— До сих пор не могу в это поверить, — сказал он. — Что он мог это проделать.
— Кто?
— Бурич. Любой из них.
Я смотрел на него, прислонившись к трубе. Видел, как близится восход.
— Нет, — сказал я наконец. — Она была слишком умна. Молода, но…
— … Да. Под конец она во всём разобралась, но перво-наперво кто бы подумал, что Бурич мог привлечь её к этому делу.
— А потом, как это было сделано, — сказал я. — Если бы он кого-то убил, мы бы не нашли тела.
С одной стороны, Бурич не был достаточно компетентен, с другой — слишком уж компетентен, чтобы всё это можно было объяснить. Я неподвижно сидел в медленно усиливавшемся свете, пока мы ждали помощи.
— Она была специалистом, — сказал я. — Досконально знала историю. Бурич был умён, но не настолько.
— Что вы думаете, Тье?
Дверь, выходившая на крышу, хлопнула и распахнулась, выпустив кого-то, в ком я смутно признал представительницу Бреши. Та направилась к нам, говоря по рации.
— Как они узнали, где будет Иоланда?
— Узнали о ваших планах, — сказал он. — Прослушивая телефон вашей приятельницы Корви…
Он навёл меня на мысль.
— Зачем они стреляли в Боудена? — спросил я. — В Связующем зале. Мы думали, что за ним явились из Оркини, потому что он случайно узнал правду. Но это не имело никакого отношения к Оркини. Это были…
Я посмотрел на мёртвого Бурича.
— Его приказы. Так зачем ему убивать Боудена?
Ашил кивнул и медленно заговорил:
— Они думали, что Махалия рассказала Иоланде о том, что знала, но…
— Ашил? — крикнула приближавшаяся женщина.
Ашил кивнул. Он даже привстал, но снова тяжело осел.
— Ашил, — сказал я.
— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Я просто…
Он закрыл глаза. Женщина пошла быстрее. Он вдруг открыл глаза и посмотрел на меня.
— Боуден всё время говорил вам, что Оркини не существует.
— Это так.
— Быстрее, — сказала женщина. — Я заберу вас отсюда.
— Что вы собираетесь сделать? — спросил я.
— Быстрее, Ашил, — сказала она. — Вы слабы…
— Да, слаб, — перебил он её. — Но…
Ашил закашлялся. Он уставился на меня, а я — на него.
— Нам надо его забрать, — сказал я. — Надо направить Брешь…
Но они всё ещё были поглощены событиями минувшей ночи, и не было времени кого-то убеждать.
— Секунду, — сказал он женщине.
Достал из кармана сигил и отдал его мне вместе со связкой ключей.
— Я вас уполномочиваю, — сказал он. Она задрала бровь, но спорить не стала. — Кажется, мой пистолет упал вон там. Остальные люди Бреши до сих пор…
— Дайте мне свой телефон. Какой у него номер? Теперь идите. Уводите его отсюда. Ашил, я это сделаю.
Глава 28
Женщина Бреши не попросила помочь ей с Ашилом. Она только шикнула, отгоняя меня.
Я нашёл его пистолет. Он был тяжёлым, а глушитель выглядел едва ли не органическим, как какая-то слизь, покрывавшая ствол. Предохранитель пришлось искать слишком долго. Я не рискнул освобождать защёлку, чтобы его проверить. Сунул в карман и направился к лестнице.
Спускаясь, я прокручивал номера в списке контактов телефона: они казались бессмысленными последовательностями букв. Нужный мне номер я набрал вручную. По наитию я не ввёл предварительно код страны и оказался прав — соединение установилось. Когда я добрался до фойе, он зазвонил. Охранники посмотрели на меня неуверенно, но я протянул сигил Бреши, и они попятились.
— Что… кто это?
— Дхатт, это я.
— Святой Свет, Борлу? Что… где вы? Где были? Что происходит?
— Дхатт, молчите и слушайте. Я знаю, что ещё не утро, но мне нужно, чтобы вы проснулись и помогли мне. Слушайте.
— Свет, Борлу, вы думаете, я сплю? Мы считали, что вы с Брешью… Где вы? Знаете ли, что происходит?
— Я с Брешью. Слушайте. Вы ещё не вернулись на работу, верно?
— Чёрт, нет, я всё ещё…
— Мне нужна ваша помощь. Где Боуден? Ваши люди допрашивали его?
— Боудена? Да, но мы его не задерживали. Зачем?
— Где он?
— Святой Свет, Борлу.
Я слышал, как он садится, собираясь с мыслями.
— У себя в квартире. Не паникуйте, за ним наблюдают.
— Задержите его. Пока я туда не доберусь. Просто сделайте так, пожалуйста. Отправьте людей прямо сейчас. Спасибо. Перезвоните мне, когда его задержите.
— Подождите, подождите. Какой это номер? У меня он не высвечивается.
Я сказал ему. На площади я увидел светлеющее небо и птиц, круживших над обоими городами. Я ходил взад и вперёд, один из немногих, но не единственный человек, оказавшийся в такой час на улице. Я смотрел на других, украдкой проходивших поблизости. Смотрел, как пытаются они вернуться в свои родные города — Бещель, Уль-Кому, какой бы то ни было — из массивной Бреши, которая наконец шла вокруг них на убыль.
— Борлу. Он пропал.
— Что вы имеете в виду?
— У его квартиры был выставлен наряд. Для защиты, после того как в него стреляли. Ладно, когда сегодня ночью началось это безумие, потребовались все руки, и их сняли на какую-то другую работу. Я не знаю всех входов и выходов — там некоторое время никого не было. Я отправил их обратно — дела немного налаживаются, милицья и ваши люди пытаются снова разобраться в границах, — но на улицах до сих пор продолжается эта чёртова катавасия. Во всяком случае, я отправил их обратно, и они только что вскрыли его дверь. Его там нет.
— Сукин сын.
— Тьяд, что за хрень происходит?
— Я направляюсь туда. Можете вы сделать… Не знаю, как это по-иллитански. Объявите его в АРВ, — это я сказал по-английски, в подражание фильмам.
— Да, у нас это называется «наслать ореол». Сделаю. Но, чёрт возьми, Тьяд, вы видели, что за хаос творился ночью. Думаете, кто-нибудь его увидит?
— Надо попробовать. Он попытается выбраться оттуда.
— Ладно, не проблема, тогда его вздрючат, все границы закрыты, поэтому, где бы он ни объявился, его просто остановят. Даже если он успеет добраться до Бещеля, ваши люди не настолько некомпетентны, чтобы кого-нибудь выпустить.
— Хорошо, но всё-таки наложите на него ореол?
— Не наложите, а нашлите. Хорошо.
На дорогах в обоих городах появлялось всё больше машин «Скорой помощи», мчавших к местам продолжавшегося кризиса, здесь и там видны были гражданские машины, демонстративно повиновавшиеся правилам дорожного движения своего города, старавшиеся миновать друг друга с необычайной правовой заботой, как и немногие пешеходы. У них должны были иметься хорошие оправдательные причины, чтобы находиться на улицах. Усердие их не-видения и видения было подчёркнутым. Штриховка восстанавливается быстро.
Стоял предрассветный холод. Вооружённый отмычкой Ашила, но без его апломба, я вскрывал уль-комский автомобиль, когда Дхатт снова перезвонил. Голос у него был совсем другим. Он был — сомнений в этом не оставалось — охвачен каким-то благоговейным ужасом.
— Я был не прав. Мы нашли его.
— Что? Где?
— В Связующем зале. Единственной милицьей, не выведенной на улицы, были пограничники. Они узнали его по фотографиям. Говорят, он там уже несколько часов, должно быть, направился туда, как только всё это сорвалось с цепи. Он был в зале раньше и оказался там в ловушке вместе со всеми остальными, когда зал перекрыли. Но послушайте…
— Что он делает?
— Просто ждёт.
— Они его схватили?
— Тьяд, послушайте. Они не могут. Есть одна проблема.
— В чём дело?
— Они… Они не думают, что он в Уль-Коме.
— Он перешёл границу? Тогда нам надо говорить с бещельским пограничным патрулём…
— Нет, слушайте. Они не могут сказать, где он.
— …Что? Что? Что он делает, чёрт возьми?
— Он просто… Он стоял там, неподалёку от входа, у всех на виду, а потом, когда увидел, что они к нему направляются, он пошёл… но по тому, как он двигается… по одежде на нём… они не могут сказать, находится ли он в Уль-Коме или в Бещеле.
— Просто проверьте, не прошёл ли он через зал до его закрытия.
— Тьяд, здесь стоит чертовский хаос. Никто не отслеживал документы, компьютер или что-то ещё, так что мы не знаем, переходил он или нет.
— Вам надо заставить их…
— Тьяд, послушайте. Это всё, чего я смог от них добиться. Они чертовски напуганы даже тем, что видели его, и говорят, что это брешь, и они не вполне не правы, потому что, знаете, что? Могло быть и так. Сегодняшней ночью в особенности. Люди Бреши повсюду, произошло чёртово закрытие, Тьяд. Последнее, на что кто-то решится, это рисковать совершить брешь. И это последняя информация, которую вы получите, если Боуден не станет двигаться так, чтобы они смогли понять, что он определённо в Уль-Коме.
— Где он сейчас?
— Откуда мне знать? Они не рискуют смотреть на него. Сказали только, что он начал ходить. Просто ходить, но так, что никто не может сказать, где он.
