– Ну и где эта бунтарка? – поинтересовалась я.
Беленькая смутилась, неумение держать Чернушку в руках она считала отчего-то исключительно своей виной. А какая может быть вина, если та даже с магистершей склочничала.
Дом Чернушки был на другом конце поселка, огород плотно забит репьем, а чуть приоткрытые створки ворот давно и надежно вросли в землю, наверно, поэтому и не падали, поскольку петель на створках я не заметила. Хозяйством Чернушка не занималась, скотина не переносила ее заботы, да и в доме стирали, готовили и прибирали два ее внука – Семка и Пантелей. Родитель их был лаквиллским плотогоном. С тещей не ужился, а два года назад еще и спину себе повредил, упав в мешанину бревен. Так что теперь матушка их жила с супругом на севере, едва сводя концы с концами, а чад своих отправила к бабке.
– Эй! Есть кто живой? – покосилась я на дверь, не решаясь стучать в нее: не ровен час развалится, потом парням чинить.
С той стороны прошлепали босые ноги, и на пороге появился заспанный Семка. Лицо у него было не по-мальчишески белое, а веснушки на нем – такие крупные и отчетливые, словно их специально нарисовали. Поводив носом, как мышь-слепуха, он сначала не узнал меня, затянув что-то про бабаню, которую черти унесли, но после щелбана в лоб опомнился, раскрыл глаза пошире и даже заулыбался, заголосил, растягивая гласные на лаквиллский манер:
– Ма-ари-ишка-а!
– Во-первых, не Маришка, а госпожа гроссмейстерша, можно госпожа Лапоткова, – осадила я его. Он сразу надулся, как пузырь, видимо, считал себя в пятнадцать лет уже важным мужиком, но я отвесила ему второй щелбан. – Не слышу извинений.
– Да ладно тебе, – попятился он, растирая почему-то вместо лба живот.
Я двинулась вслед за ним:
– Чернушка еще в бегах или только готовится?
– Кому Чернушка, а кому и Клавдия Егоровна, – попытался он было качать права и, получив третий щелбан, начал возмущаться: – Да что ты все время дерешься-то?
– Во-первых, это я еще не дерусь, а только профилактически взбадриваю, – уверила я его и, протопав по всем комнатам, обнаружила, что кроме спящего, как упырь, среди бела дня в комнате с задернутыми шторами Пантелея в доме никого нет.
– Это вы еще спите или уже?
– А тебе какое дело? – надулся Семка, а Пантелей заворочался. Руки у него по самые локти были изодраны кошачьими когтями. Под ногтями засохла черная грязь, да и сам он был в какой-то саже.
– Чего за братом не следишь? – тут же накинулась я на Семку. – Он у тебя скоро с грязи лопнет!
– Лопнет – зашью, – встал в позу малолетний домохозяин. – И вообще, неча тут посторонним шляться, нету нашей бабки дома, а мы не вашего Круга, – и начал махать на меня руками, как на козу, зашедшую в огород. Я еще раз щелкнула его в лоб и по-королевски удалилась, посоветовав напоследок:
– Вы хоть бы печь протопили, а то у вас тут плесень на стенах выросла.
– У вас не спросили, – буркнул-таки вслед Семка.
«Вас» в спину меня порадовало.
Пока Ланка вела свой караван, я успела обойти все Вершинино, послать гонцов на десяток соседних хуторов и выяснить, что Чернушка, напуганная слухами о неслыханной расправе, учиненной Мытным над малгородскими ведьмами, сбежала-таки из своего поселка в Боровичи.
– Значит, ночевать будем у тебя, – обрадовала я Надю, стараясь не замечать лица Беленькой.
– И Мытный? – на всякий случай уточнила костоправка.
– Ну не на улицу ж его гнать, – пожала я плечами.
Мне показалось, что Беленькая прямо сейчас сорвется в бега, и я поспешно кинулась ее заверять, что боярин неопасен, пока речки поблизости не увидит.
Всеобщее воодушевление сильно удивило Адриана Якимовича. Вроде вестовых вперед не высылали, а народ уже ждет. Привычно-рассеянно он отломил кусочек протянутого ему на шитом рушнике каравая, стараясь вычленить в толпе встречающих голову или старосту, однако кроме дородной тетки, принесшей им хлеб, никто на эту роль не подходил. А тетка сразу попала в объятия очаровательной и говорливой Ланы Лапотковой.
Я сидела в кустах и посмеивалась, глядя на недоуменные лица. Селуян в первый миг даже за саблю схватился, понимает человек, что народ у нас непредсказуемый. Златоградец просто вертел головой, сграбастал каравай целиком и теперь ехал, его пощипывая и бестолково улыбаясь. Сразу видно, что иностранец. Только Ланка, пошушукавшись с Беленькой, сразу принялась осматриваться, выискивая меня. И вместо того чтобы обрадоваться, что сестрица так хорошо все устроила, зафыркала, как еж.
– Бросила меня одну тут с мужиками, а сама прохлаждаешься, – выговаривала она мне, сидя в нетопленой бане кузнеца Силантия.
Меня всегда удивляла эта милая особенность логовских ведьм жить двумя домами. В одном сама клиентов принимает, в другом томится сердешный друг, а то и целый муж с кучей детишек. И ладно бы одна-две чудили, а то ведь у каждой третьей ведьмы так. Среди простого народа по этому поводу даже небылицы складывать начали, будто все мы до самой старости девушки, а ежели семью желаем, так покупаем детишек у нищих семей, иногда вместе с мужем, так, дескать, и получаются ведьмины дети. Я даже опасаться с годами начала и интересовалась у бабули, нет ли насчет этого какого-нибудь правила.
– Ну и куда тебя леший унес? – продолжала кипятиться Ланка, с интересом осматривая баночки, кувшины и плошки.
Баню кузнеца Надя беззастенчиво использовала под склад. Сама она в травах, рогах, слюне, слезах, крови и прочих магических ингредиентах не разбиралась, но ведьмовская артель под ее началом работала круглый год, не покладая рук.
– Когда у хозяина впрок припасено все: и рожь, и пшеница, и овес, и греча, и толокно, и всякие припасы, и ячмень, и солод, горох, конопля; и семья сыта, и все довольны, и гостя без убытка накормят… – обрадовал меня Триум, я отмахнулась от надоедливого филина.
– А если б со мной что-нибудь случилось? – канючила сестрица.
– А если б со мной? – возмутилась я. – И вообще, с тобой Серьга был.
– Ну его, этого Серьгу! – села на полок расстроенная Ланка. – Ни мычит ни телится! Давеча спрашиваю: дескать, ты чего? – Она сделала задумчивое лицо, не зная, как поделикатней объяснить, что приставала к парню.
Я обхватила ладонями щеки, чтобы не засмеяться, но брови полезли наверх. Ланка заметила это и нахмурилась.
– Ты о чем сейчас думаешь? – подозрительно прищурилась она.
– Я вообще не думаю, – как можно честней вытаращила глаза я.
Лана вроде бы поверила, потому что продолжила, косясь:
– И вот я, значит, у него честно спрашиваю, чего он тянет, а он давай сопли жевать, дескать, не время для серьезных разговоров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
