— Супруги должны возвращаться туда, где они познакомились, Главичка, чтобы вспомнить, что они говорили при первом поцелуе. — Она прижалась к нему всём телом и зашептала на ухо: — Ты даже не знаешь, как я тебя люблю!
«Да, — подумал Душан, — если женщины начнут войну против мужчин, то последним можно заранее сдаваться».
Пластинка давно кончилась, и в динамиках слышался один шум. Душану не хотелось вставать и переворачивать пластинку. Откуда-то с первого этажа виллы сюда доносился звонкий смех Элишки. Марику почти не было слышно. Супруги Градские и Марика, выглядевшая печальной, приняли их сердечно, впрочем, их здесь всегда так встречали, только во время последнего их визита сюда два года назад вместе с Марикой их встречал и Гинек.
Душан не отваживался осуждать ни Марику, ни Гинека. Даже своя семья, а тем более чужая — загадочный лабиринт, полный коридоров и закоулков, составляющих отношения между мужем и женой, и добраться до причин плохих или хороших семейных отношений почти невозможно. Нередко и сами супруги не могут этого сделать. Он не одобрял жестокости Марики, с которой она отказывалась покинуть этот дом. Но он не одобрял и способа, каким Гинек решил этот вопрос.
Элишкин монолог внизу иссяк, по лестнице зашлепали ее комнатные туфли.
— Через минуту стол будет накрыт, — весело прощебетала она, входя в комнату. — Тебе надо немного привести себя в порядок, Главичка. Ванная свободна. — Тут она заметила включенный проигрыватель. — Ты слушал пластинки? Есть тут что-нибудь хорошее? У меня чудесное настроение!
— Ты же знаешь, что я в этом деле профан, — бросил он. — Я слушаю музыку подсознательно, поэтому не могу судить или думать о ней.
— А о чем ты думаешь, Главичка? — кокетливо спросила Элишка и села ему на колени.
— О том, какая у меня прелестная жена, которая вовремя напомнит мужу, что ему надо ополоснуться и побриться, — засмеялся он.
— Так поторопись! — Элишка поцеловала его.
Когда Душан вернулся из ванной, Элишка сидела на его месте в кресле. Она была всецело во власти хватающей за душу мелодии и даже не заметила, как он вошел.
Грустные слова песни до глубины души тронули и Душана:
Я вижу, доктор, по вашим глазам,Что вы не верите мне…
Ресницы Элишки были опущены, из-под них по щекам катились крупные слезы. Душан только теперь увидел их и шагнул назад, к двери, чтобы не оказаться в роли нежелательного свидетеля.
— Не убегай, Главичка, — прошептала она. — Это ничего, я просто так, это пройдет…
Он застыл на ковре в неестественной позе. Наконец прозвучал последний аккорд. Элишка поднялась с кресла, глотая слезы, проговорила: «Прости» — и вышла из комнаты.
Через несколько минут, приведя себя в порядок, она вернулась, села напротив Душана и, как будто ничего не случилось, воскликнула:
— Главичка, у меня возникла чудесная идея! Давай купим машину.
Она удивила его, потому что никогда раньше об автомобиле не мечтала. При планировании их семейного бюджета принимались во внимание главным образом расходы в связи с ожидаемым получением квартиры.
— Будем позволять себе такие уик-энды чаще, — продолжала она. — Можно чаще выбираться куда-нибудь на природу, ездить на экскурсии, в театр, на танцы. Хоть развеемся немного, думать начнем о чем-нибудь другом. Зачем нам деньги в сберегательной кассе?
— Ты сама знаешь, что дело не в деньгах, — проронил Душан.
— Тем более что у нас их и так достаточно. На детскую комнату всегда найдем. А если не хватит, то можно занять, — рассуждала она, словно не расслышав его реплики.
Душан даже содрогнулся от того, как она не теряла веру, как судорожно пыталась забыть о своем несчастье.
— Приближается зима, опять в метель будешь ходить на работу? А в машине удобно устроишься, включишь печку и через несколько минут ты на месте, как уважающий себя человек, Утром поспишь на полчаса побольше.
— Посмотрим, — ответил он неопределенно, сбитый с толку неожиданным решением Элишки.
Из неловкого положения его вызволила Марика Ридлова, пригласив их к столу. Они спустились в столовую на первом этаже.
За столом все шло по традиционному сценарию. Суп, второе блюдо, кофе с пирожным, сливки, разговор ни о чем, комплименты хозяевам, опять ничего не значащая болтовня, на этот раз о дружбе Элишки с Марикой в медучилище. И тягостные долгие паузы.
Главка наблюдал за Яном и Марией Градскими. Роль веселых хозяев им никак не удавалась. Хозяйка дома явно через силу заставляла себя произносить вычурные фразы. Отца Марики душил галстук, и он тоже вел себя неестественно. Душан легко представил себе, что чувствуют эти люди, сравнивая спокойную супружескую жизнь гостей с судьбой дочери. Тут же последовала мысль, что все это — только увертюра к вопросу, который теперь казался неотвратимым. Градским нужно услышать из других уст, что Гинек Ридл безответственный карьерист, испортивший жизнь их дочери. Душан и Элишка должны выступить в роли судей-обличителей. Нет, не надо было сюда ехать!
Душан сидел и думал, как бы лучше пройти надвигающееся испытание. Он тактично напомнил Элишке, что пора собираться на вокзал.
— Ну… а как там Гинек поживает? — робко сорвалось с задрожавших губ Марии Градской.
В наступившей тишине было слышно только тиканье старых часов.
— Не надо, мама… — слабо отозвалась Марика.
Обивка стула под Душаном превратилась в раскаленную плиту. Он представил себя участником дипломатических переговоров: одна сторона легко затрагивает вопрос, а другая элегантно на него отвечает. И сделать это надо так, чтобы не сказать ничего существенного и сами собой отпали бы следующие вопросы. Мастерство дипломата тем выше, чем быстрее и туманнее он выражается.
— Гинек едет в Советский Союз! Надолго! — бухнула неожиданно Элишка.
«Такой ответ преподаватель дипломатической школы расценил бы как непростительную ошибку», — подумал Душан. После него закономерно должно последовать разъяснение. Он строго посмотрел на жену, очевидно готовую разразиться подробностями. Но Элишка, казалось, не заметила предостережения. Впрочем, все равно уже было поздно.
— В Советский Союз? На учебу? — удивленно спросил Ян Градский.
— Не знаю. Наверное. — Элишка повернулась к Душану: — А зачем его, собственно, туда посылают?
Душан упорно старался овладеть собой. Ему предоставлялась возможность поставить под сомнение утверждение Элишки, сказать, что окончательное решение якобы еще не принято, так как в армии все зависит от приказа, которого пока нет, и, стало быть, все еще может измениться. Однако он избрал другой, более безопасный путь.
— Извините, но я думаю, что здесь неподходящее место для разговора о служебных делах и о человеке, которого нет среди нас, — сказал он, потому что должен был что-то говорить.
— Значит, в Советский Союз. Надолго, — тихо и враждебно проронила Мария Градская.
Ни у кого не нашлось смелости продолжать эту тему. Ян Градский взял бутылку, намереваясь долить в фужеры.
— Не сердитесь, но у нас уже нет времени, — извинился Душан. — Благодарим за гостеприимство.
Прощание было коротким. В какую-то минуту между ними возникло невидимое препятствие. Не удалось его устранить даже Марике, хотя она сердечно пригласила их приезжать в гости и проводила до самых ворот.
— Передай привет Гинеку, — неожиданно попросила она, пожимая Душану руку.
В этих словах Марики выражался не только непосредственно заключавшийся в них смысл. Душан не сумел точно установить, но в них сквозило что-то вроде вызова, отчаянного вызова. Он с удовольствием честно выложил бы Марике, чтобы она ничего обнадеживающего себе не внушала, и глаза его, наверное, и говорили об этом, но губы не двигались. Он понял, что Марина все равно бы не поверила. Она не хотела верить.
— Передам, — пообещал Душан.
Накрапывал дождь. Главка шел с чемоданом в полушаге от Элишки, хмурый как осеннее небо. До вокзала было недалеко. Всю дорогу они молчали, и только на вокзале Элишка с укором сказала ему:
— Ты все испортил, абсолютно все! Ведь ты даже сам не знаешь, чего хочешь. Не строй теперь из себя обиженного, я старалась тебе помочь, а ты… Продолжай завидовать Гинеку!
Это прозвучало твердо и жестоко. Самые близкие ранят больнее вдвойне. Только сейчас Душан полностью понял смысл неприятного разговора у Градских, за который Элишка так цеплялась.
— Ладно, разберемся потом, — мрачно бросил он.
— Потом, потом, неужели ты никогда не научишься действовать по обстановке сразу? — выкрикнула она.
— Не надо, Элишка, — прошептал он. — Не надо, иначе я поступлю по твоему совету и тогда уже не буду выбирать слова…
13
Гинек Ридл казался себе претендентом, который не знает толком, чего он ждет. Он не мог избавиться от ощущения, что послезавтра, завтра или даже сегодня произойдет что-то такое, что на время изменит его жизнь. До сих пор Гинек был; инженером дивизиона, и подполковник Менгарт вовсе не собирался делать ему какие-либо поблажки. Когда капитана неожиданно вызвали в штаб соединения, Менгарт проводил его словами:
