Почему же прекращение государственного грабежа, «обязательных поставок», превращение колхозов в подлинную собственность колхозников, которой они владеют и сами управляют, это не социальная революция?
Политическая революция предполагает, что со сменой правительства меняются лишь отдельные лица, группы или правящие круги, но власть остается в руках того же класса. Исходя из этого бюрократ и рабочий, охранник из НКВД и заключенный принадлежат к одному классу. Можно ли это допустить, если в производственном процессе они резко противостоят друг другу, если их отношения к средствам производства не только не одни и те же, но фактически прямо противоположны?
Допустив, что рабочие и бюрократы принадлежат к одному классу, мы должны прийти к заключению, что в России происходит не борьба между классами, а борьба внутри одного класса, то есть что там нет классовой борьбы. Не делает ли это безосновательными нападки Троцкого на утверждение Сталина, будто в России нет классовой борьбы?
Последняя книга Троцкого
Поскольку русский рабочий класс был единственным рабочим классом, которому удалось удержать власть в течение некоторого промежутка времени, поскольку его низвержение приняло при чрезвычайно сложных экономических и политических обстоятельствах, существовавших в России, форму, которую невозможно было предвидеть, – нельзя удивляться, что даже Троцкому с его блестящими аналитическими способностями пришлось время от времени пересматривать основные положения его анализа сталинского режима. В позиции Троцкого произошел огромный сдвиг, даже если взять период от времени, когда принятие теории перерождения рабочего государства считалось необходимым для члена левой оппозиции, и кончая тем временем, когда Троцкий снял свое предложение об исключении антиоборонцев из Интернационала, хотя и не соглашался с их позицией. Не случайно в своей полемике с Шахтманом в конце 1939 г. и в 1940 г. он заявил, что, даже оставшись в меньшинстве против Шахтмана и Бернхэма, он все же высказывается против раскола и будет продолжать отстаивать свои взгляды внутри единой партии.
Недвусмысленный шаг в сторону переоценки бюрократии как правящего класса был сделан Троцким в его последней книге «Сталин». Объясняя социальную причину прихода к власти сталинской бюрократии, он писал:
«Сущность термидора была, есть и не может не быть социальной по своему характеру. Термидор предполагает выкристаллизовывание новой привилегированной прослойки, создание новой основы для экономически господствующего класса. На эту роль было два претендента: мелкая буржуазия и сама бюрократия. Они бились плечом к плечу, чтобы сломить сопротивление рабочего авангарда. Покончив с этой задачей, они яростно схватились между собой. Бюрократия испугалась своей изоляции, своего отрыва от пролетариата. У нее не хватило сил, чтобы одной раздавить кулака, мелкую буржуазию, возникшую и продолжавшую расти на базе нэпа, – нужна была помощь пролетариата. Отсюда ее согласованные усилия, направленные на то, чтобы представить свою борьбу против мелкой буржуазии за прибавочный продукт и власть как борьбу пролетариата против попыток реставрации капитализма».
Троцкий утверждал, что бюрократия под предлогом борьбы с реставрацией капитализма на самом деле использовала пролетариат, чтобы разгромить кулака для «выкристаллизовывания новой привилегированной прослойки, созданий новой основы для экономически господствующего класса». Он отмечал, что одним из претендентов на роль экономически господствующего класса была бюрократия. Эта формулировка имеет исключительно важное значение, особенно если мы сопоставим этот анализ борьбы между бюрократией и кулачеством с тем, как определяет Троцкий классовую борьбу. Он говорит:
«Классовая борьба есть не что иное, как борьба за прибавочный продукт. Тот, кто владеет прибавочным продуктом, – хозяин положения: он владеет богатством, владеет государством, у него в руках ключи от церкви, правосудия, науки и искусства».
Согласно последнему определению Троцкого, борьба между бюрократией и кулачеством была «борьбой… за прибавочный продукт».
Внутренние силы не способны восстановить частный капитализм в России; каков классовый характер России?
Когда Троцкий говорил об опасности социальной контрреволюции в России, он имел в виду реставрацию капитализма, основанного на частной собственности. Сталинский бонапартизм представлен как уравновешивающий фактор между двумя силами на национальной арене – с одной стороны, рабочим классом, поддерживающим государственную собственность и планирование, с другой – буржуазными элементами, стремящимися к частной собственности. Троцкий пишет:
«Она (бюрократия. – Т. К. ) продолжает сохранять государственную собственность лишь в силу своего страха перед пролетариатом. Этот спасительный страх вселяет в нее и поддерживает нелегальная партия большевиков-ленинцев, которая является самым сознательным выразителем социалистических тенденций, противостоящих буржуазной реакции, охватившей всю бюрократию. Бюрократия как сознательная политическая сила предала революцию. Но, к счастью, победоносная революция – это не только программа и знамя, не только политические институты, но и система социальных отношений. Недостаточно ей изменить. Надо ее низвергнуть».
В этом высказывании о форме собственности говорится явно как о юридической абстракции и, следовательно, явно вскрываются внутренние противоречия анализа. Русский пролетариат был недостаточно силен, чтобы удержать в своих руках контроль над средствами производства, и его вытеснила бюрократия, но у него хватит сил не допустить того, чтобы подобное положение было узаконено! Пролетариат недостаточно силен, чтобы воспрепятствовать применению крайне антагонистического принципа распределения продукта, чтобы помешать бюрократии грубо снижать его жизненный уровень и лишать его самых элементарных прав, чтобы не допустить осуждения миллионов своих членов на рабский труд в Сибири; но он достаточно силен, чтобы защитить форму собственности! Таким образом, между населением и собственностью нет других отношений, кроме тех, которые основаны на производственных отношениях.
Кроме того, если страх перед пролетариатом – это единственный фактор, не допускающий восстановления частного капитализма в России, если, как говорит Троцкий, бюрократы являются сознательными реставраторами, – то его утверждение, что сталинский режим так же устойчив, как пирамида, поставленная на вершину, оказалось бы правильным, и его прогноз о судьбе огосударствленной экономики во время войны оправдался бы. Троцкий изложил свою позицию в целом так:
«В раскаленной атмосфере войны можно ожидать крутого поворота в сторону индивидуалистических принципов в сельском хозяйстве и кустарной промышленности, в сторону привлечения иностранного и «союзного» капитала, можно ожидать образования брешей в монополии внешней торговли, ослабления государственного контроля над трестами, обострения конкуренции между трестами, их конфликтов с рабочими и прочее. В политической сфере эти процессы могут привести к завершению бонапартизма с соответствующими изменениями или рядом изменений в области отношений собственности. Другими словами, в случае затяжной войны, сопровождаемой пассивностью мирового пролетариата, внутренние социальные противоречия в СССР не только могли бы повести, но должны будут повести к буржуазно-бонапартистской контрреволюции».
Предположения, что частный капитализм может быть восстановлен в России и без оккупации ее иностранной державой, были до опыта второй мировой войны хотя и ошибочны, но понятны. Однако победа концентрированной, огосударствленной экономики России над германской военной машиной положила конец всяким толкам о такой возможности.
И все же вероятность того, что внешние силы могли бы восстановить частный капитализм, или того, что разорительная война, приведшая к истреблению большей части населения России, могла бы отбросить страну назад, к уровню исторического развития, значительно более низкому, чем частный капитализм, – такая вероятность не исключена.
Когда Троцкий определял Россию как общество, переживающее переходный период, он совершенно правильно подчеркивал, что как таковое оно должно в силу своих имманентных законов прийти либо к победе социализма, либо к реставрации частного капитала. Если исключить последнее, остается одна из трех возможностей.
1) Внутренние силы России развиваются только в одном направлении – к коммунизму. Этой точки зрения придерживаются сталинцы и Бруно Р.
2) Русское общество не становится ни капиталистическим, ни социалистическим: хотя производительные силы непрерывно растут, этот рост не ведет к коммунизму; хотя эксплуатация масс продолжается, не ослабевая, это не ведет к капитализму. Такова теория «Революции директоров» и теория бюрократического коллективизма, как ее сформулировал Шахтман в 1943 г.
