Дело здесь не только в неопределенности и несогласованности психологических категорий. Постановка экспериментов Аша и других строилась на абстрактном противопоставлении индивида и группы, допускавшем только два типа поведения – конформное и неконформное. Личность могла утвердить в них свою независимость только отрицательно, сказав “нет”. Между тем, как убедительно показали многолетние исследования группы советских психологов под руководством А.В.Петровского, если вместо произвольной подставной группы берутся взаимоотношения людей в реальных коллективах, сплоченных совместной деятельностью, общими делами и т.д., конфликт может разрешаться путем не только подчинения индивида группе (конформность) или сохранения прежней позиции (независимость), но и сознательного принятия личностью групповых норм и стандартов, что как раз и характерно для взаимоотношений внутри социалистических трудовых коллективов. Наряду с внутригрупповой внушаемостью, когда индивид бесконфликтно принимает, усваивает мнение группы, и конформностью, когда расхождение мнений индивида и группы разрешается путем уступки групповому давлению, существует коллективистическое самоопределение, когда личность сознательно принимает основные ценности коллектива и готова отстаивать их даже вопреки мнению большинства, которое от этих ценностей отступило.
В серии экспериментов психолога И.А.Оботуровой сначала выяснялись ценностные ориентации группы школьников, а затем от имени подставной группы им предъявлялись противоречащие этим ценностям суждения. Создавалась своего рода “психологическая центрифуга”, позволявшая выявить людей, способных в условиях группового давления отстаивать первоначально принятую группой (и ими самими) позицию, которой группа якобы изменила, и отделить их от индивидов, поддавшихся давлению и изменивших первоначальному выбору. Этот эксперимент подтвердил, что сила коллективистического самоопределения зависит как от общих, ранее сформировавшихся ценностных ориентаций личности, так и от степени сплоченности группы, вовлеченности ее членов в совместную деятельность и ценностно-ориентационного единства коллектива.
Сознательное коллективистское самоопределение внешне может показаться похожим на конформность, но в действительности в корне противоположно ей. Самостоятельность проявляется здесь не негативно, как отсутствие зависимости, а позитивно, как сохранение верности ранее выбранным ценностям, высокая социальная включенность и выдвижение конструктивных предложений и альтернатив.
Еще на одну слабую сторону американских исследователей конформности указал французский социальный психолог С.Московиси, отметив, что, каковы бы ни были их субъективные намерения, функционалистская модель “социального влияния”, из которой они исходят, идеологически консервативна [20]. “Группа” изображается в ней как нечто единое и стабильное, а социальное влияние – как распределенное неравно и направленное прежде всего на поддержание и укрепление социального контроля и согласия. Между тем реальные социальные группы и коллективы большей частью неоднородны, в них происходит борьба мнений, интересов и т.д.
Это верно и применительно к социалистическим коллективам. Исчезновение классового антагонизма не означает всеобщего согласия и бесконфликтности. Ничто новое не утверждается без борьбы. В коллективе, где отношения строятся на демократических, подлинно коллективистских началах, потенциальным источником и реципиентом влияния является каждый его член, независимо от своего ранга, и это влияние может быть направлено как на поддержание существующих норм, так и на их изменение в соответствии с новыми потребностями и задачами общей деятельности. Но это неизбежно влечет за собой возникновение и разрешение конфликтных ситуаций, причем главным фактором здесь является не влияние арифметического большинства, а стиль поведения той части группы (степень ее активности, способности убедить колеблющихся), новаторские, инициативные требования которой обоснованны и отвечают коренным потребностям развития данного коллектива, а также общества в целом.
Поэтому в социально-нравственной оценке деятельности любого конкретного коллектива имеет значение не только уровень его сплоченности и ее идейная основа, но и нравственный климат, предполагающий демократичность, самокритичность, обеспечивающий возможность беспрепятственного выдвижения, обсуждения и в случае одобрения реализации новых идей и начинаний.
Групповые и общественные интересы, особенно если речь идет о непосредственных, ближайших интересах, далеко не всегда совпадают. И групповой эгоизм нисколько не лучше индивидуального.
Проявления группового эгоизма и местничества не только противоречат принципам социалистической социально-экономической политики и несовместимы с нравственными нормами нашего общества, но и нередко наносят прямой ущерб, создавая диспропорции или иные помехи для планомерного и эффективного развития экономики. Не случайно в постановлениях пленумов ЦК КПСС, состоявшихся в 1983-1984 гг., в выступлениях руководителей нашей партии и государства подчеркивалась необходимость поставить решительный заслон подобного рода явлениям.
Отнюдь не однородна и индивидуальная мотивация поведения членов группы. Эксперименты убедительно показывают, что желание быть “как все”, как большинство вовсе не так всеобще, как полагали американские исследователи. Эта установка противоречит не менее значимой потребности личности быть и сознавать себя самобытной, оригинальной. Отсюда разные реакции на расхождение с группой. Один человек, осознав, что отличается от других, старается уподобиться им (конформность), другой апеллирует к идее сосуществования, добиваясь признания своих мнений такими же законными и нормальными, как мнение большинства (принцип нормализации), третий же идет на открытый конфликт с большинством, добиваясь изменения общей ситуации, перестройки ее в соответствии со своими идеями (принцип обновления).
В принципе каждый человек способен действовать по всем трем канонам, в зависимости от своей установки в конкретной ситуации. И социально-нравственная оценка поведения личности определяется не тем, идет ли она “вместе” с коллективом или “против” него, а тем, насколько ее поведение соответствует общим социально-этическим принципам, отражающим коренные интересы общества.
Альтернатива “независимость или конформность” представляется неразрешимой только в том случае, когда она сформулирована отрицательно, не оставляя места для конструктивного творчества индивида. В действительности это частный случай позитивной диалектики самостоятельности и сопричастности.
Оба понятия имеют положительную социально-нравственную ценность и предполагают одновременно различение и взаимопроникновение “Я” и “Мы”. Самостоятельность подразумевает независимость, свободу от внешнего принуждения, умение и желание жить своим умом, постоять за себя и т.д. Однако индивидуальная автономия, подразумеваемая этим понятием, практически реализуется благодаря включенности индивида в некоторое социальное целое, осознаваемой как сопричастность [21]. Это не просто принадлежность к какой-то общности, но и глубокая личная вовлеченность, соучастие, благодаря чему индивид сознает себя одновременно частью коллектива, его ответственным представителем вовне и автономным субъектом деятельности внутри.
Последнее обстоятельство особенно важно для раскрытия сущности феномена деиндивидуализации. Социальной психологией уже в XIX в. было отмечено, что, находясь в толпе, индивид нередко утрачивает самоконтроль, рациональность и критичность, легче поддается иррациональным импульсам, внушению и т.д. Неправомерно отождествив на этом основании “толпу” и “массу”, Г.Лебон и Г.Тард сделали далеко идущие реакционные выводы, подхваченные современными буржуазными теориями “массового общества”. Но что такое деиндивидуализация в психологическом плане?
По определению американского психолога Э.Динера, одна из главных черт процесса деиндивидуализации заключается в том, что определенные групповые ситуационные факторы блокируют развитие индивидуального самосознания. Деиндивидуализированные лица психологически отрезаны от осознания себя как отдельных индивидов и от наблюдения за собственным поведением [22]. Этому могут способствовать разные факторы – слишком тесная идентификация с группой; анонимность; утрата чувства ответственности, точнее, перенос ее на кого-то другого; эмоциональное возбуждение; потеря чувства времени; сенсорная перегрузка (громкий шум, музыка, яркие, быстро сменяющиеся зрительные восприятия); интенсивная физическая вовлеченность; снижение уровня сознательности под влиянием алкоголя, наркотиков и т.п. Под воздействием этих факторов у индивида снижается уровень самонаблюдения, самооценивания и озабоченности социальной оценкой, в результате чего ослабляется самоконтроль, основанный на чувствах вины, стыда и страха, снижается порог совершения таких действий, которые при нормальных обстоятельствах затормаживаются (например, агрессия). Поведение человека в таких ситуациях становится эмоционально-импульсивным, влияние обычных сдерживающих стимулов ослабевает, действия трудно прекратить; ослабевает память и появляются искажения в восприятии; усиливается чувство привязанности к данной группе и нечувствительность к другим, более отдаленным референтным группам; короче индивид теряет как внешний, так и внутренний самоконтроль, перестает осознавать себя автономной личностью.
