Близнецы ухватили Ральфа за руки. Они бежали вприпрыжку, чтобы не отставать от него, и без умолку тараторили, выкладывая все, что накопилось за многие недели ожидания приезда кузена. Кэти шла последней, ведя в поводу Тома, – они с первого взгляда пришлись друг другу по душе.
– Ой, какой хорошенький! – воскликнула Кэти, увидев Тома, и поцеловала шелковистую морду.
– У нас нет лошади, – объяснила Виктория. – Папа – служитель Господа, а те, кто служит Господу, слишком бедны, чтобы покупать лошадей.
Они добрели до вершины первого невысокого холма за рекой. Салина остановилась и показала на мелкую впадину впереди:
– Ками!
Все посмотрели на Ральфа, ожидая похвалы.
В гряде гранитных холмов была естественная выемка, где собирались подземные воды, благодаря которым долину покрывала пышная трава.
Точно цыплята под крылом курицы, несколько зданий сгрудились под холмами: аккуратно построенные, крытые желтой травой, с беленными известкой стенами. На крыше самого большого здания гордо возвышался крест.
– Папа и мама построили церковь своими руками. Король Мазила Кася никому не разрешал помогать им, – объяснила Виктория.
– Кто такой король Мазила Кася? – в недоумении спросил Ральф.
– Король Мзиликази, – перевела Салина. – Вики, ты же знаешь, что мама не любит, когда ты дразнишь королей.
Виктория пропустила мимо ушей мягкий упрек старшей сестры и восторженно затрясла руку Ральфа, показывая на отдаленную фигурку в долине.
– Папочка! – хором закричали близнецы. – Это папочка!
Долговязый мистер Кодрингтон работал возле церкви – в огороде, с геометрической точностью разделенном на участки. Даже когда он выпрямился и посмотрел вверх, его плечи оставались сгорбленными. Увидев гостя, он воткнул лопату в землю и зашагал навстречу.
– Ральф! – Кодрингтон стянул пропитанную потом шляпу, обнажив лысую, как у монаха, макушку, окруженную, точно нимбом, остатками шелковистых волос. Сразу стало ясно, от кого Салина унаследовала роскошные белокурые локоны. Несмотря на сгорбленные плечи, ростом он был не ниже Ральфа. На дочерна загоревшем лице светились бледно-голубые глаза – цвета раскаленного от жары летнего неба. Лысая макушка сверкала, будто отполированная.
– Ральф! – повторил мужчина и, вытерев правую руку о штаны, протянул ее юноше. Улыбка его была спокойной и умиротворенной, как у Салины. Взяв протянутую руку, Ральф понял, что в жизни не встречал такого счастливого и довольного всем человека.
– Я Клинтон Кодрингтон. Надо понимать, я прихожусь вам дядей, хотя, видит бог, я не настолько стар!
– Сэр, я бы узнал вас где угодно! – сказал Ральф.
– Неужели?
– Я читал книги тетушки Робин и всегда восхищался вашими подвигами на флоте.
– Надо же! – Клинтон покачал головой в притворном ужасе. – Я-то думал, что все это осталось далеко в прошлом!
– Вы были одним из самых знаменитых и храбрых офицеров в Капской эскадре! – В глазах Ральфа сияло мальчишеское обожание кумира.
– Боюсь, что изложение событий под пером тетушки Робин слишком уклонилось от курса.
– Папочка – самый храбрый герой на свете! – упрямо заявила Виктория, отпустила руку Ральфа и бросилась к отцу.
Клинтон Кодрингтон подхватил ее на руки.
– А вы, моя юная леди, наверняка отличаетесь самым непредвзятым мнением во всем Матабелеленде! – рассмеялся он.
Сердце Ральфа вдруг кольнула острая ревность: в этой семье царили любовь и глубокая привязанность, а он был здесь чужим. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного и даже не подозревал, что в его жизни чего-то не хватает.
Салина почувствовала, что Ральф расстроен, и взяла его за руку вместо Виктории.
– Пойдемте, – сказала она. – Мама ждет. А в нашей семье, как вы скоро поймете, Ральф, в таких случаях лучше поспешить.
Они пошли к церкви через засаженный овощами огород.
– Вы, случайно, не привезли никаких семян? – спросил Клинтон. Ральф покачал головой. – Впрочем, откуда вам было знать? – Клинтон с гордостью показал на плоды своих трудов. – Кукуруза, картофель, бобы и помидоры отлично здесь прижились.
– Урожай мы делим так: одну часть жучкам, две – павианам, три – бушбокам, а последнюю – папеньке, – поддразнила Кэти.
– Нельзя обижать Божьих тварей! – Клинтон взъерошил темные волосы дочери.
Ральф с удивлением понял, что эти люди все время целуют и ласкают друг друга, – он в жизни не видел ничего подобного.
В тенечке возле стены церкви терпеливо сидели на корточках туземцы – человек двадцать мужчин и женщин всех возрастов: от совершенно седого костлявого старика с глазами, затянутыми молочно-белой пленкой тропической офтальмии, до новорожденного младенца, которого мать прижимала к набухшим от молока грудям, а он истошно вопил от невыносимых колик дизентерии.
Кэтрин привязала Тома возле дверей, и все семейство гуськом вошло в прохладный зал, огражденный от жары снаружи травяной крышей и толстыми глиняными стенами. В церкви пахло самодельным мылом и йодом. Грубо сделанные деревянные скамьи отодвинули в сторону, чтобы освободить место для операционного стола.
За столом работала девушка: она как раз завязала последний узел на повязке и отпустила полуобнаженного пациента, хлопнув его по плечу на прощание. Увидев вошедших, она пошла им навстречу, вытирая руки потрепанной, но чистой тряпицей.
Ральф принял девушку за близнеца Кэти: такая же худенькая, с плоской грудью, хотя и немного выше ростом. Те же каштановые волосы – правда, с русыми прядями; такая же гладкая кожа, выдающиеся вперед нос и подбородок.
Когда девушка подошла поближе, Ральф понял, что ошибся: она наверняка старше Кэти, пожалуй, даже старше Салины, хотя и ненамного.
– Здравствуй, Ральф, – сказала девушка. – Я твоя тетя Робин.
От изумления Ральф чуть снова не помянул Господа, но, чувствуя руку Салины в своей ладони, сдержался.
– Вы так молоды!
– Спасибо! – засмеялась она. – Ты говоришь комплименты куда лучше, чем твой отец!
Робин не сделала попытки поцеловать его, а сразу повернулась к близнецам:
– Так! К вечерне перепишете десять страниц прописей – и чтобы без единой кляксы!
– Ну, мама! Ведь Ральф…
– Две недели я только и слышу про Ральфа! Идите, не то ужинать будете на кухне.
Потом она обратилась к Кэти:
– Ты закончила гладить белье?
– Еще нет, мама. – Кэти последовала за близнецами.
– Салина, ты сегодня печешь хлеб.
– Да, мама.
Они остались втроем в маленькой церкви. Робин окинула племянника профессиональным взглядом.
– Ну что же, сын похож на отца, – наконец высказала она свое мнение. – Впрочем, ничего другого я от Зуги не ожидала.
– Откуда вы знаете о моем приезде? – Ральф задал вопрос, который мучил его с момента встречи с Салиной.
– Дедушка Моффат послал гонца, когда ты вышел из Курумана, потом индуна Ганданг прошел здесь две недели назад, направляясь в крааль Лобенгулы. С ним был его старший сын, а мать Базо – моя старая подруга.
– Понятно.
– В Матабелеленде и шагу нельзя ступить, чтобы об этом не узнали все, – объяснил Клинтон.
– Ральф, как поживает отец? Я ужасно расстроилась, услышав о смерти Алетты. Твоя мать была чудесной женщиной, очень доброй и милой. Я написала Зуге письмо, но он так и не ответил.
Робин, похоже, решила наверстать упущенное и задавала дотошные вопросы, стараясь за десять минут выведать обо всем, что произошло за десять лет. Клинтон извинился и оставил их наедине, вернувшись к работе на огороде.
Ральф послушно отвечал, одновременно присматриваясь к тетушке Робин. Первое впечатление оказалось неверным: несмотря на внешнюю молодость, она вовсе не ребенок. Теперь Ральф понял, как эта волевая женщина сумела достичь невозможного. Выдав себя за мужчину, она поступила в знаменитую лондонскую больницу, которая никогда бы не приняла на учебу женщину. Робин, переодевшись в мужской костюм, посещала занятия и в двадцать один год получила диплом врача. Когда обнаружилось, что женщина вторглась в область, принадлежавшую исключительно мужчинам, разразился скандал, который потряс всю Англию.
