href="ch2-1.xhtml#id42" class="a">{428} Кроме общей охраны поезда, у Троцкого была и охрана личная. В конце 1918 года его телохранителями были В. Чернопятов, К. Субатович, Н. Шарапов, П. Крутов, Ф. Новик, А. Мазалин, Э. Тапулевич, С. Комаровский, Я. Долгис, С. Дзюбинский, В. Гудович, Ф. Клепанский…{429} Старший команды личной охраны Николай Шарапов занимался также на основании особого мандата «приобретением за наличный расчет продуктов для Председателя Реввоенсовета Республики на стоянках поезда»{430}. Вот, например, в Нежине была предъявлена заявка в горпродком: «Прошу отпустить в самом срочном порядке для личного питания тов. Троцкого следующие продукты: дичи свежей – 10 шт., масла сливочного – 5 ф., зелени (спаржа, шпинат, огурцы зеленые)…»{431} Дело было 6 мая 1920 года, но «для личного питания тов. Троцкого» требовались и спаржа, и шпинат, и огурцы зеленые. Возможно, читатель скажет, что это же мелочь (спаржа и шпинат)! Возможно. Однако многие трагедии тоже начинаются с мелочей.
Ежедневно (если позволяла обстановка) Ухенберг письменно сообщал Председателю о поездных делах. Вот, например, что он докладывал в первую годовщину революции, 7 ноября 1918 года:
«… 2. Председатель Саратовского губисполкома тов. Васильев поручил мне от его имени передать Вам просьбу – выступить сего числа на митинге годовщины Октябрьской революции на Московской площади.
3. Ходатайствую об амнистии по случаю годовщины Октябрьской революции провинившихся в Вашем поезде –
а) Горина Федора… за пьянство и попытку застрелить в нетрезвом виде начохраны поезда;
б) Буркана Мартина – в связи с побегом из-под ареста Петровского…
4. Прошу Вашего указания, кому сдать папиросы в количестве 3 500 000 шт. из Москвы в качестве подарков для фронта.
5. …Многие сотрудники везут в поезде приобретенную на собственные деньги муку… Может ли сотрудник поезда заниматься мешочничеством и в каком размере?..
6. Ввиду пропажи большого к-ва разного обмундирования из поезда, прошу до выяснения дела не отпускать сотрудников по прибытии в гор. Москву…»{432}
Большое соседствовало с малым, и Председатель, стараясь твердой рукой укрепить фронты, решал, помиловать ли Горина Федора и в каком объеме разрешить своим сотрудникам «мешочничать»…
В поезде были специальные вагоны для дальней связи: телеграфной и радио. Оттуда Троцкий слал донесения в Москву, отдавал распоряжения фронтам, принимал ежедневные сводки. Вот такую, например, политическую сводку Восточного фронта за 3 апреля 1919 года составил и передал член Реввоенсовета С. И. Гусев. Приведу ее с сокращениями.
«4 армия.
В 22 стрелковой дивизии замечается мародерство, насилие над женщинами, ведется противокоммунистическая агитация на мусульманском языке. В Орловско-Куриловском полках коммунисты работают полулегально; кустарно-мобилизованные требуют освобождения. В Пензенском (полку. – Д. В.), в 1 и 5 ротах, кулацкие элементы ведут агитацию, некоторые из комсостава играют в карты, среди красноармейцев развивается антагонизм тылу.
1 армия.
Пензенская дивизия. Почти все части разложились, не исполняют боевых приказов, настроение частей паническое, особенно в Петроградском полку, где батальон разбежался…
2 армия.
Донесений не поступало.
3 армия.
30 дивизия. В Оренбургском (полку. – Д. В.) – усталость; плохое обмундирование… В Богоявленском – воззваниям белых красноармейцы не верят. Недостаток белья. 29 дивизия. В Путиловско-артиллерийском полку есть красноармейская коммуна… В Лесновыборгском – нехватка обмундирования. В Петроградском – настроение хорошее. В полку Красных орлов недостаток оружия, медикаментов, усталость, нехватка обуви…{433}
С Троцким в поезде постоянно находились ответственные работники Полевого штаба, командиры, снабженцы всех основных управлений РККА. Часто после получения с ряда фронтов донесений об острой нехватке боеприпасов, обмундирования, медикаментов, других элементов боевого снаряжения и обеспечения Троцкий собирал в штабном отсеке или вагоне-столовой поезда совещание, иногда с представителями местных советских властей. Ставка обычно делалась на то, чтобы изыскать все необходимое на месте. «Как ни бедны были органы местной власти, – писал Троцкий, – они всегда оказывались способны потесниться и подтянуться, пожертвовав кое-чем в пользу армии… Новый десяток работников извлекался из учреждений и тут же включался в неустойчивый полк. Находился запас тканей на рубахи и портянки, кожи на подметки, лишний центнер жиров. Но местных средств, конечно, не хватало»{434}. Тогда Троцкий диктовал по прямому проводу в Москву просьбы Ленину, в наркоматы или давал непосредственные указания своему заместителю Склянскому, который не выезжал из столицы и занимался, как я уже говорил, главным образом исполнением распоряжений Предреввоенсовета.
По прибытии на ближайшую к штабу фронта или армии железнодорожную станцию из вагонов выгружались два-три грузовых автомобиля и машина Троцкого. В поездках в части и на фронт Предреввоенсовета сопровождали обычно 20–30 красноармейцев с несколькими пулеметами. Конечно, в пути можно было натолкнуться на засаду банды, конный разъезд белой конницы. Это так. Но внимательный анализ всей боевой деятельности Л. Д. Троцкого позволяет сделать вывод о том, что «вождь Красной Армии», как часто именовали в печати наркомвоена, очень берег свою жизнь. Всегда, во всякой ситуации, около него находились телохранители, охрана, «мóлодцы», затянутые скрипящей кожей.
Надежда Александровна Маренникова, работавшая в секретариате Троцкого, рассказывала мне:
– У него почти ежедневно бывали врачи, видимо, проверяли его здоровье. Ну а главное – его всегда охраняли. Сильно охраняли. Подле него было всегда несколько охранников. У Фрунзе (я у него тоже работала) был лишь один. Незаурядный, даже выдающийся человек был Троцкий, но трусоват…
Такое вот неожиданное заключение человека, который знал, видел, слышал Троцкого, был близок к его помощникам, особенно к Н. М. Сермуксу.
Думаю, заключение Надежды Александровны, что Троцкий очень заботился о своей личной безопасности, не лишено основания. Конечно, поезд прежде всего служил подвижным пунктом управления, что само по себе было новым словом и в военном строительстве, и в практике руководства боевыми соединениями РККА. Но большая часть двух железнодорожных составов была в основном предназначена для передвижения вместе с Троцким его личной охраны. Кроме Сталина – в будущем, – наверное, никто из политических деятелей в нашей стране не принимал столь исключительных мер по обеспечению личной безопасности.
Возвращаясь к теме посещения Троцким частей фронта, скажу, что они преследовали цель не только инспекционную; пожалуй, прежде всего они предназначались для вдохновения, ободрения войск.
По предложению и настоянию Троцкого ВЦИК учредил орден Красного Знамени. После его учреждения в сентябре 1918 года орден долго не могли изготовить. Наконец в январе 1919 года Троцкий получил партию орденских знаков и был разочарован. Тут же телеграфировал в Москву:
«ПредЦИК Свердлову
Копия Склянскому
Орден Красного Знамени невозможен, слишком груб и снабжен таким механизмом для прикрепления на одежду, что носить его практически невозможно. Выдавать его не буду, ибо вызовет общее разочарование. Настаиваю на прекращении выделки и передаче сего дела военному ведомству. Орден ждут несколько месяцев, а получили бляху носильщика, только менее удобную. Знак должен быть в три-четыре раза меньше и сделан из лучшего материала…
Предреввоенсовета Троцкий»{435}
Возможно, посчитав, что этого мало, тут же по прямому проводу телеграфировал свой совет Енукидзе:
«Считаю совершенно недопустимым небрежность в изготовлении ордена Красного Знамени… Все ждут, а мы неспособны изготовить орден. Рассуждать о том, насколько серебряные обойдутся дороже, – смешно. Дело идет о грошах. Необходимо знак сделать в три раза меньше. Ободок позолотить. Работу сделать более изящной…»{436}
Однако когда орден стал «работать» как моральный стимул, кое-где его невольно стали обесценивать массовыми награждениями. Получив одну из телеграмм, Троцкий отреагировал, например, следующим образом: «Реввоенсовет конармии просит об отпуске трехсот орденов Красного Знамени для награждения бойцов… 19 января 1920 года. Реввоенсовет т. Ворошилов, Буденный, Щаденко». Троцкий прямо на телеграмме крупно написал: «Слишком много! Штук 50–75 можно выслать»{437}. Почувствовав, что подобная форма морального поощрения выходит из-под контроля, он еще раз вернулся к этому вопросу: «…те награждения, какие были сделаны Реввоенсоветом без утверждения ЦИК, представить дополнительно для утверждения…»{438}. А иногда, по принципиальным соображениям, Троцкий возражал против награждения конкретных лиц. «Считаю совершенно неуместным, – телеграфировал он Склянскому, – награждение орденом Красного Знамени Тухачевского по поводу годовщины армии. Это чисто монархическая манера награждать… Тухачевский не персонифицирует армии, он должен награждаться в зависимости от своих боевых действий, а не по поводу годовщины армии…»{439} Трудно не согласиться с этими доводами. Впрочем, на протяжении десятилетий в нашем Советском государстве существовала именно «монархическая манера награждать».
Только военные советы начали
