Перед тем как отправить негров вниз, трюм следовало основательно вычистить, и для этого изобрели определенную систему. Испанский капитан, как его стали наконец называть – никакого другого имени не прижилось среди моряков, – разделил большинство туземцев-крумен на группы, а трюм перегородил на участки. Каждую группу обязали содержать свой участок в чистоте, и определенное число негров следило за этим. Оставшихся черных разместили на палубе, заставляя их делать все, что необходимо.
После предварительных приготовлений началась настоящая работа. В короткое время трюм полностью выскребли и уложили ровно пол, лежать на котором стало намного удобнее. Как раз перед носовым люком для вытапливания китового сала были привязаны два пустых котла, занимавшие большое пространство, необходимое для других целей. И так как котлы были излишней роскошью для такого китобойного промысла, как наш, мы добились от капитана разрешения потренировать на них свою силу при помощи мушкелей. После многочисленных мощных ударов нам удалось наконец разбить котлы на кусочки достаточно малые для того, чтобы их поднять и выбросить за борт. Трюм после этого значительно улучшили, и негров отправили туда с более благоприятными перспективами для жизни. В каждом люке установили виндзейль и отладили его работу. Когда появлялся какой-либо ветерок, в трюм поступал свежий воздух.
Испанский капитан, наша опора в уходе за неграми, относился к ним излишне сурово. Капитан нашего корабля рассказывал, что испанец восемь раз перевозил живые грузы на Кубу и ни разу не попадал впросак. Имея такой большой опыт, он прекрасно знал наилучшие и безопасные способы обращения с неграми. При сравнении количества негров на борту с численностью команды (нас было всего восемнадцать человек) становилось очевидным, что приказы относительно их в связи с наказанием или чем-нибудь еще должны были выполняться быстро и без малейшего проявления боязни. Страх негров перед испанцем был столь велик, что я искренне верю в его способность контролировать их в одиночку. Тем не менее я не замечал в его поведении преднамеренной жестокости, за исключением двух-трех случаев, о которых будет упомянуто в дальнейшем.
Он пользовался любовью девочек-негритянок, и я не помню ни одного случая, когда бы он наказывал их или давал указание делать это туземцам-крумен. Во многие жаркие, знойные дни, когда над верхней палубой натягивали навес, он разрешал малышкам резвиться и играть под ним, часто проявляя изобретательность, способствуя детским развлечениям. Нередко он брал небольшие ситцевые лоскуты длиной восемнадцать или двадцать дюймов, привязывал их к элементам такелажа и затем начинал состязания в беге, давая каждой девочке равную возможность первой сорвать лоскут. Это был приз самой удачливой, и ей завидовали те, которым не удалось этого сделать. Ситец затем использовался на практические нужды, например на изготовление фартуков. Испанец был искушен в медицине и спас несколько жизней своими разумными методами лечения.
Как только негров отправляли вниз после еды, он готовился к их следующему кормлению через равные промежутки времени. В восемь часов утра подавался завтрак. Затем детей следовало помыть, пропитать соленой водой. Их по одному передавали группе взрослых, члены которой должны были помыть им руки и лицо. После этого каждому мужчине, женщине или ребенку выделялась кварта пресной воды. Те же действия повторялись после обеда, который начинался в три часа пополудни. Вначале для приема пищи требовалось почти три часа, но после недельной практики это время сократилось до двух часов.
В первый день, когда мы заканчивали их кормление после полудня, часы показывали шесть часов. В это время все черные должны были уже быть в трюме и оставаться там всю ночь. После мытья палубы мы спускались в трюм, чтобы убедиться в правильном обращении туземцев-крумен с неграми. Начиная с носовой части мы заставляли первого негра лечь на пол головой против ветра, лицом к носу корабля, чуть подтянув колени к подбородку. За ним клали другого негра, который касался грудью спины первого и колени которого сгибались под аналогичным углом. Мы напихивали их в такой манере, ярусами, соответственно длине и ширине трюма. Туземцы-крумен пользовались привилегией разваливаться как хотят, но в их обязанности входило держать других невольников в предназначенных им местах. Когда рассветало, негры меняли положение по собственному усмотрению.
Каждое утро в пять часов мы начинали драить верхнюю палубу, что также было сигналом для бондаря вызывать коков и готовить еду для черных. Палубу драили и скребли до семи часов, после чего вахтенный на палубе давал знак вахтенному в трюме звать членов команды на завтрак. На это нам выделялось полчаса, после чего следовало посылать негров на палубу и организовывать их в отдельные группы для приема пищи. В недельный срок мы их приучили к порядку и больше не имели неприятностей.
Капитан-испанец выбрал среди туземцев-крумен обслугу для медицинских целей. Этот негр назывался «шикко», что означало на туземном языке «врач», и оказывал большую помощь своему хозяину. Шикко обнаружил внизу много больных. Испанец посовещался с капитаном корабля, и в результате на возвышенном полубаке был сымпровизирован лазарет. Туда переносили всех больных и незамедлительно проводили лечение. Дизентерия, которую, несомненно, вызвали главным образом перемены в питании и вода, была главной и наиболее смертоносной болезнью, от которой они страдали. После долгих мучений все первые пациенты скончались. Имели место два-три случая заболевания оспой. Больные получили быстрое лечение, но тоже умерли. К счастью, эта роковая болезнь больше не распространилась. Если бы случилось иначе, то бог знает, как бы сложилась наша судьба. Случилась одна примечательная болезнь, которую капитан называл прибрежной цингой. Заболевший ею человек раздувался до тех пор, пока его кожа не становилась прозрачной. Ни одно лекарство не действовало, а страдания больного были невыносимы. Две недели он переживал ужасную агонию, перед тем как смерть избавляла его от нее. Был случай паралича среди негров, и испанец ничего не мог поделать с этим. Когда несчастная жертва брала чашку с водой, ее рука сильно дрожала, и это так забавляло негров, что они безудержно кричали и смеялись. Иногда требовался хлыст, чтобы их успокоить.
Во время перехода роды случились только раз. Негритянка была беременна двойней. Один ребенок сразу умер, другой прожил лишь несколько часов.
Когда негры отправлялись на ночь вниз, по одному вахтенному было приставлено к люкам, чтобы по два часа наблюдать за ними до рассвета. По истечении этого срока происходила смена вахтенных. Выполняя свои обязанности, люди носили при себе местные африканские мечи или ножи, которыми их снабжал испанец. Оружие выглядело как большой заржавленный кухонный нож для сыра и, по-моему, годилось только для производства насечек крышки люка. Когда негры шумели, вахтенный кричал что-то, похожее на «Заткнитесь!». Это магически действовало на негров, и они мгновенно успокаивались.
Команда пожелала более серьезно вооружиться для самозащиты на случай внезапного нападения, однако испанский капитан сказал, что один вид таких заржавленных старых ножей внушит больше страха, чем десяток револьверов. Большинство негров, по его словам, не имеют представления о пистолетах и поэтому не испытывают к ним никакого страха. Я думаю, это «бабушкины сказки». Видимо, команда, вооруженная револьверами, представлявшая серьезную силу, в случае конфликта с офицерами могла на судне захватить власть. Мы носили свои финки, как принято у матросов, за поясом до тех пор, пока капитан не намекнул нам прозрачно, чтобы мы не показывали их неграм, которые могут впасть в соблазн воспользоваться ими.
Люки не задраивались, трюм оставался открытым днем и ночью. После нашего четырехнедельного пребывания в открытом море некоторые негры так осмелели, что по ночам, вопреки приказам туземцев-крумен, подбирались к люкам. Удар вахтенного по голове мечом плашмя действовал на каждого из них наилучшим образом, после чего следовало мгновенное исчезновение внизу нарушителя дисциплины.
Однажды утром туземец-крумен сообщил испанскому капитану об одном таком ночном нарушении. Виновника заставили лечь на палубу лицом вниз, вытянуться во весь рост и привязали к рым-болтам. После этого один из туземцев-крумен начал хлестать беднягу по спине, и, когда тот ослаб, другой туземец занял его место и возобновил битье. Негр стиснул зубы, но не проронил ни звука. Испанец жаждал крови, но кожа негра была столь прочна, что кровь так и не появилась, битье прекратили лишь после того, как несчастный почти испустил дух.
В переоборудованной каюте для младших офицеров имелась крупная дородная женщина, которую матросы называли «мисс Морская Свинья». Судя по улыбке, которая постоянно играла на ее лице, она, видимо, была довольна таким обращением и жилым помещением. Однажды она проявила желание поглядеть на море за перилами, и кто-то позволил это сделать. Я вздрогнул от неожиданного пронзительного крика женщины и, взглянув на корму, увидел, как испанец ругает мисс Морскую Свинью. Левой рукой он держал ее за волосы, в то время как она громко ревела. После того как он дал ей сильный шлепок, в одну из балок каюты вбили гвоздь и привязали к нему бечевку, державшую руку мисс Морской Свиньи. Испанец подозвал переводчика и сказал ему какие-то слова, которые после перевода успокоили мисс Морскую Свинью, поскольку ее рев сразу прекратился, но она старалась избегать взгляда испанца.
