сказал Юрка. — Не бывает таких искорок.
— Колесо-то вертелось, — возразил Ерема. — Думаешь, из-за шариков? Значит, у тебя самого шарики не там.
— Ну, тогда сделай такую искорку, — посоветовал Юрка.
Ерема сразу помрачнел.
— Не могу.
— Шишкин-то смог, — поддел Юрка. — Разве ты глупее?
— Не глупее, — сообщил Ерема. — Шишкин человек, я робот. Человек может, робот нет. Такой рецепт.
— Что за рецепт? — спросил Глеб.
Ерема наклонился над своим чертежом и не ответил.
— Ерема, что за рецепт? — повторил Глеб.
— Ну… как ее зажечь, — недовольно проскрипел Ерема.
— Эту живую негаснущую искорку?
— Ну…
— А что в этом рецепте? — быстро спросил Янка.
— Забыл.
— Ерема, врать нехорошо, — сказал Юрка. — Ты сам говорил, что электронные системы ничего не забывают.
Ерема яростно скреб толстым карандашом по бумаге.
— Ну чего ты молчишь?! — не выдержал я. — Может, мы сумеем сделать искорку для твоего Васьки!
— Потому и молчу, — хмуро отозвался Ерема.
— Сам же хотел двигатель типа «В», — напомнил Глеб.
— Хотел. Потом понял: вам делать нельзя. Будет вред. Из-за меня. Робот не может делать человеку вред.
— От чего вред? От искорки? — не поверил я.
— Нет. Вред, когда делают.
— Шишкин же сделал… — напомнил я.
— Это его дело, — проскрипел Ерема. — Ему не робот давал рецепт. Он его узнал от ржавых ведьм.
Юрка хохотнул:
— От кого?
— Повторяю отчетливо: от ржавых ведьм.
Мы навалились на бедного Ерему с вопросами: что за ведьмы? И Ерема подробно, неторопливо (наверно, чтобы мы забыли про рецепт) стал рассказывать, что на большой железной свалке за городом живут костлявые растрепанные старухи в перемазанных ржавчиной платьях. Они не роботы, но и не совсем люди. Ведьмы. По ночам, когда круглая луна, они выползают из жестяных шалашей и пляшут на пустых железных бочках. Что они еще делают, Ерема не знает, хотя он жил на свалке долгое время. Знает только, что есть старухи ничего, не злые, а есть и ужасно вредные (они Ерему и выжили со свалки). Все эти ведьмы — очень умные. Разбираются в науках и в колдовстве, особенно когда дело касается металлов.
— А Шишкин-то здесь при чем? — напомнил я.
Ерема с досадой лязгнул под курткой дверцами живота и сообщил, что Шишкин познакомился с ведьмами, когда искал на свалке какие-то детали. Он был вежливый, образованный и ведьмам понравился.
Юрка сказал, что у Еремы явный сдвиг в мозгах: помехи и электромагнитный бред. Старухи какие-то, бочки, луна…
— Не веришь, сам сходи на свалку и посмотри, — разозлился Ерема. — Лучше всего ночью. Сейчас как раз полнолуние.
— А мы все вместе сходим, — хитро сказал Глеб. — Верно, ребята? Повстречаем бабушек, выспросим рецептик. Мы тоже вежливые и образованные. Не хуже Шишкина…
Мы с Янкой завопили, что ура, конечно, так и сделаем. Юрка хмыкнул. А Глеб задумчиво произнес:
— Только обдерутся ребята среди ржавого железа, исцарапаются. Заразу какую-нибудь подхватят… Вот это будет вред! Имей в виду, Ерема, из-за тебя.
Ерема сложил на груди руки и упрямо сказал:
— Пусть. Это меньший вред, чем делать искорку.
— Да кто тебе сказал, что мы будем ее делать?! — воскликнул Глеб и подмигнул мне. — Нам просто хочется узнать, что за рецепт. Любопытно, вот и все! Верно, ребята?
Мы дружно закивали. Даже Юрка.
— У меня такое свойство характера, — объяснил Глеб. — Болезненное любопытство. Если что-то мне начали рассказывать, а до конца не объяснили, начинаются головные боли и бессонница.
Мы с Янкой в один голос заявили, что у нас от любопытства такие же страдания.
— Плюс расстройство желудка, — добавил Юрка то ли про себя, то ли про нас.
— Видишь, Ерема, сколько людей будет мучиться! — закончил Глеб. — Снова получается, что из-за тебя вред. Как ни поверни…
— Врете вы все, — уныло сказал Ерема.
Мы заорали, что не врем, а Ерема нас бессовестно мучит.
— Черт с вами, — сказал Ерема и встал. — Я скажу… Нет, я говорить не буду ни словечка, я лучше на машинке настучу. А потом, если что не так, я не отвечаю…
Мы ему наперебой поклялись, что всю ответственность берем на себя. Ерема сердито проковылял к машинке, заправил в нее лист и застукал по клавишам. Мы стали заглядывать через плечо, но он пригрозил:
— Будете соваться, не стану печатать.
Стукал он минут пять, мы прямо извелись. Наконец он отошел от машинки. Мы кинулись к листу. На бумаге была какая-то дребедень:
трик Ап Лик РОВин Адавзя
ть четыреил ипять
Пат ом…
И так далее. Несколько строчек.
— Бедный Ерема, — сказал Юрка.
Но Глеб выдернул лист из машинки, поднес к очкам.
— Постойте, постойте… Дайте-ка, я… Тут нужна небольшая редактура.
Он опять вставил бумагу и начал быстро печатать пониже загадочных Ереминых строчек. И через минуту мы прочитали:
Три капли крови надо взять,
Четыре или пять.
Потом с движеньем их смешать,
С полетом их смешать.
Надежной прочности туда
Добавить хорошо —
И кровь исчезнет без следа,
И в пузырьке у вас тогда
Заблещет порошок.
Его, дождавшись заката дня,
Зажги ты от праздничного огня.
У искр улетающих жизнь коротка.
Останется только одна на века.
— М-да, — сказал Глеб. — Не очень вразумительно. И с точки зрения поэзии, прямо скажем, на троечку.
— Поэзия — это фиг с ней, — вмешался Юрка. — Ведьмы сочиняли, а не Пушкин. А как тут разобраться: с каким полетом смешивать? А может, с пометом! Ерема!
— Что знал, то написал, — буркнул Ерема. — Технологию не знаю. Шишкин делал.
— Ты будто не хочешь, чтобы у твоего Васьки живая искорка была, — с досадой сказал Янка.
Ерема топнул валенком так, что подскочила машинка.
— Я же не имею пр-рава! От этого вред будет! Всем! Порошок же надо на крови замешивать!
— Подумаешь, вред, — хмыкнул Юрка. — Тут по одной капельке надо. Все равно что
