Теперь, когда груз разместили на борту корабля, мы выбирали якорь и ставили паруса, находясь в данное время против ветра. Затем, убавив паруса для приведения судна к ветру и обрасопив реи для перемены контргалса, якорь подняли. Но корабль не слушался руля и стал дрейфовать кормой. Этого не следовало допускать, поскольку мы были слишком близко от берега, и капитан приказал бросить якорь – единственно возможное решение при данных обстоятельствах. Испанец, однако, был недоволен этим. Когда он услышал, как громыхает якорная цепь сквозь отверстие клюза, то забегал, как безумный, по юту, крича: «О нет, нет, капитан! Ингли! Ингли!» Затем, схватив конец каната, он стал непристойным образом обертывать им свою шею, давая понять, несомненно, что существует опасность зажима, если якорь будет опускаться. Теперь мы приняли конец троса в шесть футов, продетый через клюз, и, протянув его вперед, привязали к цепи ближе к воде, после чего тросом туго обтянули корму. Между тем второй помощник разъединил смычку цепи на тридцати фатомах и, выводя конец, встал рядом, чтобы позволить цепи свободно разматываться.
Все было готово. Отдали приказ спускать трос, и, пока цепь выходила через якорную трубу, на корме закрепили трос. По мере его натяжения нос корабля уваливался под ветер, и, как только парус расправился, мы привели корабль к ветру. Вскоре имели удовольствие наблюдать, как корабль движется вперед вместо дрейфа кормой, сочли за удачу то, что потеряли всего один якорь и трос. Остаток дня посвятили тому, что кормили и поили негров. Выбросили также за борт весь древесный материал, валявшийся на верхней палубе, после чего приобрели больше свободного пространства. Теперь настало время подумать об учреждении вахты на ночь. Для удобства негров ничего нельзя было сделать до утра.
Забыл сказать, что два португальца, помогавшие переправлять негров на борт, вернулись на берег в одной из прибойных лодок по завершении погрузки.
Ранним утром следующего дня мы готовили для негров еду. Заполнили на три четверти один из котлов рисом и назначили двоих наиболее сообразительных черных коками. Бондарь выступал надзирателем. Пока все это происходило, мы спустились в трюм посмотреть, как его обитатели провели прошедшую ночь. Их изможденные взгляды свидетельствовали о пережитых страданиях. Было удивительно, что половина их, запертых в таком тесном и душном помещении, не погибла. Мы обнаружили пять или шесть мертвых тел, которые вынесли на палубу и приготовили для захоронения на морском дне. Не было и намека на какую-то религиозную церемонию. В том состоянии, в каком они были, голыми и изможденными, их выбросили за борт. В течение долгого времени мы могли видеть, как их тела следуют за кораблем. Я не мог находиться внизу долго, из-за зловония чуть не задохнулся. Выбравшись на палубу, услышал, как капитан сказал, что ко времени восьми склянок негров следует вывести на палубу для приема пищи. Пока они будут заняты трапезой, мы должны основательно почистить трюм.
Как раз перед тем, как должны были пробить семь склянок, капитан сообщил команде, что вахт внизу до полудня больше не будет, поскольку людей так мало, что никого нельзя отвлекать от своих обязанностей в течение дня. Нам сказали также, что команде следует оставаться на палубе в дневное время просто из соображения безопасности, иначе негры могли бы счесть соотношение сил в свою пользу, когда заметили бы нашу малочисленность. Мы не могли возразить против этого, поскольку предостережение выглядело достаточно разумным. Нам следовало довольствоваться восьмичасовым отдыхом каждую ночь, а может, и меньше, поскольку, если возникала необходимость убавить паруса, на палубе обязательно требовались все члены команды.
Команда завтракала в семь часов, а в половине восьмого мы принимались за дело, начиная выводить негров на палубу. После того как палуба заполнялась так плотно, чтобы нам едва хватало места, чтобы кормить их, мы обнаружили, что большое число негров, поделенных для приема пищи, осталось внизу и ело там. Бондарь и его коки кормили детей приготовленным к этому времени рисом, от которого поднимался пар. Детей обносили порциями риса, и вдобавок им выдавалось по две галеты. Очень немногие туземцы проявляли желание есть, но испанец, особо ответственный за их жизнь, брался за конец веревки и стимулировал их аппетит ударами по их обнаженным плечам. Бедные негры, вынужденные таким образом есть через силу, быстро погружали два пальца в горячий рис и, захватив горсти, клали их в рот. Рис был еще горячим, они перекатывали его во рту языком, прежде чем еда становилась пригодной для глотания, при этом их глаза готовы были вывалиться из орбит. Через две-три трапезы они научились дуть на рис, прежде чем отправить его в рот.
Кормежка занимала почти три часа. Жестокое обращение наряду с тошнотой провоцировали морскую болезнь, затрудняя глотание. После ухода детей негров обносили оловянным котелком, в котором содержалась кварта пресной воды.
Перед продолжением повествования было бы неплохо охарактеризовать негров. Туземцы-крумен превосходили во многих отношениях представителей других племен. Высокие и статные, здоровяки, они, несомненно, сулили самую высокую цену на рынке. Понимая португальский язык, они в качестве переводчиков представляли большую ценность для испанца. На плантации, где содержался наш груз до перемещения в загон, туземцы-крумен надзирали за другими. На борту корабля их снабдили хлыстами и наделили правом ругать и бить обычных негров, когда им этого хотелось. Мне показалось, что они прибегали к этому чаще, чем было необходимо, и получали подлинное удовольствие от своего поведения.
Туземцы-крумен носили на спинах клеймо в виде буквы, у некоторых передние зубы были остро заточены. Цвет их кожи у одних – очень черный, у других – более светлый, бронзовый. Те туземцы, чьи зубы не обтачивались, имели великолепные зубы. Их зубы были белыми, ровными, совершенными во всех отношениях, будто искусственными, и блестели, как бриллианты. У туземцев-крумен, сложенных более пропорционально, чем другие негры, носы не были такими плоскими, а губы – пухлыми. Полагаю, они имели имена на своем языке, но произнести их было слишком сложно для нас, поэтому мы выбирали фаворитов и давали им клички: Грота-штаг, Крамбол, Раксклот, Каболка и другие морские термины. Этим людям доверялось выполнение ряда работ, а по ночам они поддерживали порядок и тишину в трюме. Им поручали кормление негров. Мы же просто надзирали за этим и следили, чтобы каждый туземец получал надлежащую порцию еды и не больше. У нас никогда не было основания наказывать их, поскольку они выполняли порученную работу добросовестно. Они даже вызывали определенную симпатию некоторых членов команды, которые снабдили их одеждой и табаком. Трубка и табак давали им ощущение полного счастья, казалось нисколько не омраченного думами о будущем.
Других негров насчитывалось около восьмисот. Это были люди всех комплекций и возрастов – от грудных младенцев до мужчин и женщин сорокалетнего возраста. Многие из них носили клейма причудливых форм. В ряде случаев метками было покрыто все тело – даже лицо не составляло исключения. Большое число из них имели, как и крумен, обточенные передние зубы. Когда они раскрывали свои большие толстые губы, то выглядели свирепо. Лишенные всякого интеллекта, не имевшие даже сообразительности собаки-ньюфаундленда, они были также форменными трусами. Один белый человек мог запугать сотню негров или манипулировать ими. Женщины были отважнее, и если бы только они находились на борту нашего корабля, то после двухнедельного пребывания в открытом море начался бы мятеж. Невольниц насчитывалось около двух сотен, и их поместили, как я уже отмечал, на юте. За немногими исключениями, они представляли собой физически прекрасные образцы разных рас. Пять или шесть самых молодых особей были безнадежно больны – полагаю, они жаловались на чахотку. По ночам женщины производили больше шума, чем все мужчины. Поэтому, отбывая вахту, я часто замечал испанца с хлыстом в руке, скачущего среди них и яростно бьющего направо и налево – такое обращение давало положительный эффект.
У нас на борту имелось пятьдесят или шестьдесят негритянских мальчиков в возрасте от шести до четырнадцати лет. Все они были крепкого телосложения и обладали отличным здоровьем. Молодежь не доставляла никакого беспокойства по ночам, свирепые взгляды туземцев-крумен подавляли любые подобные поползновения.
Перед тем как отправить негров вниз, трюм следовало основательно вычистить, и для этого изобрели определенную систему. Испанский капитан, как его стали наконец называть – никакого другого имени не прижилось среди моряков, – разделил большинство туземцев-крумен на группы, а трюм перегородил на участки. Каждую группу обязали содержать свой участок в чистоте, и определенное число негров следило за этим. Оставшихся черных разместили на палубе, заставляя их делать все, что необходимо.
