— Никто его не останавливает?
— Они даже не знают, можно ли им его видеть. Но при этом он и брешь не совершает. Они просто… не могут понять.
Пауза.
— Тьяд?
— Господи, ну конечно. Он просто ждал, чтобы кто-то его заметил.
Я погнал машину к Связующему залу. Тот был в нескольких милях. Я выругался.
— Что? Тьяд, что?
— Это именно то, что ему надо. Вы сами сказали, Дхатт: его бы отослали от границы пограничники любого города, в котором он находился бы. Что из этого следует?
Несколько секунд стояло молчание.
— Чтоб меня, — сказал Дхатт.
В таком неопределённом состоянии никто не мог задержать Боудена. Никто.
— Где вы? Как близко к Связующему залу?
— Могу добраться туда за десять минут, но…
Но и он не задержит Боудена. Как бы Дхатт ни терзался, он не рискнул бы подставляться Бреши, видя человека, который мог находиться не в его городе. Я хотел сказать, чтобы он не беспокоился, хотел умолять его, но мог ли я говорить ему, что он не прав? Я не знал, что за ним не будут следить. Мог ли я сказать, что он в безопасности?
— Арестует ли его милицья по вашему приказу, если он определённо в Уль-Коме?
— Конечно, но они не последуют за ним, если не могут рисковать его увидеть.
— Тогда поезжайте вы, Дхатт. Пожалуйста. Слушайте. Ничто не мешает вам просто отправиться на прогулку, верно? Просто направляйтесь к Связующему залу и идите, куда хотите, и если случится, что кто-то, кто всегда был в вашей местности, шевельнёт рукой и окажется в Уль-Коме, вы сможете его арестовать, верно?
Никто не должен был ни в чём признаваться, даже самому себе. Пока отсутствует взаимодействие и местонахождение Боудена неясно, существует правдоподобная возможность отрицания.
— Пожалуйста, Дхатт.
— Хорошо. Но, послушайте, если я отправлюсь на эту чёртову прогулку, а кто-то в моей гросстопичной близости не окажется наверняка в Уль-Коме, я не смогу его арестовать.
— Оставайтесь на связи. Вы правы.
Я не мог просить его рисковать совершить брешь. А Боуден, возможно, пересёк границу и находился в Бещеле, в каковом случае Дхатт был бессилен.
— Хорошо. Отправляйтесь на прогулку. Дайте мне знать, когда будете у Связующего зала. Мне надо сделать ещё один звонок.
Я отключился и набрал другой номер, тоже без международного кода, хотя это было в другой стране. Несмотря на ранний час, по телефону ответили почти сразу, и голос, который ответил, был совершенно бодр.
— Корви, — сказал я.
— Босс? Господи, босс, где вы? Что случилось? Вы в порядке? Что происходит?
— Корви, я всё вам расскажу, но прямо сейчас не могу; прямо сейчас мне надо, чтобы вы шевелились, причём быстро, не задавали никаких вопросов и делали в точности то, что я вам скажу Мне надо, чтобы вы подъехали к Связующему залу.
Я посмотрел на часы, а потом на небо, которое, казалось, сопротивлялось наступлению утра. Дхатт и Корви в соответствующих городах направлялись к границе. Первым позвонил Дхатт:
— Я на месте, Борлу.
— Вы его видите? Нашли его? Где он?
Молчание.
— Ладно, Дхатт, слушайте.
Он не хотел видеть того, насчёт пребывания чего в Уль-Коме не был уверен, но не позвонил бы мне, если бы в этом не было смысла.
— Где вы?
— На углу Илльи и Сухаша.
— Господи, хотел бы я знать, как делать конференцзвонки по этой штуковине. У меня обозначен ожидающий вызов, так что не отключайтесь.
Я подключился к Корви:
— Корви? Слушайте.
Мне пришлось свернуть к обочине и сравнить карту Уль-Комы в бардачке автомобиля со своим знанием Бещеля. Старые города по большей части были заштрихованы.
— Корви, надо, чтобы вы подъехали на угол Бьюластращ и… и Варщастращ. Вы видели фотографии Боудена?
— Да…
— Знаю, знаю. — Я поехал. — Если не будете уверены, что он в Бещеле, не трогайте его. Говорю вам, я просто прошу вас ходить там, чтобы, если кто-то окажется в Бещеле, вы могли его арестовать. И сообщить мне, где вы. Хорошо? Остерегайтесь.
— Чего, босс?
Это верно. Боуден вряд ли напал бы на Дхатта или Корви: поступив так, он заявил бы о себе как о преступнике, в Бещеле или Уль-Коме. Напади он на обоих, он оказался бы в Бреши, где, как это ни невероятно, его ещё не было. Он шёл, держа равновесие, возможно, в обоих городах. Пешеход Шрёдингера[24].
— Где вы, Дхатт?
— Посередине улицы Тейпей.
Тейпей гросстопично делила пространство с Мирандистращ в Бещеле. Я сказал Корви, куда ехать.
— Я скоро буду.
Я теперь ехал над рекой, а количество машин на улице увеличивалось.
— Дхатт, где он? Я имею в виду, где вы?
Он сказал мне. Боудену приходилось держаться заштрихованных улиц. Если бы он вступил в сплошную зону, он принадлежал бы этому городу и полиция могла бы его забрать. В центрах старинные улицы были слишком узки и изогнуты, чтобы машина сэкономила мне какое-то время, и я её бросил и побежал по булыжникам под нависающими карнизами бещельского Старого города к сложной мозаике и сводам Старого города Уль-Комы.
— С дороги! — крикнул я нескольким прохожим, оказавшимся у меня на пути.
В одной руке я держал сигил Бреши, а в другой — телефон.
— Я в конце Мирандистращ, босс.
Голос у Корви изменился. Она не хотела признаться, что видела Боудена — это было не так, но в то же время она не вполне не-видела его, пребывая где-то посередине, однако уже не просто следовала моим указаниям. Она была рядом с ним. Возможно, он её видел. Я ещё раз осмотрел пистолет Ашила, но мало что понял. Я не мог им воспользоваться. Сунул его обратно в карман, направляясь туда, где Корви ждала меня в Бещеле, а Дхатт в Уль-Коме и где шёл Боуден, в отношении которого ни у кого не было уверенности, где он находится.
Сначала я увидел Дхатта. Он был в полной форме, с рукой на перевязи и с телефоном возле уха. Я легонько похлопал его по плечу, проходя мимо. Он сильно вздрогнул, увидел, что это я, и ахнул. Медленно закрыл телефон и указал направление взглядом, на что потребовался кратчайший миг. Он уставился на меня с таким выражением, которого я не мог распознать.
В его указании взглядом не было необходимости. Хотя небольшое количество прохожих рисковали идти по перекрывавшейся заштрихованной улице, Боуден сразу бросался в глаза. Эта походка. Странная, невозможная. Не поддающаяся точному описанию, она для каждого, кто привык к физическим наречиям Бещеля и Уль-Комы, была неуправляемой, нарочитой, лишённой корней и страны. Я видел его со спины. Он не брёл, но вышагивал в патологическом нейтралитете от центров городов, направляясь в конечном счёте к границам и горам, к выходу в другие страны континента.
Несколько любопытных местных жителей, шедших ему навстречу, видели его тогда с явной неопределённостью, глядя отчасти в сторону и не зная, куда, собственно, надо смотреть. Я наставил на них палец, на каждого по очереди, дал знак идти назад, и они повиновались. Возможно, кто-то наблюдал из окон, но это было спорно. Я подошёл к Боудену под нависающими карнизами Бещеля и сложными спиральными желобами Уль-Комы.
Стоя в нескольких метрах от него, на меня смотрела Корви. Она убрала телефон и достала пистолет, но по-прежнему избегала смотреть на Боудена прямо, просто на тот случай, если он не в Бещеле. Может, откуда-то за нами наблюдали люди Бреши. Боуден ещё не совершил ничего, что привлекло бы их внимание: они не могли его трогать.
Я вытянул на ходу руку, не замедляя шага, но Корви схватила её, и мы на мгновение встретились с ней взглядом. Оглянувшись, я увидел её и Дхатта, в нескольких метрах друг от друга и в разных городах, смотревших на меня. Наконец-то действительно рассвело.
— Боуден.
Он обернулся. Лицо у него было застывшим. Напряжённым. В руке он держал что-то такое, очертаний чего я не мог разобрать.
— Инспектор Борлу. Подумать только, встретиться с вами… здесь?
Он пытался улыбаться, но у него это плохо получалось.
— Где — здесь? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Это действительно впечатляет, то, что вы делаете, — сказал я.
Он снова пожал плечами, в манере, не бывшей ни бещельской, ни уль-комской. Ему потребовалось бы идти целый день или больше, но Бещель и Уль-Кома — страны маленькие. Он смог бы добиться этого, выйти.
Каким же опытным надо быть горожанином, каким непревзойдённым урбанистическим жителем и наблюдателем, чтобы связать между собой миллионы неприметных манер, что образуют городскую специфику, и отказаться от обеих совокупностей поведения. Он наставил на меня что-то, что было у него в руке.
— Если выстрелите в меня, вами займётся Брешь.
— Если они следят, — сказал он. — Я думаю, здесь, вероятно, никого, кроме вас, нет. После этой ночи придётся укреплять границы, складывавшиеся веками. И даже если они присутствуют, это спорный вопрос. Какое это было бы преступление? Где вы?
