— Но царица цариц Кетеван ведь не была католичкой, — деловито заметил Имам-Кули-хан, который знал, что царица приняла благословение миссионеров, не оттолкнула их, но предложение перейти в католичество категорически отвергла.
— Римский папа нам не откажет, — вставил свое слово Педро дон Санкто, до сих пор хранивший молчание.
— Но зато католикос православных может возражать.
— Мы и с католикосом найдем общий язык, пусть это вас не заботит.
— Я никогда не забочусь о том, что не является моей заботой, однако царица Кетеван и живая и мертвая находилась и находится во власти шахиншаха. Я же, согласно его повелению, обязан лишь осуществлять надзор, что и делаю по мере сил своих и буду делать и впредь. При всем моем уважении к вам, ничего нового сказать я не могу.
— Мы, святые отцы, готовы понести любые расходы… — снова вставил слово Педро дон Санкто, ибо наслышан был как о щедрости Имам-Кули-хана, так и о расчетливости его.
Бегларбег нахмурился, святой отец возвел глаза горе.
Отец Амброзио поспешил поддержать своего спутника:
— Нам известны те огромные, неисчислимые расходы, которые прославленный сардар понес, заботясь о царице и ее внуках. Ежели великий бегларбег окажет нам милость, как всегда безотказно и великодушно оказывал прежде и будет оказывать впредь, во что мы, безусловно, верим, то тогда мы сочтем себя обязанными вознаградить его за труд и усилия немалой наградой…
Священнослужители неплохо усвоили восточную мудрость — взятка и ад освещает.
— Я всегда исполнял, исполняю и буду впредь исполнять повеления великого наместника аллаха на земле, для чего не пожалею не только средств, но и собственной жизни. Вы должны поверить, мои дорогие гости, — бегларбег нарочно сделал ударение на последних словах, — что царица цариц была соотечественницей моих предков, а потому я охотнее всего, даже от всей души, передал бы прах Кетеван ее сыну… — Затем Имам-Кули-хан несколько придержал свою речь, осторожно взвешивая, не наговорил ли чего-нибудь лишнего. — Но сын ее Теймураз, раб великого шаха Аббаса, не достоин такого уважения с моей стороны. Это и есть мое последнее слово: тщетны старания ваши, без соизволения шахиншаха прах царицы останется там же, где он есть… Не забывайте также и то, что от нее и не осталось-то ничего — одни обугленные кости.
— Это мы знаем, видели, как труп засыпали раскаленными головешками, дабы окончательно испепелить его…
Святые отцы вышли от Имам-Кули-хана, так ничего и не добившись.
Два года пытались они смягчить неумолимого шаха и дарами многочисленными, и просьбами донимали его, но Аббас прекрасно понимал, что не столько прах царицы Кетеван интересовал служителей Ватикана, сколько стремились они к усилению католического влияния в ее христианских владениях, к расположению к католической вере восточных христиан.
И то не упустил шахиншах из виду, что, дав согласие миссионерам, он наносил урон своей вере — опоре престола и власти его, ибо Ватикан тотчас же возвел бы Кетеван в святые, в мученицы, святые отцы наверняка стали бы восславлять ее неустанно. Грузинская же церковь причислила ее к лику святых, о чем уже донесли ему лазутчики, а затем преподнесли и саму священную рукопись, выкраденную из монастыря св. Нино. Когда католические миссионеры в третий раз явились к шаху Аббасу, он внимательно читал эту самую рукопись.
До сведения святых отцов недавно дошел слух о том, что в последний год шах сильно сдал. Они удачно подгадали свой третий визит, рассудив, что с возрастом, особенно к старости, в человеке зло и ненависть, как и все остальные дары божии, постепенно иссякают.
Шах Аббас только что дочитал десятую заповедь, когда ему доложили о прибытии святых отцов. Сославшись на недомогание, шах через дворцового визиря спросил о причине визита столь важных персон. Услышав в ответ, что посланцы Ватикана опять просят останки царицы Кетеван, он разрешил переправить их в католический монастырь в Исфагане с одним условием: чтобы прах царицы был захоронен именно там и более никуда не переносился.
Однако дальновидный Имам-Кули-хан не сразу доверился словам почтенных католиков. Проявляя восточную предусмотрительность и желая еще раз задобрить стареющего Аббаса, он послал надежного человека в Исфаган, чтобы проверить, так ли все обстоит на самом деле. Бегларбег Шираза не хотел допустить малейшего сомнения в повелителе своем, ибо, в свою очередь, хорошо знал, какой страшной может быть злоба и мщение со стороны готовящегося отойти в мир иной.
Получив подтверждение шахской воли, бегларбег в сопровождении святых отцов спустился в подвал, своими руками собрал все, что осталось от царицы, а особо бережно положил череп — в серебряный ящичек, искусно выполненный по его же личному заказу ширазскими мастерами.
Святые отцы не успели еще отойти от дворца, когда их догнали слуги бегларбега и вернули богатые дары, преподнесенные в знак признательности правителю Шираза. «Наш повелитель не соизволил принять эти дары, — сказали слуги. — Он жертвует эти богатства вашему монастырю».
Поняли послы Ватикана, что означали кровь и род для ширазского бегларбега, поняли и с тяжкой думой отправились в долгий путь на Исфаган.
В июне тысяча шестьсот двадцать восьмого года двор Теймураза располагался в Гори.
Здесь же жила и царица Хорешан. Никто не знал, — то ли слухи какие до нее дошли, то ли женским чутьем угадала неладное, но она твердо сказала, что находиться рядом с супругом для нее стало такой же необходимостью, как дышать. Да и сам Теймураз уже не сторонился царицы, и без того много забот у него было: объезжал владения тавадов и азнауров, сам следил за сенокосом, уборкой раннего ячменя, заботился о зимних запасах для люда и войска.
Смерть непобежденного
Дивилась царица силе и выдержке мужа. Однажды высказала ему свое сострадание, как, мол, ты выдерживаешь столько горя, да еще сил хватает на мирские дела — под горем она, конечно, подразумевала потерю матери и двух сыновей. Теймураз ничего не ответил, только с грустью заглянул в глаза преданной супруге и ласково улыбнулся.
И в тот день царь привычно поднялся до света, ибо с вечера еще наметил объехать Тирипонскую долину. Только он успел умыться, как дворецкий Иасе доложил о прибытии двух чужеземцев.
В приемный зал вошли два католических священнослужителя. Теймураз обратил внимание на их длиннополые рясы и круглые шапочки, так густо припорошенные дорожной пылью, что первоначальный черный цвет ткани только угадывался. Затем взгляд царя невольно остановился на предмете, который бережно держал в руках тот из двоих гостей, который был пониже ростом. Предмет был аккуратно завернут в атлас, не скрывавший его угловатых очертаний.
Теймураз стоял в каком-то странном оцепенении и ждал, когда гости заговорят.
Они попросили воды.
Утолив жажду, высокий взял у своего спутника завернутый в атлас ящичек, а взамен протянул ему кувшин. Низкорослый, жадно осушив его, вытер рукой губы.
Гости не торопились, они не спешили объяснить царю причину своего появления при его дворе: им или трудно было начинать, или они тянули нарочно, разжигая любопытство царя. Теймураз взвесил оба предположения и спросил низким, сдавленным голосом:
— Кто вы?
Высокий шагнул вперед:
— Мы — посланцы римского папы. Миссия наша должна быть тебе известна, государь. Мы прибыли из Исфагана.
— Исфаган знаю, да и посланцы римского папы не чужды мне.
— Мы были в Ширазе, когда святую пытали. Наш папа причислил царицу Кетеван к лику святых…
— Моя мать была православной христианкой, православной христианкой и осталась до конца дней своих, — взволнованно перебил его Теймураз.
— Мы знаем это. Наши неоднократные попытки обратить ее в католичество оказались тщетными. Она от своей веры не отступилась, но мы все равно объявили ее святой, ибо бог у нас один, только пути служения ему разные…
— А что это у вас в руках? — не выдержал Теймураз.
— Сейчас узнаете… В тот проклятый день, день казни, мы посетили Имам-Кули-хана. Он не отдал нам останков царицы. Долго упорствовал шахиншах. И лишь когда ом почувствовал, что силы его на исходе, внял наконец нашим мольбам. Для нас ясно, что на его решение повлияло и причисление царицы к лику святых. Он позволил захоронить прах святой и царицы цариц в нашем монастыре в Исфагане. Ныне же, когда святость ее канонизирована католической церковью, мы перенесли ее прах вместе с прахом наших святых отцов Гильельмо и Иеронимо де Круза в Индию, в Гоа, ибо там они обретут истинный покой в гробнице из черного мрамора в монастыре Де Гарса… Тебе же, государь, в знак нашего глубочайшего почтения, мы привезли череп царицы цариц… матери твоей и святой нашей…
