– Я согласен, – сообщил ему Батон. – Уборщицей работать.
– А… Ну, придешь к семи. Василий Гаврилович, расскажете ему, что надо делать? Уборщица болеет, я временно нанял уборщика. Деньги оставлю. А мне сегодня нездоровится, я поеду домой.
– Не волнуйтесь, Валерий Иванович, я прослежу за ним, – отозвался пожилой человек. – И закрою мастерскую…
Батон вышел вслед за хозяином, заверяя в своей честности, но тот его не слушал, сел в машину и укатил. Вернувшись к Вадику, Батон буркнул:
– Все, нанялся в уборщицы. Куда сейчас?
– К охраннику Мише. И если он предложит покормить тебя манной кашей с ложечки, только попробуй откажись… Тогда я тебя сам прикончу! Кстати, «дворники» на машине Валерия Ивановича старые… Я посмотрел, когда ты зашел к нему.
Охранник в ювелирном салоне не дежурил. В казино его работа начиналась вечером, и пришлось ехать к Михаилу на квартиру.
– Иди звони, – приказал Вадик.
– Не, а если он меня пришьет сразу? Если это он? – заартачился Батон. – Давай до вечера подождем, а? В казино он меня не замочит, там народу полно.
– Достал ты меня! – с угрозой выговорил Вадик.
– Иду, иду. Но предупреждаю: тебя совесть заест…
– Не заест, – развернул его Вадик лицом к подъезду и толкнул в спину. – У меня ее нет. Иди и внимательно смотри на Михаила.
Батон поднялся на пятый этаж, позвонил. Долго никто не открывал, и он уже обрадовался, что охранника нет дома. Но, чтобы удостовериться, позвонил еще раз и только собрался уйти, как дверь открылась. Сонный охранник в трусах и футболке недружелюбно уставился на Батона.
– Подайте… рубль, – нашелся Батон. – Кушать хочется.
– Работать не пробовал? – буркнул охранник и захлопнул дверь.
Батон сбежал вниз, где на скамейке его ждал Вадик.
– Не разглядел, – доложил он.
– В таком случае иди и смотри на него еще раз, – сказал Вадик. – Будешь ходить наверх, пока не разглядишь.
– А я ведь сбрехать мог, мол, это он, то да се…
– За брехню получишь срок, – с угрозой в голосе бросил Вадик, скрестив на груди руки. – В Уголовном кодексе как раз для брехливых есть статья. Вперед, Батон.
На этот раз охранник спустил его с лестницы. Батон, утирая кровь с лица, ибо разбил нос, присел рядом на скамью с Вадиком.
– Вроде… не он. Если б усы ему, так вылитый был бы… но я сомневаюсь. – Заметив зверское выражение на лице Вадика, Батон взорвался: – Ну, не могу я узнать, не могу! Меня за это убивать надо, да?
Вадик молча поплелся к дороге, Батон семенил следом.
Щукин не разрешил врачам подойти к раненому, как коршун навис над ним, допрашивая:
– Ваше имя, фамилия, адрес? А еще лучше – документы.
– Я истекаю кровью… – огласил комнату стоном умирающего Никита.
– Документы! – повторил Щукин. – Откуда вы знаете, что у Ксении Николаевны есть колье? Кто вам сказал?
– Да пустите к нему врача, а то помрет… – всплеснув руками, попросила Ксения Николаевна. – Потом будете допрашивать.
– Меня зовут Никита Евдокимович Кочура, документы в машине у друга… – Он потерял сознание.
– Кочура?.. – поднялась Ксения Николаевна с дивана. Она приблизилась к человеку с фамилией, которая отозвалась болью внутри. Нет, совпадений быть не может, это потомок того самого Кочуры, из-за которого Ксения Николаевна лишилась отца. Склонившись над ним, внимательно изучая его лицо, она скрипучим голосом, но четко выговорила: – Вот, значит, каков род Кочуры… бандитский. Чужое богатство им покоя не дает. А знаете, я не жалею, что выстрелила в него.
Щукин махнул рукой врачам, разрешая подойти к Никите Евдокимовичу. Его уложили на носилки и унесли. Архип Лукич взял стул, сел напротив Ксении Николаевны, вернувшейся на диван.
– Ну, и что мне с вами делать? – страдальчески произнес он. – Вы разве не знали, что огнестрельное оружие хранить дома нельзя, Ксения Николаевна?
– Что вы тут мне лекцию читаете? – возмутилась старушка. – Если б у меня не было «бульдога», он бы нас перестрелял. Я защищала свою семью.
– Понимаю. Но мне-то что делать? Я обязан завести на вас уголовное дело.
– За стрельбу или за хранение оружия? – уточнила она.
– За хранение оружия и за причинение телесных повреждений. Без соответствующего оформления вы не имели права держать дома пистолет!
– Револьвер «бульдог», – поправила она. – Да я вообще не думала, что он выстрелит! Хотела испугать его, держала «бульдог» крепко, чтоб не выпал. И нечаянно нажала на курок. Я волновалась, черт побери! Меня учили содержать револьвер в порядке, я неукоснительно выполняла правила… Ему сто лет, а он выстрелил. Почти сам.
– Где револьвер?
Она достала из кармана халата «бульдог» и протянула Щукину. Тот взял, повертел оружие, рассматривая и качая головой, потом уставился на Ксению Николаевну и вздохнул:
– Нечаянно… Однако в боевую готовность вы эту штуку привели…
– А как же! Извините, но у меня в доме был бандит, угрожавший внучке и дочери пистолетом. Конечно, я взвела курок… Сколько мне дадут?
– Чего? – устало проговорил Щукин.
– Лет! Я же убила…
– Он пока жив, – сказал Щукин и пошел к выходу.
– Вы забыли меня арестовать, – напомнила она.
Тот только махнул рукой – мол, отстаньте.
Щукин думал всю ночь, анализировал нескольких человек, включая Генриха, хотя сын Казимира Лаврентьевича числился в его списке подозреваемых на последнем месте, его вообще можно отставить. Но не отставлял лишь потому, что больше никто не мог видеть колье: Ксения Николаевна достала его один раз – в один день привозила двум ювелирам. Однако появилось новое действующее лицо – некий Кочура! Получается, четверо видели ожерелье. Казимир Лаврентьевич убит, значит, остаются трое, плюс Кочура, плюс зять Ксении Николаевны, который вполне мог узнать о бриллиантах. Итого – пятеро. И убито четверо, пятый пока выжил, итого – тоже пятеро. Откуда еще этого Кочуру черт принес, как он узнал о колье – неизвестно. Но раз он пришел в дом Ксении Николаевны с целью забрать колье, значит, не он убивал тех четверых. В таком случае на подозрении четыре человека. Сколько же еще людей знает о колье? Так или иначе, а оно у убийцы. По идее, он, забрав бриллианты, должен смыться. А все подозреваемые на местах, кажется, даже не думают убегать. В чем дело? Неужели Щукин ошибся, неверно определил круг подозреваемых?
Приехав в прокуратуру, он встретил Вадика и Батона, задержался, глядя на них в задумчивости. Вполне вероятно, что убийца не покидает город из-за Батона, которого ему необходимо убрать. Так ли уж необходимо? Ведь колье у него, плевать на Батона, хватай ноги в руки и нажимай на все педали… Действительно неувязочка. Что-то тут не так. Причина в чем-то другом, а не в Батоне. Или все-таки убийца – зять Ксении Николаевны? Он сидит. Где же добыть хоть маленькую улику, которая укажет: вот он, убийца?
По дороге к кабинету Вадик рассказал, что Батон вспомнил важную деталь во внешности убийцы Евы – усы, также то, что «дворники» на машине Валерия Ивановича старые. Что отсюда следует? И ювелира исключить?
– Усы? – невесело усмехнулся Щукин. – Да приклеил убийца усы, и все, так что деталь неважная. И сломанные «дворники» умный преступник заменит не на новые, а на старые, найдет где взять. Но эксперимент мы на всякий случай проведем, с усами-то.
Батона оставили в коридоре. Щукин в кабинете даже не присел, а отдал распоряжения стоя:
– Слава, поезжай к ювелиру Валерию Ивановичу. Гена едет к охраннику ювелирного салона Михаилу, Вадик – к зятю Ксении Николаевны в изолятор. За ними обоими их алиби.
– Генриха вы исключаете? – спросил Слава.
– Нет. Его на закуску оставим. Если названные граждане предоставят алиби, возьмемся за него. Кстати, пригласите всех на завтрашнее утро ко мне. Скажите, что это неофициальный вызов, к примеру, чтобы подписать некоторые бумаги. Я собираюсь записать на магнитофон их голоса.
– Мне с Батоном ехать в изолятор? – съехидничал Вадик.
– Над Батоном я беру шефство, – ответил Щукин. – Ребята, быстрее. И пригласите ко мне Батона… то есть Рауля.
Когда в кабинет вошел Батон, Щукин кивнул ему на стул:
– Садись и жди.
Архип Лукич напряженно думал примерно час. Все это время Батон ерзал на стуле, наконец не выдержал, требовательным тоном высказал желание:
– Начальник, хоть бы покурить дал…
Щукин молча кинул на стол пачку сигарет и зажигалку. Батон подошел, взял сигарету, затянулся, вернулся на место и ворчал себе под нос:
– Вот у некоторых работенка… Сидят себе на стуле, в ус не дуют, а деньги капают. Небось ты, начальник, зарплату большую получаешь, а? Мне б так…
Поскольку Щукин не реагировал на его выпады, Батон уставился в окно, глубоко затягиваясь сигаретой.
Архип Лукич, не придя пока к дельным выводам, решил начать от печки. Итак, Пушко. Он проник в дом и взял колье с часами. Хотелось выпить, а тот, кто просил украсть колье, не приходил с обещанными рублями. Пушко надумал толкануть часы, их не покупали, тогда он предложил Грелке колье… А почему убийца не пришел за колье раньше? Ах, ну да, он не собирался оставлять в живых сообщника, ему нужна была глубокая ночь. Ночью он и явился к Пушко, чтобы забрать колье, а заодно убить приятеля. Сомнений быть не может: они давно знакомы, поэтому Пушко верил убийце, не боялся его. Любопытно устроена жизнь: никто не может дать гарантий, что друг останется другом до конца, а не окажется смертельным врагом и не занесет нож. Щукин вспомнил убитого Пушко, его неустроенный дом… Внезапно осенило:
