Брат жены, Ян Пиотровский, в 1924 или 1925 г. ушел в Польшу, где он и что делает, ни я, ни моя жена не знаем... Отец жены в 1930 г. был выслан из г. Житомира в Алма-Ату, куда уехали его жена и дочь Розалия... Жена считает, что у нее нет отца, матери, брата и сестры, и не интересовалась и не интересуется их судьбой (беспощадна к врагам народа. — М.С). За что выслан отец жены, ни я, ни моя жена не знаем, но жена понимает, что отец ее, очевидно, заслужил это, и поэтому никакой жалости к нему не проявляла и не проявляет...»
Такая вот биография. Человек сугубо скромный в своих притязаниях (с 17 до 23 лет проработал лесником), выросший в семье сельского люмпен-пролетария. К воинской службе никогда не тяготел, от фронта «империалистической войны» уклонялся как только мог.
Заботливый отец и верный муж — другой бы быстро развелся с дочерью репрессированного поляка. «Пятно» в личном деле смывал усерднейшим сотрудничеством с «органами». Пик карьерного роста — три года на должности начальника штаба дивизии. До и после этого — на нестроевых должностях от завхоза до начальника пехотного училища в провинциальном захолустье. Упоминание об учебе в Военной академии им. Фрунзе не должно вводить нас в заблуждение — чему и как учили в этой «академии», если слушателями были люди с незаконченным начальным образованием? По сути дела, это был закрытый, «элитный» ликбез, в котором малограмотных выдвиженцев с грехом пополам подтягивали до уровня средней семилетней школы.
Все познается в сравнении. Для того чтобы читатель мог по достоинству оценить биографию командующего Юго-Западным фронтом, приведем краткие данные о командующем немецкой группы армий «Юг» генерал-фельдмаршале Рундштедте.
Он был на 17 лет старше Кирпоноса, родился в 1875 г. в семье генерала прусской армии. Окончил военное училище в Ораниенштейне, в 1893 произведен в лейтенанты. В 1907 г. окончил Военную академию. В годы Первой мировой войны — офицер Генерального штаба, затем — начальник штаба 53-го армейского корпуса на Восточном фронте, а к концу войны — начальник штаба 15-го корпуса по Франции. За боевые заслуги и личное мужество награжден Железными крестами 1-го и 2-го классов и орденом Дома Гогенцоллернов. После поражения Германии остался служить в рейхсвере.
В конце 1932 г. Рундштедт был назначен командующим 1-й армейской группой в Берлине. В ноябре 1938-го вышел в отставку в связи с тем, что высказался против оккупации Судетской области Чехословакии (что бы было с советским генералом, который, к примеру, «высказался бы против» освобождения Западной Украины?). В мае 1939 г. вернулся на службу в вермахте. Во время вторжения в Польшу командовал группой армий «Юг», занявшей Варшаву. Во время французской кампании Рундштедт командует группой армий «А», прорвавшей фронт у Седана и окружившей главные силы союзников у Дюнкерка. После победы во Франции получает высшее воинское звание генерал-фельдмаршала.
Назначение полководца такого уровня на должность командующего одной из трех групп армий вермахта на Восточном фронте выглядит понятно и логично. Но как же его противником смог оказаться бывший начальник Казанского пехотного училища?
Во всем виновата война. Финская. Начальник пехотного училища был призван в действующую армию и стал командиром 70-й стрелковой дивизии. В последние дни войны дивизия Кирпоноса совершила подвиг — страшный, кровавый, абсолютно бессмысленный. В соответствии с условиями мирного договора город Виппури (Выборг) должен был отойти к Советскому Союзу. Штурмовать его было совершенно незачем — надо было спокойно дождаться 12 часов дня 13 марта 1940 г. Но кто-то (может быть, командующий С-3. ф. С.К. Тимошенко, может быть — сам «хозяин») решил, что бесславная и весьма сомнительная «победа» должна быть увенчана героическим штурмом чего-нибудь где-нибудь. В рамках общего плана штурма Выборга 70-й стрелковой дивизии поручено было обойти город по льду Финского залива и «отрезать пути отхода окруженных в городе финских войск» — и это при том, что порядок и сроки этого отхода были уже согласованы на переговорах в Москве!
Разумеется, финны не отказали себе в удовольствии проучить зарвавшегося агрессора.
Снаряды тяжелых орудий береговых батарей проламывали огромные полыньи, в ледяной воде исчезали живые и мертвые красноармейцы. Командир дивизии Кирпонос шел впереди атакующих цепей — одним словом, товарищ Сталин мог быть совершенно доволен покорностью своих подданных.
На тех, кто смог доставить такое удовольствие вождю, обрушился ливень наград, званий, новых назначений. Командарм 1-го ранга Тимошенко стал маршалом и наркомом обороны СССР, командующий 7-й армией, штурмовавшей «линию Маннергейма», командарм 2-го ранга Мерецков стал генералом армии и начальником Генерального штаба РККА. Не было забыто и личное мужество, проявленное Кирпоносом, — он получил Золотую Звезду Героя и назначение на должность командира 49-го стрелкового корпуса.
Вот тут бы товарищу Сталину и остановиться — но нет, уж очень ему приглянулся скромный и мужественный новоиспеченный генерал-майор Кирпонос. В июне 40-го года, перескочив сразу через несколько ступенек служебной лестницы, бывший начальник Казанского пехотного училища назначается на должность... командующего войсками Ленинградского военного округа! Под началом у Кирпоноса оказалась группировка войск, равная армии крупного европейского государства. Но и этого показалось мало!
В феврале 1941 г. Сталин назначает Г.К. Жукова на должность начальника Генштаба, и освободившийся кабинет командующего войсками Киевского ОВО — крупнейшего военного округа Советского Союза — 22 февраля 1941 г. занимает Кирпонос, получивший при этом третье за 9 месяцев повышение в воинском звании (генерал-полковник). Ни Англия, ни США не имели в тот день сухопутной армии такого размера, как та, которой предстояло управлять ротному фельдшеру Первой мировой войны, признанному уже в 1920 г. годным только к нестроевой.
Вот как описывает Рокоссовский свой доклад командующему Ю-3. ф., состоявшийся 15 июля 1941 г.:
«...меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность... он пытался напустить на себя спокойствие, но это ему не удалось. Мою сжатую информацию об обстановке на участке 5-й армии и корпуса он то рассеянно слушал, то часто прерывал, подбегая к окну с возгласами: «Что же делает ПВО? Самолеты летают, и никто их не сбивает. Безобразие!»... Да, это была растерянность, поскольку в сложившейся на то время обстановке другому командующему фронтом, на мой взгляд, было бы не до ПВО... Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать. В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным» [111].
И горе войскам, ему вверенным...
Два комиссара
«Приказ получили — выполняйте».
Начальство, которому теперь (утром 27 июня) надо было продемонстрировать перед Ставкой свою готовность «ни на день не давать покоя агрессору», не дало 8-му мехкорпусу ни дня для спокойной перегруппировки и развертывания на новых исходных рубежах. А корпус в этом очень даже нуждался.
Во-первых, существенно изменились и направление и глубина предстоящего наступления. Правда, изменение было разумным: от Брод на Дубно идет шоссейная дорога, параллельно ей — насыпь железной дороги, местность открытая, для наступления танков удобная. Но на эту дорогу танковым дивизиям корпуса еще надо было выбраться из лесного массива у Лешнюв-Хотина. После ожесточенного боя 26 июня нуждались они и в пополнении запасов горючего и боеприпасов.
Во-вторых, чехарда приказов не прошла без печальных последствий. Одни штабы получили приказ об отходе, другие — нет, части корпуса оказались разбросаны на глубину 20—30 км. Ну а 12-ю танковую дивизию охватила паника, отвод войск перешел в беспорядочное бегство, да еще и немецкая авиация накрыла скопление войск 12-й тд в Бродах. Разложение в дивизии дошло до того, что тяжело контуженного при бомбежке генерала Мишанина просто затащили в брошенный танк и оставили одного в Бродах, под «присмотром» такого же контуженного ординарца. Для того чтобы привести дивизию в порядок и вернуть ее на исходный для наступления рубеж, безусловно, нужно было время. Но штаб фронта теперь очень-очень спешил.
Добродушнейший (по крайней мере — в своих мемуарах) Баграмян описывает это так:
«...командиры корпусов немедленно стали поворачивать дивизии на новые направления, а это не так-то просто сделать. Генерал Рябышев был поглощен этой задачей, когда к нему на КП нагрянул Вашугин. Горячий, энергичный, Николай Николаевич сердито отчитал командира корпуса за медлительность...»
«Сердито отчитал...» Бывает. А из воспоминаний Н.К. Попеля можно узнать, что конкретно скрывалось за этими словами:
