— Дворец Советов! — крикнул я навигатору, запрыгивая на переднее сиденье, и машина тут же с пробуксовкой сорвалась в галоп.
Мы обогнули Кремль, миновали колоссальный столб пара над бассейном и поднялись на высокую эстакаду шоссе, которое в километре отсюда пересекалось с Кутузовским проспектом.
— Что делать-то будем, мужики? — спросил один из сотрудников: низкорослый и светловолосый, зажатый между двумя угрюмыми амбалами, которых я до этого ни разу не видел.
— Сухари сушить, — пробурчал я, пресекая дальнейшие расспросы.
— Как же так? Переворот проморгать-то… — не хотел униматься коротышка. — Надо же было охрану организовать. Оцепить там всё…
— Так мы и оцепили! — рявкнул я. — Или ты думаешь, что мы тут все дураки, а ты один до этого додумался?!
— И незачем так орать, — оскорбился блондин и замолк. Под нами проносились новые и старые здания, сбоку появился и исчез за поворотом шпиль с красной звездой — новая высотка для партийной элиты.
Проспект не был пуст. По нему шли войска: как и всегда, — прямо с парада на западный фронт. Пехота, экзоскелеты, техника. Они не атаковали, не выказывали вообще никакой агрессии — просто шли, как и десятки раз до этого. Машина остановилась поодаль от них, на одной из улиц, которую перекрывали мрачные пехотинцы при поддержке БТР. Пока они не проявляли враждебности, но неизвестно, что будет дальше, когда депутаты народного совета всё-таки проголосуют.
А будет ли вообще смысл хоть что-то делать?
Гражданские поспешно покидали улицы. Мимо нашей машины прошла красиво, по-праздничному одетая женщина: испуганно оглядываясь, она провела троицу мальчуганов в одинаковых коричневых искусственных шубах и шапочках. Дети сопротивлялись, капризничали и уговаривали маму пойти поглазеть на солдат.
Мы смотрели на оцепление: с той стороны группа людей в костюмах и пальто, сперва топталась под снегом, переговариваясь с солдатами и, в конце концов, вышла на волю с нескрываемым облегчением на лицах.
— Палыч, тут всё очень плохо. Улицы перекрыты! — успел кто-то отрапортовать раньше меня.
— Даю координаты точки сбора. Только в одном месте не толпитесь.
— Что-нибудь слышно? — спросил я. — Требования какие-нибудь?
— Да какие тут нахрен могут быть требования? — выругался шеф. — Стать владычицей морской, вот и все требования! У меня тут пол-Москвы крыс бегут, панику поднимают. Чиновнички со всем барахлом уезжают, сволочи!
Минутой позже я сам стал свидетелем того, о чём рассказывал Палыч: длинные «Чайки» с правительственными номерами и кортежами из милиционеров, отчаянно сигналя, прорывались из города. Одна из машин попала в аварию. Её хозяин с красным лицом держал за грудки мужика-работягу, не успевшего вовремя убраться с дороги. Асфальт вокруг места происшествия был усеян облигациями государственного займа, вылетевшими из распахнутого рыжего чемодана.
— Скоты, — выплюнул я, чувствуя искреннее омерзение.
Петляя по опустевшим улицам, на которых встречались лишь ошалевшие милиционеры в парадной форме да изредка попадались последние бегущие гражданские, мы добрались до точки сбора — обогнув Дворец с юга через третье транспортное кольцо и выехав снова на Кутузовский, где уже развернули блок-пост молчаливые вояки. Почти рота десантников, десяток БТР, пулемёты которых недвусмысленно смотрели в нашу сторону, и троица экзоскелетов с гравировкой в виде серпа и молота на массивных грудных бронепластинах.
Солдаты стояли недвижимо под усиливавшимся снегом — и снежинки не таяли на шинелях, шапках и металле брони.
Я совершенно не понимал, что происходит: при желании вся эта орда могла прямо сейчас превратить нас в горелый фарш. Всего тридцать человек — тьфу, пройдут и не заметят. Даже несмотря на то, что в багажниках «волг» лежало специально розданное тяжёлое оружие, исход боя был предрешён. Агентов КГБ не готовили для обороны и борьбы с техникой. Тут мы сумели бы лишь геройски погибнуть.
— Не ссать! — словно угадав мои мысли, вышел на связь Палыч. — С нами Кантемировская дивизия и курсанты-дзержинцы. Какая-то сволочь дала приказ грузиться в эшелоны и отбывать в Куйбышев, но их уже остановили и развернули. Из Кубинки идут танки. Милиция тоже на нашей стороне. Вертолётчики подняты, но погода — просто ужас, поэтому многого от них не ждите.
— Да пока они доберутся… — подал голос давешний коротышка, но Палыч его перебил.
— А ты что предлагаешь?! А?!
— Простите, ничего. Нервничаю…
— Нервничает он! — неизвестно, каким усилием воли Палычу удалось сдержаться и не заорать. Если он после сегодняшнего дня не схватит инфаркт или инсульт, это будет чудо. — А ты не нервничай. Иди, вон, если хочешь, гранату возьми и под танк ляг! Как хренов панфиловец!
— Палыч, а что с НИИ Робототехники? — спросил я. — Их консервные банки рядом, пусть на прорыв идут!
— Ай, не трави душу. Неактивны те банки! Учёные городят что-то про глушилки и сервера! Ждите… — сказал Палыч, с крика внезапно переходя почти на шёпот. — Ждите, товарищи, всё будет.
Холодный ветер хлестал лицо сырым снегом, но, даже несмотря на его плотное покрывало, я видел нависавший над всеми нами Дворец Советов, где сейчас, прямо в эти минуты, решалась судьба страны, а мы, её верные сыны и защитники, её щит и меч, стояли тут, на пустой эстакаде, ожидая чёрт знает чего.
— Товарищ майор!
Я схватился за голову от пронзившей меня боли и взвыл. Асфальт с раздавленным в чёрную жижу снегом метнулся навстречу, но кто-то тут же меня схватил и поставил на ноги.
— Простите! — голос Яши раздавался отовсюду, слишком громкий и причинявший чудовищные мучения. — Потерпите, пожалуйста, и выслушайте. Я вижу его. Он там. Но времени мало: скоро всё закончится, нужно действовать немедля!
— Да как же действовать?! — прорычал я.
— Что? — спросил человек, который держал меня. — О чём ты?
— Разум пока относительно слаб, — ответил Яша. — У него выдающийся мозг, но даже он не может контролировать всех и заниматься всеми вещами сразу. Я вижу компьютерное усиление, как у меня, но это… Это что-то другое.
— Другое… — процедил я. — Конечно.
— Сейчас он говорит с людьми, и это отнимает часть сил. Плюс контроль за солдатами.
— Чего… Ты… Хочешь? — я выстрадал эти слова как никакие другие. Казалось, что в голову вбивают огромные раскалённые гвозди.
— Чтобы ты на ногах устоял! — завопил над моим ухом сотрудник. — Аптечку сюда! Давайте! Ему плохо, не видите, что ли?!
— Я дам вам армию. Блокировка роботов очень простенькая. Но для этого ваше сознание нужно будет полностью переместить в Сеть, чтобы предоставить вычислительные мощности для управления таким количеством тел. Ваше сознание будет раздроблено на сотни частей. Возможно, вы сойдёте с ума. И, в каком-то роде, умрёте.
— Ну так давай же! — прохрипел я, не в силах терпеть больше эту боль. — Давай, чёрт бы тебя побрал!
— Сейчас-сейчас, будет аптечка тебе, ты только терпи!
И сразу же после этих слов головная боль ушла.
Я открыл глаза, и сознание тут же затопил поток информации, лившейся из тысяч источников. Затопил — и едва не смыл в пучину безумия.
Складывалось впечатление, что у меня отросли сотни новых частей тела: глаза, уши, детекторы тепла и тактильных ощущений, гироскопы, сотни рук, ног, голов, тел.
Металл, кевлар, стекло, керамика, а поверх — солдатская броня, пояса с подсумками, шлемы, маски, антенны, передатчики и ещё чёрт знает что.
И эта мешанина стучалась в мозг, в один-единственный на всю ораву мозг, — словно в кабинете стол руководителя осадила толпа работников, которые кричали:
— Тут холодно! Холодно! Иней!
— А тут фура покосилась!
— И у нас тоже!
— А я ничего не вижу!
— А мы видим свет!
— Здесь что-то лязгает!
— У нас…
Они вопили, требовали внимания и реакции прямо сейчас, а ошалевший мозг-начальник сидел и не знал за что браться. Но, к счастью, его быстро сориентировали.
— Запустите сознание в несколько потоков, — раздался голос Яши. — Если точнее — в двести пятьдесят шесть: за каждого солдата плюс несколько резервных копий. Смелей! Ресурсов хватит, но надо поторопиться, я не продержусь долго.
— В смысле «не продержишься»? — спросил я, выходя из оцепенения и параллельно в ускоренном темпе клепая своих ментальных «двойников».
— В прямом. Быстрее, товарищ майор. Мне больно. Надеюсь, вы успеете.
Я распространялся как вирус, ускоряясь с каждой секундой.
Каждая свежескопированная личность присоединялась к общему массиву и создавала двойников, моё «Я» росло в геометрической прогрессии, так что не прошло и двух секунд, как солдаты оказались под полным контролем, восприятие пришло в порядок, бардак исчез — и можно было действовать.
