Когда Пэйган прибыла в шато де Шазалль, ее провели в широкую, выдержанную в желтых тонах галерею на втором этаже, которая официально именовалась «исторической», домашние же ее звали «аллея предков».
Максина, стоя на стуле в одних чулках, вовсю орудовала кухонным ножом, царапала вкривь и вкось тяжелую золотую раму.
– Что ты делаешь, Макси? – Пэйган послала ей воздушный поцелуй. – Зачем уродуешь раму?
– Я ее не уродую, а довожу до кондиции. Она теперь будет выглядеть старой и почтенной, будто провисела на этом месте несколько веков, а не три дня.
– Но в чем смысл?
– В роскоши старины, – Максина спрыгнула со стула и чмокнула Пэйган в щеку. – Именно так должны выглядеть аристократические дома. Каждый, у кого есть деньги, может позволить себе приобрести отличную новую вещь, гораздо труднее добиться того, чтобы комната приобрела тот едва уловимый флер, который возникает, когда ты видишь, что бесценная картина висит рядом с видом Сорренто – акварелью твоей прабабушки.
– Да, но рама-то здесь при чем?
– Каждый, у кого есть деньги, может купить в магазине картину в раме, сверкающей свежей позолотой. Но только в том случае, если здесь же жили многие поколения твоих предков, ты будешь чувствовать себя уютно рядом с абуссонским ковром, вытершимся по углам, ситцевыми занавесками, выцветшими от того, что провисели на этом самом окне более ста лет, и вручную расписанными китайской акварелью стенами, которые тоже уже несколько потускнели, потому что их разрисовывали в восемнадцатом веке мастера, приглашенные твоими предками из Китая.
– Но для чего это все-таки нужно?
– Снобизм, моя дорогая. На нем и строится новый стиль в декораторском искусстве. Очарования старины в доме можно добиться только в двух случаях: во-первых, если это подлинная старина, и во-вторых, если у тебя толковый декоратор.
– Ты когда-нибудь перестанешь работать, Максина?
– Но работа доставляет мне больше удовольствия, чем отдых.
– Ой, только мне об этом не говори! Ты же знаешь, как я ненавижу все, связанное с дизайном и моделированием. Если в магазине есть то, что мне нужно по цвету, вещь обязательно окажется неподходящего размера. Причем всегда. София хочет, чтобы к ее дню рождения я переделала ее спальню, а мне даже страшно об этом подумать. Она мечтает о полосатой мебели из сосны и викторианской, отделанной медью кровати.
– Я могу за это взяться, если захочешь, – предложила Максина. – Но только не полосатая сосна и медь, это слишком устарело. – Она взяла Пэйган за руку. – А теперь пойдем, я покажу тебе твою комнату, и ты расскажешь мне, зачем тебе понадобилось так срочно меня увидеть. Что такое стряслось, о чем ты не захотела говорить по телефону? Почему ты не смогла дождаться нашей совместной поездки в Канн?
– Я хотела спросить твоего совета. Но сначала мне нужно переговорить с Чарльзом.
– С Чарльзом? Господи, что ты собираешься с ним обсудить?
– Политику. Восточную политику.
После обеда Пэйган и Чарльз уселись на зеленом кожаном диване в библиотеке. Она знала, что у графа де Шазалль есть связи на Ближнем Востоке и что, женившись на Максине, он в числе прочих ее друзей познакомился и с Абдуллой.
– Чарльз, я хотела бы поговорить с тобой об Абдулле, – бодро начала она, но смутилась. – Ну, ты знаешь, Абди, плейбой западного мира.
Чарльз налил себе бренди.
– Так к нему относятся только на Западе. А в его собственной стране и вообще в государствах Персидского залива он считается храбрым и волевым лидером. – Чарльз сделал глоток. – Абдулле лучше других восточных правителей удается вести свое государство по дороге двадцатого века, пусть даже в данный момент у него возникли серьезные проблемы.
– Что ты имеешь в виду? – Вначале Пэйган слушала вполуха, но теперь ей захотелось, чтобы Чарльз рассказал больше. Теперь, когда Абдуллы не было рядом с ней, Пэйган умудрялась упоминать его имя в каждом разговоре, к месту и не к месту.
– Как и все другие обладатели нефтяных сокровищ, сидонцы смущены порядками, царящими в западном мире, и крайне озабочены своей национальной идентификацией. – Чарльз сделал еще глоток «Наполеона». – Продолжать?
Пэйган кивнула.
– Ванды фундаменталистов получают поддержку от коммунистов. Если Абдулла не сумеет совладать с этой ситуацией, будет потерян не только Сидон: красный флаг взметнется над самым важным со стратегической точки зрения участком Персидского залива.
– Я даже не представляла себе…
– Сопоставь это с иранской ситуацией, вспомни, что Хомейни вытворяет на той стороне Персидского залива, и ты поймешь: дело может кончиться тем, что исламские фанатики будут контролировать восемьдесят процентов нефтедобывающих районов в мире, а приказы им станут отдавать коммунисты.
– Неудивительно, что Абдулла так всем этим озабочен, – пробормотала Пэйган.
– Сидон – невеселое и совершенно сумасшедшее место. Впрочем, весь регион Персидского залива сейчас пребывает в полном безумии. Я вел дела с саудовскими принцами, которые надевают шелковые рубашки, пьют виски и говорят по-английски лучше, чем я. Но дома их матери и жены носят традиционные черные паранджи, под которыми – моднейшие европейские туалеты и роскошные украшения от Кристиана Диора и Картье. Женщины никогда не появляются на публике и надевают всю эту роскошь, просто чтобы выпить друг с другом чашечку чая. Да в общем, ни на что другое они и не способны.
– Что ты имеешь в виду?
– Так как они фактически отлучены от общественной жизни, у них начисто отсутствует инстинкт социальной ответственности. Так, например, они ничего не делают, чтобы помочь бедным в своей стране.
– А как, по-твоему, должна себя вести саудовская принцесса? – Пэйган старалась придать своему тону абсолютно безразличный тон.
«Ага! – подумал Чарльз. – Вот оно!»
– Она не должна проводить все свое время, уставившись в видеомагнитофон, сплетничая и поедая пирожки. Она обязана организовать поддержку детей, стариков и бедных. То есть она должна работать примерно так же, как ты работала для Центра по изучению раковых заболеваний.
– Ты действительно так думаешь? – безучастный тон сохранить не удалось. Она вскочила, нервно схватившись за вазу с пионами. Вся библиотека была уставлена пионами и розовыми геранями в вазах из голубого китайского фарфора.
На следующее утро Максина предложила подруге прогуляться по парку.
– Хочу, чтобы ты облегчила душу, – сказала она, когда они брели по лужайке. – Итак, что случилось?
– Максина, почему мужчине так трудно произнести «Я тебя люблю»? – выпалила Пэйган.
– Ma chere, они говорят это, только другими словами. Например: «Я не был бы здесь, если бы это было не так» или «Я бы женился на тебе, не так ли?».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
