученого в политической жизни России – это его многочисленные статьи в отечественной и британской прессе. Политические воззрения П. Г. Виноградова сближали его с октябристами, и неудивительно, что А. И. Гучков предлагал ему стать редактором печатного органа партии. Летом 1906 г., когда шли переговоры с П. А. Столыпиным о создании правительства, лидеры октябристов планировали отдать историку портфель министра народного просвещения. Однако Виноградов отказался[716]. Впоследствии он говорил о неудаче партии октябристов, вынужденно лишенной прочного основания, поскольку «чиновный мир, в чьем ведении остаются исторические институты России, полностью утратил моральный авторитет». Таким образом, партия могла только «защищать призрака», которым являлась на тот момент государственная власть. Не менее интересна и характеристика кадетов, чью платформу Виноградов видел верной, но «книжной» по своему происхождению. Кадеты не учитывали, по его мнению, те «особые условия, в которых должна совершаться политическая работа в России», и были вынуждены заигрывать с радикальными силами[717].
А все-таки интересно, каким министром мог бы стать П. Г. Виноградов в 1906 г.? Он пользовался значительным авторитетом как среди коллег, так и среди студентов, к его мнению прислушивались не только в академическом сообществе.
Подобно П. Г. Виноградову, многие из «всеобщников» не присоединились однозначно к какой-либо из партий в России, хотя симпатизировали им. Разумеется, речь шла в первую очередь о поддержке кадетской платформы. Ученые приняли активное участие в деятельности Академического союза, ставшего преддверием Кадетской партии[718]. В деятельности союза принимали участие И. В. Лучицкий, М. М. Ковалевский, Н. И. Кареев, И. М. Гревс, Д. М. Петрушевский – он был депутатом от Варшавского отделения союза, а В. К. Пискорский – от Нежина.
Основоположник отечественной испанистики В. К. Пискорский в начале XX в. выделялся своими либеральными взглядами среди других преподавателей Историко-филологического института в Нежине. 18 октября 1905 г. он выступал на митинге студентов, решивших присоединиться к всеобщей стачке. В газетной заметке об этом митинге говорилось следующее: «Профессор Щискорский] развивал снова свою мысль о конституции; но ему один из ремесленников, потрепав по плечу, сказал: «Товарищ, мы не того хочем. Нам нужна демократическая республика»»[719]. Историк был единственным из профессоров Нежина, кто решился открыто поддержать обращение 342 ученых, образовавших Академический союз. А ведь это грозило ему серьезными дисциплинарными санкциями[720]. Ситуация в Нежине сложилась крайне неблагоприятная, погромы угрожали жизни учащихся и преподавателей, и он был вынужден покинуть институт[721]. Когда же занятия возобновились, медиевист обратился к студентам со следующими словами: «Восемь месяцев тому назад в последний раз мы занимались здесь с вами изучением общественных и политических переворотов, происходивших когда-то в чуждых нам странах, и то, что ‹…› представляло для нас чисто теоретический интерес, в настоящее время полно жгучего интереса современности: наша родина переживает великий исторический момент, мы вступаем на путь конституционного развития. ‹…› Старый порядок (для историка – совершенно определенный термин) доживает последние дни, и скоро уже над русской землей воссияет солнце свободы». Раскритиковав систему выборов в Государственную думу, он призывал все прогрессивные силы объединиться и проводить своих представителей в Думу: «Тогда у нас будет парламент, тогда мы вступим на путь закономерного развития, тогда тысячи неотложных, жгучих вопросов экономики, социальных, политических получат надлежащее разрешение»[722]. В. К. Пискорский надеялся, что Российская империя пойдет по пути реформ, и бережно хранил газеты, где публиковались тексты конституций Испании и Португалии. Труды историка, писавшего об истории кастильских кортесов и крепостном праве в Каталонии, написанные точно и образно, звучали весьма актуально в России начала XX в.
Профессор Московского университета А. Н. Савин принадлежал к той когорте «всеобщников», которые были больше наблюдателями, нежели активными участниками политической жизни. В годы студенчества он не чуждался политики и в ходе английской командировки увлеченно посещал заседания фабианцев и другие собрания. Выбор политической платформы был сделан историком также в пользу кадетов. Такой выбор предопределил не только близкий круг его общения, в том числе университетского, но и его научные интересы – английская история XVI–XXII вв. Идеи конституционализма, реформ «сверху» вместо политических взрывов, народного представительства были близки ученому.
Подобно своему университетскому учителю П. Г. Виноградову, А. Н. Савин регулярно публиковал свои наблюдения в прессе, в том числе в кадетской. Большинство его статей были посвящены проблемам современной политической жизни Британии. Однако чувствовалось, что пишущий их автор постоянно обращается мыслью к российской действительности. В 1910 г., анализируя борьбу вокруг прав и полномочий палаты лордов, А. Н. Савин написал: «Англия стоит на пороге крупных политических преобразований, за которыми воспоследуют, вероятно, опыты широкой социальной реформы». Поэтому англичанин «не боится за свой завтрашний день, он застраховал себя от революции надежной прививкою реформ»[723]. В ходе дискуссии в прессе по поводу аграрной реформы правительства Столыпина, А. Н. Савин выступил в качестве эксперта по крестьянской общине (английской). Резко отрицательно оценивал историк грядущую реформу, считая: «если нужно разрушать общину, ее нужно разрушать иначе, осторожнее и дальновиднее». Промышленность, по его мнению, была не готова поглотить такую массу безземельных крестьян, государственной политики поддержки бедняков не существовало. Поэтому политика, которой придерживалось правительство, была равносильна тому, чтобы «вносить порох в подвал собственного дома»[724].
На протяжении ряда лет А. Н. Савин вел дневник университетских дел, в котором внимательно фиксировал все, что касалось взаимоотношений университетского сообщества с властью[725]. С 1914 г. историк все чаще записывал информацию о том, что происходит в Государственной думе, какие решения принимаются не только в отношении университетов. В августе 1915 г. он с удивлением отмечал, что даже среди университетской профессуры появились те, кто «вздыхают по какой-то диктатуре»[726].
После Февральских событий 1917 г. историк вместе с CA. Котляревским (член ЦК Кадетской партии) поехал в военную часть – «беседовать с офицерами и солдатами о текущем политическом положении»[727]. Последнее выступление А. Н. Савина в кадетской прессе прозвучало в декабре 1917 г. Поражение русских войск не столько от военной силы Германии, сколько от политической воли, в том числе новых правителей России, было для историка очень горьким[728].
Именно в это время другой медиевист, П. Г. Виноградов, преподававший в английских университетах ив 1918 г. принявший гражданство Великобритании, приходит к выводу, что Россию может спасти от развала и обращения в «дикое» состояние не только Белое движение, но и военное присутствие западных союзников, прежде всего Англии. Анализируя происходившее в России, историк понимал, что привычные аналогии с событиями Французской революции были на этот раз неприемлемы, поэтому акцентировал внимание на истории Смуты XVII в.[729] Во многих статьях и выступлениях 1918–1919 гг. П. Г. Виноградов в качестве главного аргумента против правительства большевиков выдвигал привычные для него правовые аспекты. Знаменитый историк права четко осознавал, какие именно аргументы могут быть восприняты политическим истеблишментом Англии и общественным мнением. Так что тезис о «банде разбойников», поправших все законы, подписавших с Германией Брестский мир, который нарушал договоренности союзников и создавал проблемы на западном фронте, вполне отвечал как представлениям англичан, так и научному дискурсу знаменитого историка. «Московские диктаторы» – для П. Г. Виноградова в этом определении была несомненная правовая коннотация[730].
