хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов…»{459} Да и какая рациональная экономическая политика возможна в разрушенной стране, охваченной огнем?!
В этих условиях, когда большая территория Республики была охвачена мятежами и восстаниями, командованию Красной армии было ясно, что непрочно положение и в самой армии.
…На столе Троцкого лежала сводка политического состояния Украины на 15 мая 1919 года, подготовленная по телеграфным докладам председателей губчека. И это один из многих документов аналогичного характера. Приведу лишь малую толику той давней информации, которая дает возможность почувствовать всю сложность положения и всю безбрежность взаимного насилия.
«Киевская губерния
Уманский уезд. По всему уезду антисемитская агитация… Сотрудники ЧК – евреи, пойманные населением, – расстреливаются. Крестьяне окрестных сел и деревень настроены против коммуны и советов…
Бердичевский уезд. Проезжающие через город части бесчинствуют. Идут погромы под лозунгами ”Бей жидов, громи ЧК – они враги наши“.
Васильковский уезд представляет из себя гнездо бандитов, контрреволюционеров и разной другой дряни. Беспрерывные восстания, грабежи и убийства, неоднократный разгон ЧК; в одном случае был убит бандитами почти весь состав коллегии и сотрудников ЧК. Находящийся в городе кожевенный завод был красноармейцами разгромлен до основания…
Белая Церковь. Относительное спокойствие. Но продолжаются восстания в селах.
Таращанский уезд. Почти месяц в городе хозяйничали бандиты. Благодаря бездействию военкома Горевого, выразившемуся в том, что при наступлении на город банды в 20 человек он собрал митинг красноармейцев и стал советоваться: наступать или не наступать, и было решено оставить город. Когда вошли в город бандиты, они открыли военные склады и начали продавать товары населению.
Родомысльский район. Та же агитация, банды и погромы. Близ Родомысля – гнездо разбойников под предводительством черносотенца Соколовского, учинившего разгром города. В Чернобыле этого же уезда орудует банда Струка…»{460}
Такие же донесения поступали из Полтавской, Черниговской, Харьковской и других губерний Украины, а если посмотреть шире – то со всей России. Крестьяне, получив землю от советской власти, страдали от бесконечных поборов, реквизиций, изъятий. Советская власть была вынуждена на ходу менять свою политику по отношению к крестьянству, дифференцируя свое отношение к различным его слоям и не отказываясь в то же время от чрезвычайных мер. В своих тезисах «Руководящие начала ближайшей политики на Дону» Троцкий таким образом, например, выразил отношение властей к казачеству:
«Мы разъясняем казачеству словом и показываем делом, что наша политика не есть политика мести за прошлое. Мы ничего не забываем, но за прошлое не мстим… Мы строжайше следим за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не производила грабежей, насилий и пр. Твердо помня, что в обстановке Донской области каждое бесчинство красных войск превращается в крупный политический факт и создает величайшие затруднения, в то же время мы требуем от населения всего, что необходимо Красной Армии, забираем организационным путем через продкомы (продовольственные комитеты. – Д. В.) и заботимся о своевременной и точной уплате… Демонстративный характер нужно придавать расправе над теми элементами, которые проникнут на Дон при его очищении…»{461}
Даже скорректировав политику по отношению к крестьянству и казачеству, в частности, большевики продолжали действия, красноречиво выражаемые словами: «забираем организационным путем», «демонстративный характер нужно придавать расправе» и т. д.
Настроения в крестьянской стране не могли не сказываться на состоянии в крестьянской по составу Красной армии. И Троцкий все это прекрасно видел. Поэтому не случайны его послания к Ленину. Например, такое:
«Москва, Предсовнаркома Ленину.
Все известия с мест свидетельствуют, что чрезвычайный налог крайне возбудил местное население и пагубным образом отражается на формированиях. Таков голос большинства губерний. Ввиду плохого продовольственного положения представлялось бы необходимым действие чрезвычайного налога приостановить или крайне смягчить, по крайней мере в отношении семей мобилизованных.
27.12.
Предреввоенсовета Троцкий»{462}.
На фронте действует своя логика. Необученность значительной части мобилизованных в Красную армию крестьян, помноженная на глухое недовольство чрезвычайными мерами, в сочетании с целым рядом других негативных факторов, в том числе и успехами белых армий, – все это рождало массовое дезертирство, нежелание рисковать жизнью «за Советы», неверие в конечный успех. На фронте – то в одном, то в другом месте – не раз складывалась обстановка, когда поставленные под ружье крестьяне бросались врассыпную перед атакой офицерских рот, казачьих эскадронов, от простого панического крика: «Обошли!». В этих условиях нередко не оставалось иного способа – кроме угрозы смертельной кары – вернуть бежавших красноармейцев на поле боя. Но эти акты насилия, неизбежные в боевой обстановке, превращались в систему, обязательную норму. Троцкий такое положение считал естественным и никогда не пересматривал своих взглядов.
В своих воспоминаниях он с большой долей явного цинизма и глубокой убежденностью в своей правоте писал: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади»{463}. Этим кредо Троцкий, не задумываясь, руководствовался всю войну.
Для него репрессия была составным элементом, частью военного строительства, формой воспитания личного состава. Характерна в этом отношении телеграмма Председателя РВС Республики Реввоенсовету Западного фронта в 1919 году.
«…Одним из важнейших принципов воспитания нашей армии является неоставление без наказания ни одного проступка или преступления… Репрессии должны следовать немедленно за нарушением дисциплины, ибо репрессии имеют не самодовлеющее значение, а преследуют воспитательные, боевые задачи… Наиболее суровым карам подвергнуть за нарушение дисциплины и невыполнение приказов командиров, коммунистов…»{464} Пока сознательность, убежденность и подготовка красноармейской массы была невысокой, Троцкий полагал, что компенсировать их слабость может лишь угроза сурового наказания. Этой точки зрения придерживался не только он, но и другие вожди революции. Вместе с тем следует отметить, что Троцкий, как и Ленин, считал основой революционной дисциплины сознательность бойцов, хотя он подчеркивал, что дисциплинировать надо также страхом и репрессиями.
Предреввоенсовета на совещаниях с командным составом приказывал воздействовать на красноармейцев во время боя не только силой примера, но и «железной рукой», не останавливаясь перед применением оружия. Когда на одном из таких «инструктажей» кто-то сказал, что не у всех командиров и комиссаров есть револьверы для исполнения такого указания, Троцкий в очередном докладе Ленину продиктовал секретарю и такие строки: «Отсутствие револьверов создает на фронте невозможное положение. Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможности. Предлагаю т. Муралову и Позерну реквизировать револьверы у всех лиц, не состоящих на строевых должностях…»{465} Угроза кары постепенно вошла в арсенал методов строительства и функционирования армии, более того, в сознании людей она незаметно стала восприниматься как моральная норма, «револьверное право», революционный императив, пролетарское требование…
«Балашов, реввоенсовет;
Козлов, реввоенсовет;
Серпухов, реввоенсовет.
Москва, Ленину, Свердлову.
Обращаю Ваше внимание на то, что девятая армия работает крайне слабо. Приказы фронтового командования не выполняются, армия топчется на месте… Надо железной рукой заставить начальников дивизий и командиров полков перейти в наступление какой угодно ценою (курсив мой. – Д. В.). Если положение не изменится в течение ближайшей недели, вынужден буду применить к командному составу девятой армии суровые репрессии…
26 ноября 1918 г.
Предреввоенсовета Троцкий»{466}.
Получая донесения командующих о ходе выполнения оперативных приказов, Троцкий в первую очередь реагировал на морально-политические вопросы.
«Царицын, реввоенсовет 10-й армии.
Восьмая и девятая армии перешли в победоносное наступление. Первые шаги дали значительное продвижение вперед: много пленных и трофеев. Требую беспощадной расправы с дезертирами и шкурниками, которые парализуют волю 10-й армии… Никакой пощады дезертирам и шкурникам. За невыполнение приказов и трусость в первую голову отвечают командиры и комиссары. Вперед!
Предреввоенсовета Троцкий»{467}.
Гражданская война – война особая. Беспощадность и жестокость в ней не случайность, а закономерность. Так было всегда. И когда в тридцатилетней войне Алой и Белой розы в Англии и в годы войны между Севером и Югом в Америке обильно лилась кровь – никто не полагал, что это случайно. Соотечественники в борьбе между собой особо непримиримы. В Гражданской войне в России все было так же, лишь масштабы насилия
