Вот самолет приземлился. Все облегченно вздохнули. Наша разношерстная толпа высыпала во Внукове. Было ощущение, что все вымерло. У лотков с сувенирами не наблюдалось продавцов. Куда-то разбежались и без того малочисленные пассажиры. Не было даже милиции. Как только мы подошли к дверям, зал снова заполнился людьми.
В аэропорту меня ждал Морозов. Почти всю дорогу мы молчали. Поддерживать разговор не было сил. Дома, едва я отдышалась, он положил передо мной Ритину статью.
— Что это?
— Ты же читал.
— Это твоя затея?
— Нет.
— Неужели?
— А зачем мне это надо? Самоутверждаться за твой счет — глупо.
— Почему же? Это такая реклама. Теперь все знают, кто любовница Андрея Морозова. Теперь ты почти все двери сможешь открыть.
— Морозов, ты не выспался. Во-первых, если мне что-то очень надо, я открою любые двери и без твоего имени. Ты это прекрасно знаешь. Во-вторых, твои поклонницы мне теперь прохода не дадут, а та чокнутая точно что-то придумает. Да и мои коллеги одолеют. Раньше знали, что у нас просто хорошие отношения, спрашивали о премьерах или курьезах. Теперь начнутся интимные вопросы. Я-то эту публику знаю.
— А Рите это зачем было надо?
— Это не объяснить. Так уж она устроена. Светский репортер — это диагноз. Она знала, на что шла, что наши отношения окажутся под угрозой, но все равно сделала это.
Морозов все еще раздумывал, не зная, верить мне или нет.
— Давай завтра решим все вопросы. Я устала и хочу спать. Время позднее.
— Скорее раннее.
У меня почти не осталось сил. Даже для того чтобы раздеться и умыться, привести себя в порядок после дороги, пришлось приложить максимум усилий. Я еле дошла до кровати, упала и тут же заснула.
Морозов уехал с утра по делам. Полдня я пыталась отоспаться. Ближе к вечеру засела за текст. Написала пару строчек. Дальше дело не двигалось. Решила, что любимая музыка поможет одолеть муки творчества. Поставила Фицджеральд. Дописала абзац. Перебрала всю фонотеку. Дело не клеилось. И тут я нашла кассету группы, у которой пять лет назад была администратором. Под взрывные ритмы рок-н-ролла мозги зашевелились, слова стали складываться в предложения. Последняя фраза. Изящный финал. Все.
Ехать в редакцию не хотелось. Я отправила текст по почте. Место для него было оставлено, и материал пошел в номер. Можно было расслабиться. Но почувствовать себя абсолютно счастливым человеком мне не дал телефон.
— Привет, это Игорь Андреев.
— Привет.
— Как дела?
— Ничего. Кручусь, как могу. Ночью из командировки вернулась.
— Морозов, говорят, свой проект задумал.
— А что?
— Но он же у меня должен играть.
— Стоп. Ты его кинул, ввел Антонова, никому ничего не сказав. Да еще наплел что-то про финансовую несостоятельность спонсоров. Я, конечно, понимаю: против Михалыча не попрешь.
— Откуда ты знаешь про Михалыча?
— От верблюда. У нас длинные руки. Но должна тебе сказать: так не делают. Мы расставили все точки над i. Теперь каждый занимается своим делом.
— Ты тоже принимаешь участие в проекте Морозова?
— Я обязана давать тебе отчет? Я не понимаю смысла нашего разговора. Ты хочешь у меня выведать подробности?
— Я хочу, чтобы ты уговорила Морозова вернуться в мой проект.
— Это тебе с ним надо разговаривать, а не со мной.
— Ты же понимаешь, что разговора не получится. А ты ненавязчиво за ужином…
— С чего ты взял?
— Прессу читаю.
— С каких это пор ты веришь прессе? Просто чудеса в решете.
— Этой прессе я верю.
— Неужели? Уж не твой ли это заказ?
Ответа не последовало.
— Ты меня слышишь?
— Мой.
— С этого места поподробнее.
— Я тоже не обязан перед тобой отчитываться. Или он возвращается в мой проект, или я не дам ему снимать фильм.
— Даже так? А что с Антоновым?
— Он в Штатах. Надолго. Проект встал, а время идет. Ты же понимаешь, что все упирается в деньги.
— Значит, так, я скажу Морозову о нашем разговоре, но окончательное слово за ним. Я давить на него не буду. Он сам в состоянии принять решение.
Я положила трубку. Надо сказать Морозову, чтобы срочно вызванивал Ганса и запускался. А то будет нам всем опаньки. Если уж Андреев открыто говорит о тех подлянках, которые он затеял, что он выкинет за спиной? А может, он хочет заставить нас занервничать и выйти из игры? С него станется.
Разговор с Андреевым выбил из равновесия, это естественно. Я никак не могла собраться с мыслями, понять, что же делать дальше.
В раздумьях подошла к окну. На улице бушевал снегопад. Прохожие спешили укрыться от разгулявшейся непогоды. Ветра вроде бы не было, уже хорошо.
На дорожке у подъезда сидели кошка и кот — любовь. Им было наплевать на обезумевшую погоду. Она, маленькая, черная как уголек, выделявшаяся на снегу, льнула к огромному ярко-рыжему котяре. Я засмотрелась на них. Очевидно, почувствовав себя незаслуженно брошенным, откуда-то пришел мой Рыжий и стал тереться о ноги. Пришлось вслед за ним идти на кухню и кормить животное. Обеденное время — ничего не поделаешь.
В редакции царило оживление. В нашей комнате был накрыт стол. Кто-то прибегал, кто-то убегал.
— Что случилось? По какому поводу праздник?
— У меня сын родился! — сообщил Димка.
— Да ты что! Я же тебе говорила, что у тебя будет сын. Поздравляю!
— Спасибо. Проходи, садись.
— Как Светка?
— Хорошо. Все прошло удачно.
— Как наследника назовете?
— Андрей.
— Ну и славно.
Я сделала вид, что не заметила того, как это было сказано. Уже потом, когда все разошлись, Димка признался, что благодарен Морозову за то, что он появился на его пути. Наши отношения прошли проверку на прочность, но, несмотря ни на что, мы остались друзьями. То же произошло и со Светкой. После всех передряг он понял, как дорога ему эта женщина. Что ж, наверное, все это должно было случиться, чтобы мы узнали цену дружбе, любви, чтобы научились беречь свое счастье.
— С приездом, — Алина вошла незаметно, — как съездила?
— Спасибо, хорошо.
— Честно говоря, я от тебя другого ожидала. Это же записки путешественника, а мы на светскую хронику поставили.
— Как ни странно, скандалов не было, все вели себя прилично. Такая уж подобралась компания.
— Конечно, как рекламу себе делать — повод нашелся, да и герой подходящий.
— Ты о чем?
— А то ты не знаешь.
— И ты туда же. Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Тем более ты не первая, кто об этом спрашивает. Язык уже болит.
— Но ведь ты же не станешь отрицать, что живешь с Морозовым?
