в точ, как у старика Коптева, когда от них отвалилась тварь. Сначала они показались Егору совсем белыми, как теннисные шарики, но по мере того, как тот приближался, они прояснялись. По краю радужки прорисовывался тонкий кантик, расширялся и приобретал серый оттенок. Черная точка зрачка увеличивалась и скоро стала размером с бисерину.
– Какого рожна, – прохрипел пожилой мужчина. Его голос был таким же бесцветным, как и глаза. Неожиданно из-за его спины возник еще один человек. Это был молодой парень лет двадцати пяти неопрятный, с длинными грязными волосами, бледный, худолиций с розовым приплюснутым мокрым носом и воспаленными веками. Его глаза, как и старика постепенно проявлялись. Он смотрел в упор на Егора и не моргал. Казалась, жуткая вонь, затопившая коридор исходит именно от него.
– Извините, – мямлил Егор пятясь. – Мы, вернее Жанна Евгеньевна попросила узнать, а она жертвователь вашей больницы, вернее вашего, нашего дома престарелых. Она просила узнать, – Егор в подтверждении слов потряс папкой с документами. Мужчины медленно шли вперед, словно выплывали из полумрака коридора и, не моргая, смотрели на него. Егору казалось, что они не понимают слов, они даже не двинули глазами, чтобы посмотреть на папку, а все пялились на него.
– Вот, – он снова потряс папкой, – она просила узнать. – Егора не покидало ощущение, замолчи он, и они набросятся и никто его здесь не услышит и не поможет. Хотелось развернуться и кинуться бежать, сломя голову.
Он коснулся правым плечом раскрытой двери. Резко с испугом обернулся, понял, что спасен, развернулся, выскочил из цеха и помчался напрямик к асфальтированной дороге через мокрую высокую траву, по рытвинам и скользкой земле. Обернулся тогда, когда оказался на асфальте и почувствовал себя в безопасности. Дверь уже была наглухо закрыта. Никакой погони он не обнаружил.
На ходу почистил ботинки об асфальт, оставляя жидкие ошметки. Не сбавляя темп, неуклюже, наклонившись вперед, крепко прижав левой рукой папку к боку, правой отряхнул брючины от налипшей мокрой травы. На повороте еще раз обернулся, посмотрел на застывший пейзаж. Искал глазами подтверждение жуткой сцены: приоткрытую дверь, привалившегося к стене мужика в комбинезоне, глядящего ему в след, притиснувшуюся к окну худую физиономию с розовым мокрым носом. Не единого намека.
Егор свернул за угол, быстрым шагом прошел вдоль кирпичной темной стены, кидая косые взгляды на панорамные окна коридора, соединяющего отделения. Он очень не хотел увидеть в одном из них главврача или сестру, наблюдающих за ним.
Автобус стоял на остановке. Завидев пассажира, шофер шевельнулся. Что-то внутри машины звякнуло, стукнуло, она вздрогнула и заурчала ровным рокотом.
– Спасибо, что дождались, – сказал Егор, поднимаясь в распахнутые двери. Толстый лысоватый шофер кивнул, взялся за большое рулевое колесо, вывернул влево. Автобус взревел и сдвинулся с места. Когда машина сделала круг по глиняному расквашенному кольцу и встала на обратный курс, двери с шипением закрылись. Егор прошел в конец салона и сел на заднее сидение. Закинул руку на спинку кресла и посмотрел через окно на удаляющееся и уменьшающееся в размерах мрачное здание с круглым кольцом циферблата на центральной башне. Фабрика постепенно серела, тускнела, приземлялась и сливалась с лесом, стоящим за ним сплошной стеной. Егора подбрасывало на кочках и рытвинах, мотало из стороны в сторону, а он все никак не мог отвести взгляд от бывшей валяльной фабрики. Ему казалось, здание тоже взирает на него черными квадратами своих зарешеченных окон, и было в этом угрюмом взгляде, что-то злопамятное.
Егор развернулся и сел ровно только тогда, когда лечебница скрылась за лесной грядой. Что-то было во всем этом нехорошее. Сильное впечатление от посещения довлело над ним мрачной тенью. Все от сестры – куклы с шагом метронома, проницательного доктора со стесанными зубами, затравленных стариков, рабочих с белыми глазами, отсутствие персонала и до старого пережженного кирпича, из которого были сложены стены фабрики, казалось «невсамомделешным», декорациями к какому-то фильму ужасов.
Не замечая того Егор теребил край куртки. Его сосредоточенный невидящий взгляд упирался в порезанную спинку впередистоящего сиденья с выколупанным поролоном, надписью шариковой ручкой на коричневом дерматине «ШАЙБА». Мысли вихрем носились в голове, рвались в лохмотья, вязались и закручивались в новую «пургу». «Надо же что-то делать. Что-то делать. Надо делать. Так нельзя… оставлять… «Они их подселяют», вновь в голове слышался голос покойного Сивкова. «Это все паскудники. …они мне все сны выпили, паразиты. По ночам спать не дают. Посмотри на мои глаза». В голове всплыл образ пенсионера с крошками в усах и выцветшие глаза, наполненные отчаянием. «А я-то дурень, думал, что у него крышу сносит. А он правду говорил…за что и поплатился». Как Егор не старался, но белое нависающее рыбье брюхо с вяло шевелящимся плавником, не замечать не мог. Она двигается всегда в одном ритме. Плавное движение по восьмерке полупрозрачной перепонке с косными лучами виделось где-то на краю зрения и раздражало. Особенно сейчас, когда он старался сосредоточиться, намереваясь прийти к важному решению.
Мешала и дорога. Мысли, словно дробь в банке, подпрыгивали и мотылялись вместе со скрипучим автобусом. «Надо выяснить, есть ли они у вдовы, хотя нет. Я перехватил клетку. У Богдана, у Хазина, черт бы его побрал со своими марками, ведь клетка есть и воняет псиной. У Кокушкина? Надо еще у Вариных посмотреть. Хотя нет. Она меня за психа держит. Ну и черт с ней. Видела бы она, что здесь творится…Нет, она сюда со мной не поедет. И надо же было Алксееву препереться со своими тестами прямо на работу. Специально, гад, чтобы меня опустить, чтобы все меня чокнутым считали. Все теперь знают, что я того. Он добился своего. Дурак я, надо было Варю сюда вести, а не к Сивкову. Чуть подождать и сюда. Тогда бы она точно убедилась. Хотел бы я посмотреть на ее лицо. Блин, а мы ведь были с ней здесь, ходили среди этого рассадника и я чувствовал запах, точно чувствовал, только не было капитанских очков. Вот черт, невезуха. Я бы ей показал. Вот она бы увидела. Черт, черт. Может попробовать ее позвать? Нет. Точно не поедет. Она так на меня посмотрела. И я себя вел как идиот. Какого дьявола полез за тумбу, только напугал ее. Женек меня сразу на фиг пошлет, заикнусь только о паскудниках. Ему нельзя. Никому нельзя. Они все, как Варя. Меня в дурку раньше посадят, чем я с ними покончу».
– Чертова рыба, да скройся ты уже.
Егор вздрогнул от собственного голоса. Он не сразу сообразил, что уже говорит, вернее, кричит. Он посмотрел в сторону шофера. Тот ехал, не оборачиваясь, и когда Егор уже уверился, что
