полагаться только на них двоих – на старого друга и на бывшего врага.
– Обе Земли уже смирились с моей гибелью, – проговорил царевич отрешённо. – Всё это время я представлял, как вернусь и восстановлю справедливость. Думал, как моя смерть поставила нас на грань войны, и как моё возвращение всё исправит. Как я призову к ответу тех, кто повинен, и сумею защитить трон… Но этого не будет, – лёгкая улыбка, коснувшаяся его губ, резанула Перкау горечью безысходности. – Моя справедливость не остановит войну, а лишь ввергнет народ в пучину междоусобиц… Я не могу пойти на это.
– И ты… просто простишь её? – изумлённо выдохнул маг.
Хэфер обернулся.
– Я не настолько великодушен. Но и разрушать всё ещё больше не стану.
– Ох, Хэфер… – Перкау невольно потёр ладонью грудь, успокаивая занывшее сердце.
– Я – тот, кто я есть, и буду служить Обеим Землям в любом качестве, – проговорил наследник и снова посмотрел на статую, тем самым давая понять, что разговор окончен. Последние его слова были тихими, не предназначенными никому из присутствующих, и бальзамировщик едва различил их: – И однажды вернусь к её рукам… обниму нашего ребёнка… скажу, что сделал всё, чтобы заслужить это возвращение…
Глава 56
Тэра придирчиво оглядела своё отражение и недоверчиво коснулась рогов. Кажется, они наконец-то перестали расти, но всё ещё немного ныли у основания. На ощупь они были шершавые, как морская раковина, а формой чуточку походили на рога Эмхет.
Насколько девушка могла судить, её мышцы и кости стали крепче, и вес рогов не вызывал напряжения в шее – словно Тэра такой и родилась. Что-то изменилось в самой структуре позвоночника – он не потерял гибкость, но как будто выдерживал больше. И был ещё хвост, которым она пока не привыкла толком балансировать. Интересно, что с балансом хвост вроде бы как раз должен был помогать – но это если владеть им с детства и посвящать достаточно времени тренировкам, как имперские воины. Жрица помнила, как ловко Хэфер и Сехир делали хвостом подсечки, помогали себе удержаться от падения или цеплялись, куда-то взбираясь. Тэре её хвост пока только мешал – путался в складках одежды, тяжело обвисал у ног или волочился по полу, хотя от природы ему свойственно было чуть изгибаться вверх. Иногда он двигался вообще без её намерения – например, когда она волновалась, кончик непроизвольно подёргивался, а когда раздражалась – ходил из стороны в сторону, как у рассерженной кошки. Если за своей мимикой следить она умела, то вот за предателем-хвостом – пока нет. Но радостно было, как и с рогами, уже от того, что он тоже перестал расти, и боль ушла.
Жрица чуть оскалилась, провела кончиком языка по зубам, пробуя небольшие клыки. Ничего страшного – выросли они не намного длиннее, чем были раньше. Зато вот к ногтям… точнее, когтям, привыкнуть было не легче, чем к хвосту. Пластины сузились, стали крепче и острее. Тэра старательно подпиливала их до самой небольшой длины, но всё равно скучала по прежнему характерному ощущению предметов под подушечками. Пальцы чувствительность не потеряли, но оценить прелесть когтей она пока не могла, поскольку в прежней своей жизни не любила отращивать ногти даже чуть-чуть.
Но в целом Тэра себе нравилась. Новый облик словно отражал лучше то, как она чувствовала себя изнутри. Её тело стало более крепким – энергии теперь текли в нём не затруднённо, а гармонично, и плоть не пережигала саму себя в болезненной хрупкости. Её комплекция не изменилась, но появилось здоровье, которого прежде у неё не было в силу особенности талантов.
Интересно, Хэферу она бы такой понравилась? Пусть царевич и полюбил её, как есть, и не раз говорил, что нет никого прекраснее в Обеих Землях.
Сердце привычно заныло тоской. Словно обломок копья застыл внутри, и как ни нарастали поверх шрамы – чуть шевельнёшься, возвращается резкая боль. А в последнее время то, что печалило её и так, печалило только сильнее – сказывалось общее состояние.
Тревога, застившая разум, ушла после того ритуала – непосредственная опасность для любимого миновала. Для верности Тэра несколько раз раскладывала гадальные камни. Друзья. Убежище. Непосильная задача, время для которой ещё не пришло. Сгущающиеся тени, от которых пока он был защищён ослепительным пламенем.
Взглянуть бы хоть одним глазком! Узнать, как там Хэфер, и успокоиться… Но Тэра бы никогда не посмела нарушить обещание, данное Владыке Секенэфу. Не после того, что он сделал для них. Не после того, что он объяснил…
Со вздохом жрица отложила зеркало, накрыла ладонями округлившийся живот. Берниба, изучавшая её внутренним взором целителя, назвала примерный срок – сейчас прошло больше половины. Дитя родится где-то во второй половине Сезона Всходов.
– Я знаю, кто будет самым прекрасным в Обеих Землях, – ласково шепнула Тэра. – Всё самое лучшее, что только было в нас, воплотится в тебе, наше сокровище. Мы будем так тобой гордиться…
Она поднялась, достала из ларца лиру, подаренную Ануират, и долго смотрела на инструмент, к которому не прикасалась с тех самых пор, как играла для Хэфера. Музыка была её магией – той самой магией, которая вернула царевича к жизни, и теперь для Тэры была неразрывно с ним связана. Желание сыграть что-то постигло девушку только однажды, в праздник Разлива, когда хотелось порадовать Сехира. Но изменявшиеся руки ещё не подчинялись ей и болели – она не смогла бы сыграть, даже если б захотела. А теперь…
Жрица провела кончиками пальцев по струнам, и те отозвались тоскливым звоном. Тэра скучала по музыке. И ведь ей было кому дарить это волшебство!
– Нужно привыкнуть до того, как ты родишься, иначе мои колыбельные будут пугать тебя, а не радовать, – улыбнулась она, подхватывая лиру и садясь у окна.
Инструмент ласково льнул к рукам, пока жрица умело настраивала его. Её пальцы не потеряли былую гибкость, как и чувствительность, но всё же после перерыва слушались не совсем охотно. Тэра пробовала знакомые переборы, приноравливаясь, и в итоге занятие полностью захватило её. А потом руки сами вспомнили колыбельную Перкау, которую она часто пела Хэферу.
«И тьма на мягких самоцветных крыльях,
Несёт тебя над спящею землёю,
Броди в садах прекрасных сновидений,
Пока рассвет не поцелует тебя снова…»
Струны жалобно тренькнули, обрывая мелодию. Голос предательски дрогнул, и Тэра поспешно утёрла слёзы, но никак не могла успокоиться. Больно, почему же так больно! И если боль трансформации понемногу угасла, то эта мука, казалось, не
