оставался ей известен только по восторженным или скептическим рассказам подруг, намёкам окружающих, из песен и плясок её народа и из собственных грёз, всё чаще посещающих её во снах и мыслях: годы брали своё.
С малых лет она питала слабость к борцам, раз в год сходившимся в единоборстве перед лицом правителя страны для показа своей ловкости и силы, после чего один из них (не обязательно победитель, а самый ладный и понравившийся ещё чем-то Гирба-Сех-МирГунну) назначался в штат его личных телохранителей – фийхов. Оттого мечты девочки, потом девушки и уже достаточно повзрослевшей Ил-Лайды не выходили из круга этих мужчин. Она смотрела на них оценивающим взглядом и переживала с каждым из них бурный роман, но, к сожалению, только в своём воображении, где она сама играла не последнюю роль.
Когда Гирба-Сех-МирГунн, наконец, спохватился и озаботился судьбой своей любимой дочери, он натолкнулся на глухую стену сопротивления с её стороны ко всем предложениям стать женой кого бы то ни было.
За фийха ей нельзя было идти по своему происхождению, а остальные мужчины, которых ей предлагали…
Разве это были мужчины? Жалкие, изнеженные, хныкающие от усталости даже после недолгой прогулки. Она отвергала их презрительным взглядом.
Гирба-Сех-МирГунн был вне себя. Однако дочь унаследовала некоторые его черты характера – упрямство и независимость – и он сдался. Так вот получилось, что вскоре он разрешил ей самой искать избранника по сердцу, но предупредил, чтобы она не опозорила имени его и помнила о своей принадлежности к правящему роду.
К тому времени она уже полностью окунулась в общество временниц, взгляды которых на мужчин отличались крайним радикализмом.
Любой мужчина – поработитель и грубиян.
От него, как бы добр и ладен он, на первый взгляд, ни был, нельзя ждать ничего хорошего.
Уж если мужчина нужен (этот прискорбный для себя факт временницы всё-таки признавали и не считали такое своё мнение зазорным), то умей им воспользоваться, но и тогда будь собой и только собой.
Такого или примерно такого отношения ко второй половине человечества придерживались временницы и ревностно культивировали этот подход в своём кругу.
Ил-Лайде такое положение не совсем нравилось, но оно оправдывало её поведение в собственных глазах. До поры до времени, естественно, ибо она ждала случая…
Известие о появлении где-то в будущем КЕРГИШЕТА, а потом приглашение Гирбе-Сех-МирГунну встретиться с ним на приграничье в Кап-Тартар совпало с необходимостью решать неотложные дела с соседями, отношения с которыми всегда были непростыми. Можно было, конечно, отвлечься и дать себе отдых, сходив со всеми в Кап-Тартар, или хотя бы посмотреть, каким образом этот КЕРГИШЕТ будет проникать через барьер, если он, естественно, тот, за кого себя выдаёт, а другие – глупцы – верят в него. В конце концов, из поля ходьбы можно вернуться в реальный мир, если постараться, не очень-то далеко отстав от времени, протекшего в нём.
Но правитель Мен-хи знал себя. Уйдёт, в Кап-Тартаре расслабится, а вернётся – надо начинать дело как будто с начала, ибо, побывав там, оторвётся от событий надолго, отчего рассеется задуманное, потеряются в памяти намеченные ходы и подходы, исчезнут напряжение и досада, вызванные поведением соседей.
Вообще, Мен-хи потому и держался обособленно и выживал как независимое образование в бурном потоке событий – мелких стычек и даже кровавых войн – вот уже многие десятилетия благодаря тому, что его правитель имел дар ходока, иначе эти земли давно были бы проглочены более сильными народами.
Гирб-Сех-МирГунн использовал дорогу времени для внезапного устрашения отдельных правителей или его приближённых, имел возможность заранее узнавать о планах, направленных против его владения, и принимать превентивные меры…
Так Ил-Лайда осталась без опеки отца, вернее, вдали от него, чтобы принимать самостоятельно решения. Разрешив её самой искать пару, он, тем не менее, всегда был начеку.
КЕРГИШЕТ понравился ей сразу, что не прошло мимо внимания вездесущей Манеллы. Они пошептались между собой, при этом Манелла высказала свою, положительную, точку зрения, которую вынесла от общения с Иваном. Несмотря на нерешительность и недоверчивость Ил-Лайды, она посоветовала той быть поактивнее и подсказала Симону постараться свести молодых людей, а потом оставить их наедине.
Симон, со своей стороны, не приминул отчитать её за сводничество, но, поразмыслив, просьбу выполнил.
И вот она с ним!
Он оказался именно таким, каким она представляла мужчину в своих безумных снах: красивым, сильным и ласковым.
Кто может с ним сравниться?
Даже фийх Азенот – кумир женщин Мен-хи – проигрывал ему во всём, тем более что во времени он ходить не мог, а лишь отсчитывал унылую череду лет реального времени, у которых такой быстрый полёт – и через десять лет красавец Азенот станет старым и дряхлым, как все предыдущие фийхи, служившие её отцу.
Она была довольна и собой.
Это же она сама, по сути, принудила КЕРГИШЕТА обратить на себя внимание. И если он, такой красивый, сильный и ласковый, не отказался от неё, то, что тогда красота Ул-Ины, новой фаворитки отца, поглядывающей на неё с высоты осознанного женского обаяния, которому нет предела. То-то она удивится, когда увидит Ваню и узнает, что он обратил взгляд на неё, а не на пышную телесами и красивую Таа-Ту-ир-Ману, так льнущую к нему…
Они все увидят Ваню и перестанут шушукаться по углам при виде её: мол, никому она не нужна, раз дожила до таких лет и не пробовала мужчины…
Сладко было думать о мщении, но женским чутьём она печально подозревала: ничего подобного, наверное, не будет.
Вот он сейчас идёт с нею рядом, близкий и желанный, а что будет после возвращения из Кап-Тартара?
Он уйдёт в своё загадочное будущее, а она останется с отцом, чтобы лицезреть ненавистную Ул-Ину, навсегда померкшего в её глазах Азенота и подруг, довольных своим положением при своих мужчинах.
– Ты уйдёшь от меня? – спросила она, перебив рассуждения Ивана о красоте открывшейся перед ними панорамы: лог с озером, а вокруг цветущие маки.
– Я же здесь, с тобой, – Иван посмотрел он на неё сбоку, сверху вниз, нахмурился. – Я с тобой, но…
– Значит, уйдёшь, – сказала она с протяжным вздохом.
– Ты меня, милая, не поняла. Я пришёл в Кап-Тартар, чтобы… – Он помолчал, не говорить же ей о Напель. – Ты же знаешь, наверное, что Кап-Тартар – это след временного канала, пробитого из будущего в прошлое?
Ил-Лайда отрицательно покачала головой.
– Поэтому ты уйдёшь от меня?
Иван понял её заботу. Ну конечно, как же он не подумал? Она доверилась ему, он принял её доверие. Теперь у неё, так же как и у него, возникает этот проклятый вопрос: что дальше?
Вот чем она сейчас занята – этим вопросом, а он ей тут сказки о временном канале рассказывает.
Жалость и досада коснулись его сердца и души.
