В тот момент, когда Хагену показалось, что он больше не выдержит, его противник рухнул на палубу. Пересмешнику некогда было рассуждать, что послужило этому причиной, но одно он точно знал: ни одна из ран матроса не была смертельной. Смерть наступила не от удара саблей, она… упала с неба.
Смерть была чернее безлунной полночи, у неё были два клинка и огромные крылья; она вертелась и крутилась, нанося удары такой силы, что матросы попросту разлетались в стороны. Радуясь внезапной передышке, Хаген отступил, чтобы ненароком не попасть под горячую руку смерти. Он сомневался, что его успеют узнать прежде, чем отправят на тот свет.
Черные крылья сбивали матросов с ног, не давая подобраться к их обладателю, в чьем облике уже не осталось ничего человеческого. На миг встретившись взглядом с крыланом, пересмешник содрогнулся: бирюзовые глаза были холодны и безжалостны, а саркастическую усмешку, к которой он так привык, сменил хищный оскал. Хаген раньше и не замечал, что у Джа-Джинни такие острые зубы.
«Сзади!» — крикнул кто-то, и пересмешник, обернувшись, еле успел парировать удар. Сабля выскользнула из руки его противника, но здоровенного матроса, ничуть не уступввшего в росте грогану Бэру, это не смутило — и спустя всего мгновение Хаген отлетел к фальшборту. «Вот теперь точно всё…» — промелькнула на удивление равнодушная мысль, и тут матрос замер над пересмешником, глядя куда-то за борт.
Лицо у него было озадаченное.
…внезапной волной безграничной любви тебя как будто сбивает с ног, а потом в усталом до полусмерти теле откуда-то появляются новые силы. Связующие нити пульсируют, врастая в твою плоть и в душу, и теперь уже не остается никаких сомнений в том, что вы — единое целое.
И это навсегда.
Абордажные крючья «Невесты ветра» пронзили борт черного фрегата, и вслед за этим она закричала. Её крик был исполнен ярости и боли, как если бы фрегат повиновался капитану из последних сил, вопреки собственным желаниям. На палубу вражеского корабля ринулись матросы Крейна, и Хаген с трудом поднялся, чтобы присоединиться к ним, но тут сам капитан, ухватив пересмешника за шиворот, толкнул его туда, где пока что было безопасно.
— Пушки! — севшим голосом прокричал Хаген. — Если они выстрелят в упор, то…
— Не успеют! — перебил Крейн, и в его лице было столь же мало человеческого, как и в лице разъяренного крылана.
Он оказался прав: с командой черного фрегата было покончено столь быстро, что едва ли хоть кто-то из них сумел даже подумать о пушках. Матросы вернулись на борт «Невесты»; она, нетерпеливо хлопая парусами, освободилась — и ринулась навстречу новой битве. Черный начал тонуть, а вместе с ним ушла на дно и «Быстрая»…
Оставалось ещё пять вражеских кораблей, и то ли их капитаны оказались более расторопными и умелыми, то ли просто сошел на нет эффект неожиданности, но при одном лишь взгляде на их построение пересмешник понял: самое трудное впереди. На миг охватившие его растерянность и страх исчезли столь же быстро, как появились: он на «Невесте ветра», Крейн рядом и чудеса, похоже, всё ещё продолжаются.
— Он идет! — вдруг сказал кто-то. — Лайра идет!
Пересмешник оглянулся и увидел Гарона вместе с тремя другими выжившими моряками из «Веселой медузы». Их лица были в крови и копоти — тут только Хаген осознал, что и сам выглядит весьма не лучшим образом, — но глаза сияли, а Гарон указывал рукой за борт.
Там, у берега, от пристани отошел фрегат, чьи паруса в темноте светились.
— Идиот… — пробормотал Крейн и стукнул кулаком по фальшборту. — Он решил сделать из «Луны» мишень.
— А что будем делать мы, капитан? — спросил пересмешник.
— Помогать ему, — раздалось в ответ. — И подавать пример!
«Невеста ветра» круто развернулась и направилась к одному из черных фрегатов, который, заметив её маневр, тотчас же стал поворачиваться. Хаген, не отрывая взгляда от черного корабля, считал — он помнил, какое время требуется для того, чтобы зарядить пушки и направить их на цель, — но всё-таки вздрогнул, когда раздался залп.
— Мимо, — констатировал Гарон, подходя ближе. Крейн удостоил моряка долгим взглядом, но ничего не сказал. — Мы слишком далеко, они поторопились. А у вас на борту есть песок, капитан?
Магус еле заметно улыбнулся и опять промолчал.
Второй выстрел почти достиг цели: два огненных шара из пяти пролетели мимо, третий лишь слегка зацепил корму, но оставшиеся проделали две дыры в парусах, пройдя сквозь них, будто сквозь шелковую занавеску, и обдав моряков дождем жгучих искр. Падая на палубу, каждая такая искра превращалась в стремительно растущий огненный круг, и круги слились бы в сплошной пламенеющий ковер, если бы их тотчас же не засыпали песком из припасенных заранее мешков. «Невеста» замедлила ход, но Крейн положил ладонь на планшир — Хагену почудилось в этом движении что-то ободряющее, — и фрегат понесся вперед с прежней скоростью.
Борт вражеского корабля окутался дымом в третий раз…
Словно огненный кракен вдруг выпустил щупальца, которые хлестнули по палубе, сметая всё на своем пути, сжигая паруса и ломая реи. «Невеста ветра» закричала от невыносимой боли, и на краткий миг Крейн потерял над нею власть, потому что почувствовал то же самое. Он упал на колени, закрывая лицо руками, а новое огненное щупальце между тем взметнулось, понеслось прямиком на него.
Время замедлилось.
Хаген в третий раз увидел, как раскрываются крылья Феникса, но потусторонний защитник, явившийся на помощь последнему из рода Фейра, упустил несколько драгоценных мгновений и остановить огненного кракена уже не мог.
Поэтому Хаген прыгнул. Боли, как ни странно, не почувствовал.
…Бело-розовые лепестки цветущей вишни безжалостным ветром уносит в море. Над зеленеющими садами Фиренцы разливается красно-золотое сияние, которое безуспешно пытается воспроизвести на холсте вот уже не одно поколение художников. Закаты в Фиренце не похожи друг на друга, они таят особенную, неизъяснимую прелесть, как будто пропитывая волшебством все, к чему прикасаются лучи солнца, обреченного на вечный круг смерти и возрождения…
Хаген в старом саду один, и теперь ему вовсе не пятнадцать лет. Сад остался прежним, а сам он изменился, и тупая боль в израненном теле безжалостно об этом напоминает. Боль не дает обмануть себя самого и притвориться, что мира за пределами этого маленького рая нет и не было никогда.
Где-то далеко слышатся звуки битвы, и если прикрыть глаза, то можно даже кое-что увидеть: вот сталкиваются бортами два фрегата, две команды начинают сражение не на жизнь, а на смерть… Знакомые лица? Да, они есть. Женщина в мужском костюме сражается бок о бок со светловолосым мужчиной, который отчего-то кажется Хагену неловким. Он с трудом парирует удары, всё чаще отступает. Его соратница бьется не хуже разъяренной кошки, но ей не дано вершить чудеса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
