— Меня как-то приятель с утра разбудил, — вступила я в разговор, — весьма странным вопросом: «Ты не знаешь, когда просыпается Игорь Андреев?» — «Почему я это должна знать? Я даже не знаю, храпит ли он. Веришь?» — «Ну что ты сразу все в эту плоскость переводишь. Я ему дозвониться не могу». — «Зато я знаю, когда он ложится». — «Да?!» — «Я ему как-то позвонила полвторого, мне сказали, что он уже спит».
— У меня как-то такая история приключилась, — начала журналистка «Вечерних новостей» Женя Матвеева, — прихожу на интервью, разговариваем почти два часа, я довольная еду в редакцию. Начинаю расшифровывать кассету — тишина. С двух сторон. Звоню человеку. Договариваемся о встрече. Он мне во второй раз отвечает на те же вопросы. При нем перематываю кассету — тишина. Я вспоминаю все нецензурные слова, какие только знаю. Мой персонаж на удивление спокойным тоном говорит: «Позвони мне вечером домой, я тебе в третий раз наговорю». Я приезжаю домой в растрепанных чувствах. На всякий случай еще раз прослушиваю кассету. Все в порядке, просто я не в ту сторону смотала.
— А меня Марина Лазарева на своей пресс-конференции обозвала «желтой» прессой, — включился в разговор Пашка из «Журнала». — Первые вопросы, как всегда, давались мучительно. Народ спрашивал всякую муру. Марина — девушка веселая, порядком заскучала. ««Желтая» пресса, ну где же вы?» — решила она расшевелить народ. Я в это время шел к микрофону. Вопрос был не «желтый», но на грани. Зато на мне был ярко-желтый свитер. Только я подошел к микрофону, Марина говорит: «А вот и «желтая» пресса». Потом народ, наверное, месяц меня иначе как «желтая» пресса не называл. Все вдруг забыли, как меня зовут.
— У меня был совершенно убойный диалог с Валерой Килеевым, — вспомнила я одну историю. — Как-то разговорились о кино. Он посетовал, что все, как всегда, и в театре, и в кино: роли уровня «крайний солдат справа». Тогда я рассказала, что по опросу, опубликованному у нас, он входит в десятку самых сексуальных мужчин-актеров. «Приятно, конечно, но это, к сожалению, на профессию практически не влияет». — «Что так?» — «На днях был кастинг. И режиссер, и вся съемочная группа были за мою кандидатуру. Но все решают продюсеры. Этот педручило Тундерис хочет Покровского». — «Радуйся, что педручило Тундерис хочет не тебя», — машинально вырвалось у меня…
Решили все-таки «свернуть» пораньше. Вставать предстояло в шесть часов утра.
Поезд задерживался. На каком-то полустанке простояли почти два часа. Что произошло, никто так и не понял. Потом, связавшись с кем-то в городе по мобильнику, мужик из соседнего купе рассказал, что испытывали какую-то новую автоматическую систему. То, что у нас у каждого автомата должен дежурить человек с ломом, так, на всякий случай, давно ни для кого не секрет. Умную технику, как водится, заклинило в самый неподходящий момент, и понадобилось какое-то время, чтобы найти стрелочника. Он, в свою очередь, должен был сделать все вручную, по старинке. Все, как всегда.
Местная администрация встречала нас на вокзале. Было жалко людей, которые прождали нас с семи до одиннадцати. По их словам, никто ничего не знал. Время от времени объявляли, что поезд задерживается по техническим причинам. Сколько еще ждать — неизвестно.
Город произвел впечатление недавно отстроенного: белый, чистый. В принципе так оно и было. Здесь не осталось старинных дореволюционных построек, поскольку все заново возводили после войны. Двумя достопримечательностями горожане гордились особенно: отреставрированным собором и недавно появившимся на городской карте университетом.
Белгород разделен на две части. В одной — частные дома, в большинстве своем деревянные, в другой — обычные многоэтажки. В пригороде — чистенькие добротные дома из белого кирпича.
Наконец мы добрались до гостиницы. В городе их было две: одна получше, другая похуже. Строили третью, соответствующую мировым стандартам, для высоких гостей. Всем дали одноместные номера. Это радовало. Я надеялась дойти до душа и наконец отоспаться. Фигушки! Сначала нас собрали в гостиничном ресторане на запоздалый завтрак, а потом повезли знакомиться с местными достопримечательностями. Я было испугалась, что о них придется писать, но это была ознакомительная поездка. Обедали мы в ресторане, километрах в семидесяти от города. Местные чиновники прогибались перед столичными гостями как могли.
Вечером, когда официоз наконец закончился, решили с коллегами отметить приезд. Вторым пунктом программы было самостоятельное знакомство с городом. Начали с того, что решили найти приличную кафешку и выпить кофе. Нас предупредили, чтобы мы не выпендривались, заказывая эспрессо, капучино, ристретто или, не дай Бог, латте или макиато. Все сводилось к кофе растворимому и молотому. В здании рынка отыскали кафе-бар. В меню цена за чашку кофе, если сравнивать с московской, значилась просто смехотворная. Решили рискнуть. Выяснилось, что кофе только растворимый. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Растворимый кофе нам готовили десять (!) минут. Я не знаю, из чего его готовили и как, но пить это было невозможно. Решили зайти на рынок, как-никак — визитная карточка города, посмотреть, что он собой представляет и, если повезет, прикупить каких-нибудь сувенирчиков на память. Когда мы подошли к лотку с печеньем, названия поразили до глубины души. Чего стоило печенье «Южная ночь» или «Мальчик-с-пальчик». Мы купили «Южную ночь», его фаллическая форма соответствовала названию. Во всяком случае, каждый вспомнил о своих южных ночах. Побродив еще немного, купили вино, сладости, виноград, сыр. Отмечали приезд в моем номере. Каждый притащил остатки дорожных запасов.
Интерьер одноместного гостиничного номера в провинциальном городе вернул в детство. Небольшой коридорчик, санузел, комнатка, в которой размещались шкаф, кровать, стол и пара стульев. На столе — зеркало и телефон. Мебель была образца начала семидесятых. Холодильник и телевизор возвращали в современную действительность. Холодильник грохотал невозможно громко, пришлось его отключить на ночь. Он тоже был из прошлого, а телевизор относительно новый, цветной. Из окна как на ладони видна была панорама города, но красоты пейзажа меня не трогали: слишком устала.
Я сначала не могла понять, чего мне не хватает. Потом осенило: телефон молчал. Это было так странно. Последний месяц мне казалось, что разговариваю не переставая. И хоть говорят, что язык без костей, вечером он болел.
Разошлись во втором часу ночи. Оказалось, что у всех есть какие-то общие московские знакомые. Чтобы это узнать, надо было встретиться в Белгороде. Чего только не бывает на свете.
