— Что это?
— Смотри, — Андрей явно сдерживал себя.
Он раскрыл книжечку. Фотография Андрея, какие-то надписи.
— Что это, Андрей? Я же неграмотный.
— Эркин, — Андрей говорил камерным шёпотом. — Это удостоверение, понимаешь, моё удостоверение. Андрей Фёдорович Мороз, сто первого года рождения.
Он отдал Андрею удостоверение.
— Спрячь и пошли. По дороге расскажешь.
— Ага.
Они шли по вечерним окраинным улицам, и Андрей рассказывал:
— Словом, покрутился я, надыбал одного мужика и расколол. Приходишь, заявляешь, так и так, угнанный, хочу вернуться. И всё. Ни медосмотра, ни чего ещё такого. Я и решил рискнуть. Пошёл. Сидит офицер, вроде того, в Бифпите, помнишь его? — он кивнул. — Ну вот. Я и заявил. Анкету заполнил. Ну, покрутился, конечно. Понимаешь, врать надо, когда по-другому никак. Я сразу сказал, что угнали мальцом, что не помню ничего толком. Он сказал, что неважно, пиши, что помнишь и как помнишь. Ну вот, сфотографировался прямо там же, в комендатуре, получил корочки. И написал заявление на выезд. Русская территория теперь не Империя, так просто не поедешь. Сказали, чтоб через месяц зашёл узнать ответ. Они хотели, чтоб я адрес свой им оставил. Я и говорю, что, дескать, постоянного жилья нет. Ну, он говорит, что ничего, обойдёшься этот месяц? Я сказал, что заеду. Так что, давай.
— Чего давать, Андрей? Ты русский, а я? — Андрей помрачнел, и он сменил тон. — Ладно. Ты здорово это провернул. Чего-нибудь я придумаю.
— Без тебя я не поеду, — очень спокойно сказал Андрей. — Слышишь, Эркин Фёдорович Мороз?
— Слышу, — так же спокойно ответил он. — Да, как со справкой? Сошло?
— Ага. Спросили, почему не через Z написано, ну, я показывал тебе.
— Помню. Ну, а ты что?
— Сказал, что в Империю так писался, чтоб не цеплялись. Сошло.
Он кивнул.
Я поговорю… Обдумаем, как лучше всё сделать. Спасибо, Андрей.
— Не за что…
…Эркин огляделся. Что ж, у Андрея обошлось. И они с Женей всё продумали.
Эркин перепрыгнул кювет и не спеша пошёл по обочине, прислушиваясь к шумам за спиной. Есть любители давить цветных, чего уж там. И если что, надо успеть упасть в кювет. Зимой он так пару раз спасался. Тогда и привык идти против движения, чтобы успеть заметить угрозу. Но тогда ему было всё равно куда идти. А сейчас… Они с Женей решили, что он доберётся до Гатрингса на попутке, а Женя с Алисой поедут на медленном поезде. Он окажется там раньше, всё разведает, встретит их на вокзале и доведёт до комендатуры, а там… там уж как получится.
Пару раз Эркина обгоняли легковые машины. Он даже головы не поворачивал. Рассчитывать на то, что белый подвезёт индейца в рабской куртке, ну, это совсем дураком надо быть. Сзади нарастал ровный рокот. Эркин оглянулся. Русская военная машина. Грузовик. Ну, пора. Он остановился, повернулся к ней лицом и поднял правую руку. Остановится?
Крякнув тормозами, грузовик остановился в шаге от него. Эркин подбежал к кабине со стороны шофёра. Тот опустил стекло.
— Что?
— Гатрингс, сэр. Комендатура.
Это-то шофёр поймёт? А то показывать знание русского не хочется, а по-английски шофёр явно… ни в зуб ногой. В подтверждение своих слов он показал шофёру пачку сигарет. Понял. Показывает на кузов. Ну, отлично.
— Спасибо, сэр, — сигареты, значит, потом. Тоже отлично.
Эркин подпрыгнул, уцепился за борт, подтянулся и перевалился в кузов. Какие-то мешки, ящики, накрытые брезентом. Грузовик дёрнулся, едва не выкинув его наружу. Эркин быстро сел, ползком нашёл место поудобнее и лёг. Вытащил из кармана рабскую шапку, натянул на голову. Ну вот. Руки в рукава, ноги подтянуть, и всё. Можно подремать…
…Жене идея переезда на Русскую территорию понравилась.
— Какие вы молодцы с Андреем. Отлично придумали.
Алиса уже спала, а они пили чай.
— Да? Ты согласна, Женя?
— Ну да. Возьми печенье. У меня же моя метрика цела. Русская метрика, понимаешь? Так что здесь совсем без проблем.
Он отхлебнул чаю, не отводя глаз от Жени. Разрумянившейся, с блестящими глазами.
— А Алисе новую метрику выпишем. Тоже без проблем. Как моя дочка она со мной. А ты…
— А я что-нибудь придумаю, — он улыбнулся. Он был так доволен, что всё складывается наилучшим образом, что совсем голову потерял. Забыл обо всём. — Я от тебя теперь не отстану, Женя. Я тебе клятву дал.
— Клятву? — удивилась она, подвигая к нему конфеты. — Какую, когда?
— Ну, весной тогда. Вот так, я себя твоей рукой по лицу бил и руку целовал. Я теперь твой раб на клятве. До самой смерти.
Он говорил весело, и внезапно изменившееся лицо Жени даже испугало его. Таким жёстким оно стало.
— Женя, ты что? Женя?!
— Мне не нужен раб, — твёрдо, чётко произнося слова, ответила Женя и повторила по-английски: — I don't need a slave.
Он оцепенел, не понимая, не желая понимать. Женя его гонит? За что?! Она встала, собирая посуду.
— Женя, — он дёрнулся, но не посмел её коснуться. — Что? Что я не так…?
— Ты не понял? Раб мне не нужен. Я и раньше без рабов обходилась, а уж теперь-то… — Женя рывком, как тяжесть, взяла стопку тарелок и пошла на кухню.
Он кинулся следом. Женя мыла тарелки с такой яростью, что ему стало не по себе.
— Женя, — безнадёжно позвал он, — ну… ну не надо. Ведь всё хорошо было. Я опять буду койку снимать. Ну, не гони меня. Я не уйду, не могу… Ну, не раб… Ну, кто тебе нужен?
— Муж, — ответила Женя, не оборачиваясь. — Мне нужен муж. И Алисе отец.
Он задохнулся, как от удара под дых.
— Женя! — крикнул он шёпотом.
— Что Женя? — она обернулась к нему. — Мы зачем на Русскую территорию собрались?
Мы? Она всё-таки… не совсем гонит. Но муж — это… это же…
— Женя, ты же расу потеряешь, — тихо сказал он.
— А там мне эта раса и не нужна, — отрезала Женя. — Так что, решай сам.
— А что решать? — он вздохнул. — Я уже давно решил. Пока я живой, я с тобой буду, — он вовремя осёкся, не повторив слова о клятве. — Только… как это сделать? Чтобы…
Женя снова взялась за посуду. Ополаскивала, расставляла тарелки на сушке. Он ждал её слов. И только закончив, вылив грязную воду в лохань и вытирая руки, она сказала:
— Как — не проблема. Проблема — что. Что будем делать.
И он решился.
— Я нужен тебе? Я?
— Ты? — Женя решительно тряхнула головой. — Ты — да.
— Я буду с тобой, Женя. Как ты скажешь, так и буду.
— Иди спать, — устало сказала Женя. — Завтра что-нибудь придумаем.
Она стояла перед ним. Обычно на ночь они, ну, хоть обнимутся разок, но сегодня он, понурив голову, побрёл в свою кладовку. И долго не мог заснуть, ворочаясь на перине. Он не то, чтобы не понимал, он не хотел понимать. Они же так хорошо придумали. С этой койкой и вообще… А записаться мужем и женой… это так подставить Женю, что и подумать страшно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
